– Конечно, проверяю. Я всегда так делаю, – медленно кивнул Ремус. – И я видел, что сидишь не с Драко, а Гермиона – не с Роном, – он поднял руки. – Но улыбался я совсем не поэтому.

Гарри скрестил руки на груди, опустил голову и насупился.

– Ты сидел такой грустный, Гарри. Я и подумал, что сегодняшний урок может поднять тебе настроение, только и всего.

– Ой, – Гарри почувствовал, что краснеет, слегка выпрямился и одарил Ремуса извиняющейся улыбкой. – Прости, пожалуйста. Урок и впрямь был замечательный.

– Ну и отлично. Хорошо, когда правильно просчитываешь ситуацию, – Ремус внимательно осмотрел Гарри. – А почему ты поссорился с мистером Малфоем?

– Ну, слово за слово, – пожал плечами Гарри. – Рон мне нахамил, а Гермиона промолчала. Вот Драко и считает, что я не должен приглашать ее на бал.

Ремус прикрыл лицо рукой, но так и не смог скрыть свое веселье:

– Боже мой! Подобные мероприятия всегда вызывают кучу эмоций у юнцов. С возрастом это пройдет.

– Проблема Рона вовсе не в этом, – заметила Гермиона.

На лице Ремуса появилось любопытство. Гарри вытащил палочку.

– Гарри?

– Дверь запечатана?

Ремус небрежно отмахнулся и покачал головой: – Подробности мне не нужны. Рон узнал кое-что, что не должен был узнавать?

– И плохо это воспринял.

– Да еще и нападение! – встряла Джинни. – До людей Рону и дела нет . Только и беспокоится, что о Дюране, да о том, как это скажется на расписании квиддичных игр.

– Пойми, Джинни…

– Она права, – перебила Ремуса Гермиона. – Рон может назвать любую перенесенную игру, любую перестановку в команде, но даже не замечает , что Джинни встречается с магглорожденным волшебником.

Взгляд Ремуса на секунду остановился на лице Гарри. Гарри пожал плечами. Подобные взгляды Рона почему-то не задевали его, хоть он и не мог объяснить причину. Внимание Ремуса вновь вернулось к Гермионе и Джинни.

– Думаю, что вы недооцениваете чувства вашего друга.

– Вы не понимаете, – начала Джинни.

– Джинни! Выслушай меня, пожалуйста, – мягко попросил Ремус. – Мне кажется, что в данном случае я как раз могу понять чувства Рона. Сириусу тоже было свойственно подобное. Просто Рону легче сочувствовать конкретным людям, а не абстракциям…

– А девять погибших не были конкретными людьми? – взвилась Джинни и затихла под пристальным взглядом Ремуса. – Простите, профессор.

– И девять хогсмидских жертв и причины, по которым их убили, не имеют прямой связи с жизнью Рона, – Ремус взял со стола свиток пергамента и принялся вертеть в руках. – Думать об их гибели означает рассуждать о социальных связях, чистоте крови и о том, что хуже – смерть или поцелуй дементора. Думаю, что немало времени пройдет, прежде чем Рон сможет обдумать столь сложный и далекий от его повседневной жизни предмет. Ему куда проще говорить о Тренте Дюране. Дюран – один человек, причем человек, которого Рон почти что знает. Дюран не имеет никакого отношения к конфликту, жертвой которого оказался. И, наконец, Дюран играет в квиддич, а о квиддиче Рон знает все и может выразить свои эмоции. Это не свидетельство эмоциональной бедности Рона – просто так ему легче.

Гермиона неожиданно расплакалась. Джинни, прожигающая взглядом дырку в полу, даже не шевельнулась, чтобы хоть как-то успокоить подругу. Гарри ласково погладил Гермиону по спине, и она приникла к нему, все еще всхлипывая.

– А как насчет нее ? – спросила Джинни, подняв глаза на Ремуса и указывая на Гермиону. – Она-то не абстракция. Она часть его жизни!

– Связывать Гермиону, – Ремус обрисовал в воздухе силуэт, изображающий Гермиону, – с «магглорожденными», – другой силуэт, – это абстракция. Рон знает, что данная связь существует – он далеко не глуп. И я уверен, что он понимает, что грозит Гермионе. Просто он не может перевести эти чувства в конкретику.

А ведь так и есть, подумал Гарри. В этом весь Рон. Когда предмет обсуждения был слишком сложен, рыжик говорил лишь о тех частях, которые понимал. Правда, о них он говорил слишком много.

– Ты – это ты, – кивнул Ремус Гермионе. – Тебя не убили.

– Вот поэтому все так далеко и зашло! – сердито сказала Гермиона, раздраженно утирая слезы. – Потому что люди не хотят видеть связь.

– Разве ты не понимаешь, что подобный взгляд на вещи – достоинство Рона, не недостаток? То, что он видит в тебе тебя , не просто магглорожденную ведьму, не чудо природы или что-то в этом роде, – Ремус поерзал на стуле. – Я хорошо помню, насколько он был испуган, когда в первый раз увидел меня после трансформации. Я был уверен, что после этого Рон никогда не сможет воспринимать меня как человека. И что же? Когда мы снова встретились, я был для него «профессор Люпин» и он отнесся ко мне куда лучше, чем более взрослые и привычные к этому люди, – лицо Люпина исказила горькая усмешка. – Разумеется, это означает, что он способен наговорить при мне гадостей об оборотнях и даже не обратить на это внимания.

Гарри кивнул, соглашаясь. Ремус встретился с ним взглядом и снова повернулся к девушкам:

– Рон такой, какой есть, и вы это знаете. Если хотите, можете высказать ему свое мнение, только не думайте, что если он не может подобрать слов для выражения своих чувств, то у него этих чувств вовсе нет.

Гарри прижал Гермиону ближе – и для того, чтобы успокоить ее, и для того, чтобы успокоиться самому. Наконец он набрался смелости, чтобы задать вопрос, больше всего беспокоивший его.

– Но почему Дюран? Ты знаешь?

Ремус сморщился:

– Я ничего не мог сделать, Гарри. Ничего, клянусь тебе.

– Но ты знаешь ?

Ремус тяжело вздохнул:

– Я же слышал выступления Рэндольфа. Он не скрывает своей стратегии.

– Я понимаю, когда оборотни нападают на министерских чиновников, – продолжил Гарри. – И даже одобряю. Это люди, принимающие и поддерживающие несправедливые решения, враги, если хочешь. Но при чем тут игрок в квиддич? Он ведь ничего не мог сделать для их поддержки и никогда не причинял им вреда.

– Дюрана выбрали лишь из-за его популярности. Просто для того, чтобы люди видели, как заразили их любимца.

– Значит, оборотни вовсе не знают, что такое слава. Люди просто отвернутся от Дюрана, да и все – и некоторые это уже сделали. Неужели оборотни этого не понимают?

– Очевидно, не понимают, – Ремус положил пергамент на стол. – Большинство, по крайней мере. Ты понимаешь, я вижу это по твоим усилиям, – он прищурился. – Рэндольф – идиот. А у его последователей настолько нет выбора, что они готовы поддержать любые действия, лишь бы изменить хоть что-то.

– Но они ведь теряют любые шансы на поддержку большинства…

– Я знаю это, Гарри!

– Тогда почему я не могу доверять тебе? – завопил Гарри.

Воцарилось долгое молчание. Гермиона засопела и дрожащим голосом произнесла:

– Ну что ты, Гарри, я уверена, что можешь…

Ремус прервал ее: – Думаю, на сегодня достаточно. Гарри, твоя способность хранить секреты оставляет желать лучшего, – он поднялся и вежливо кивнул всем троим. – Можете еще как-нибудь зайти.

Гарри, Гермиона и Джинни медленно вышли в коридор. Лицо Гермионы было залито слезами, но она не издала ни звука, Джинни была подавлена и встревожена, а Гарри хотелось кого-нибудь прибить. Сейчас он искренне жалел, что подружился с Драко – а то можно было бы найти его, прицепиться к старому оскорблению и от души подраться. Рон, конечно, тоже подойдет, но рыжик может в пылу ссоры выкрикнуть что-нибудь об отце Гарри.

Когда Гарри вернулся в спальню, он нашел на подушке запечатанный конверт.

– Ты не знаешь, от кого это? – обратился Гарри к Шеймусу. Кроме ирландца, в спальне никого больше не было.

– Понятия не имею.

Гарри распечатал конверт и прочел записку, написанную аккуратным почерком Северуса:

П риходи ко мне во время ужина. Используй порт-ключ.

Гарри спрятал письмецо во внутренний карман мантии, вытащил из тумбочки коробочку с порт-ключом и вышел в гостиную. Увидев Гермиону, он предупредил ее, что на ужин не пойдет, и попросил говорить всем, кто будет спрашивать, что он просто дуется. Они еще успели поговорить о занятиях ДА и составить список тех, кого стоит предупредить. Когда студенты начали собираться на ужин, Гарри отправился погулять. Ему нужно было отыскать укромное местечко, где никто бы не заметил его внезапного исчезновения.