— Но, герр Питер, вы же государь, это не ваше дело. Есть на то подданные.

   — Нет, милая курфюрстина, я должен являть своим подданным пример в любой работе. Только так я смогу вытащить мою страну из нищеты и темноты.

   — А достанет сил?

   — А почему бы и нет, — засмеялся Пётр и, взяв со стола серебряную тарелку, свернул её в трубку. — Пока есть, как видите.

   — Поразительно! — воскликнула Шарлотта.

С немым восторгом смотрел на Петра юный Георг, как всякий мальчишка, уважающий настоящую силу. И тихонько под столом тужился скрутить, согнуть ложку.

   — Но что вы более всего любите, герр Питер?

   — Конечно, море, — не задумываясь, ответил Пётр. — Но у меня его, увы, мало, да и то за него воевать приходится, поневоле начнёшь учиться стрелять.

   — Ну кроме моря что? Охоту, музыку?

   — Нет. Охоту мой отец любил, я к ней равнодушен. А музыка? Как сказать? Когда повеселиться, подвыпив крепко, тогда и музыка годится.

   — Тогда давайте выпьем ещё, герр Питер, — неожиданно предложила сама Софья.

   — С удовольствием, милая принцесса. За ваше здоровье.

После этого все присутствующие выпили за здоровье хозяйки, а Пётр ревниво следил, чтоб все выпивали до дна. И сделать это даже принцесс заставил:

   — Попрошу зла не оставлять.

Шарлотта, до того более помалкивавшая, предоставив возможность матери вести разговор, неожиданно попросила:

   — Герр Питер, покажите, пожалуйста, ваши руки.

Пётр с удовольствием протянул ей руки ладонями вверх.

   — Пожалуйста, милая курфюрстина.

Шарлотта потрогала белым пальчиком мозоли, ставшие давно твёрдыми и коричневыми. Софья тоже потрогала их.

   — А я, — неожиданно подала свой тоненький голосок Доротея.

   — О-о, милое дитя. — Пётр вскочил с места, подошёл к девочке, неожиданно схватил её за головку, прижав ладонями уши, приподнял и поцеловал и, засмеявшись, молвил: — Ах, жаль мой сынишка мал ещё. А то б всенепременно сосватал за него это сокровище. («Сокровище» сердито поправляло сбитую царём причёску).

   — У вас есть сын, герр Питер?

   — Да. Алексей.

   — И сколько ему?

   — Семь лет всего.

   — А не пора ли этому сокровищу идти спать? — молвила Софья. — И тебя, Георг, касается.

   — Что я, маленький? — отвечал мальчик.

   — Позволь и тебя поцеловать, дитя. На прощанье, — сказал Пётр и тоже поцеловал мальчика в лоб. — Раз мама отсылает, надо слушаться.

   — Герр Питер, ваше величество, — взволнованно сказал Георг. — Отчего я не смог даже ложку согнуть?

   — Ах-ха-ха-ха, — рассмеялся весело Пётр, увидев в руках мальчика злосчастную ложку. — Вырастешь, согнёшь, если, конечно, будешь трудиться.

   — Вот видишь, Георг, его величество попрощался с вами. Идите спать. Вилли, позови Фриду.

Камергер вышел. Мальчик попросил Петра:

   — Ваше величество, покажите мне на ложке, как это делается.

   — Георг, — с укоризной сказала Софья.

   — Нет, нет, я с удовольствием, — сказал Пётр и взял из рук Георга ложку. — Вот смотри, сынок.

И легко, безо всякой натуги, сперва скрутил её, а потом и согнул в кольцо.

   — Как видишь, всё просто.

   — Я возьму её на память, — сказал мальчик и засунул в карман.

Пётр ласково потрепал Георга по голове. Камергер пришёл с девушкой, она сделала глубокий книксен в сторону Петра.

   — Фрида, уложи детей, — приказала Софья.

   — Где, ваше высочество?

Софья переглянулась с Шарлоттой.

   — В самом деле, где их уложить? В мезонине если, но там... Герр Питер, — обратилась Софья к Петру, — вы не хотите ли послушать прекрасную итальянскую музыку?

   — Воля ваша, милая принцесса, вы тут капитан, командуйте, — отвечал Пётр, взявшись вновь наполнять кубки.

   — Вилли, зови итальянцев. Фрида, а ты с детьми ступай туда. Мы потом приищем место музыкантам, в крайнем случае в каретах переночуют.

Музыканты, спустившись сверху, быстро расселись и ударили по струнам, смычкам и клавишам. Певица запела чистым, знойным голосом. Пётр, поманив пальцем Меншикова, что-то сказал ему, тот исчез за дверью, ведущей на кухню, и вскоре явился с подносом, заставленным стаканами. Пётр стал деловито наполнять их вином и, едва певица кончила песню, сказал:

   — У нас не принято на сухое горло и петь и плясать.

И понёс поднос музыкантам, велел всем выпить, не исключая и певицу. Как-то незаметно случилось так, что гость стал распоряжаться в доме, а настоящая хозяйка тому не только не противилась, а, наоборот, радовалась.

   — Герр Питер, — сказала Софья, уже захмелевшая. — А не станцевать ли нам?

   — С удовольствием. Но сперва я должен посмотреть, как танцуете вы.

   — Шарлотта, давай покажем.

Музыканты заиграли, курфюрстины начали танцевать, но что-то не устраивало Петра, он кивнул:

   — Алексашка, тащи наших музыкантов.

Меншиков исчез и вскоре появился с нашими балалаечниками, ложечниками, дудочниками.

   — Мин херц, что ж мы тут с двумя фраумами, там такие девчонки-ягодки.

   — Зови всех.

С улицы стайкой входили служанки и слуги принцесс, жались к стенам. Пётр окончательно взял в свои руки управление вечером. Разлив вино в стаканы, он первым делом напоил музыкантов и приказал:

   — Ребята, жарьте нашу плясовую.

Те ударили «русскую», на круг вылетел Алексашка и пошёл так отбивать дробь, что звенела посуда на столе. Пётр, размахивая руками, кружился вкруг него. Ментиков запел:

   — Что, что он спел? — пристала Софья к Лефорту, заинтригованная смехом русских.

   — Он спел о любви соловья к кукушке, ваше высочество, — перевёл Лефорт. — А это на русском языке очень смешно.

А Меншиков, притопывая, заорал другую:

Тут и Лефорт не удержался, захохотал, и опять курфюрстина Софья попросила перевести.

   — Это, ваше высочество, река Дон разлилась, а воробей и заяц, подтянув штаны, переходят вброд.

   — Воробей и заяц подтягивают штаны, это вправду смешно, — согласилась, улыбаясь, принцесса.

   — Танцевать всем! — закричал Пётр, не любивший бездельных зевак даже в веселье. — Всем, всем.

Кончилась пляска, Софья неожиданно заявила:

   — Я хочу тоже научиться «русскую» плясать.

   — Лефорт, покажи, видишь, я занят, — приказал Пётр, снова наполняя стаканы. — Алексашка, угощаем всех!

Сам нёс на подносе стаканы, заставлял пить и мужчин и женщин, кто отказывался, настаивал с упрёком:

   — Как так? За здоровье своей курфюрстины не выпить? Пей, душа моя, пей.

А Лефорт меж тем, выйдя с Софьей на круг, показывал, как пляшется «русская».

   — С каблука на носок, ваше величество, с носка на пятку. Вот так, вот так.

А Пётр не успокоился до тех пор, пока не обнёс всех вином, заставляя мужчин пить и по два стакана, второй уже за его, Петрово, здоровье.

Потом начались всеобщие танцы. Пётр приказал своим преображенцам-музыкантам разбирать дам и танцевать: «Пусть играют итальянцы». Сам схватил Софью, кружился с ней, хохоча и притопывая. Несмотря на большой рост, был ловок и галантен. Софья тоже раскраснелась от выпитого вина и от веселья, виновником которого был её высокий гость — царь всея Руси.

   — Мин херц, — подлез Меншиков к Петру. — А что это у их дам рёбра как железные, взяться не за что, пощупать невозможно.

   — Дурак, — рассмеялся Пётр, — это у них корсеты на китовом усу. Вот воротимся домой, велю нашим боярышням носить такие же. А то расплылись квашнями, видеть тошно. А эти, вишь, стройные как осы.