– Ты сказал, что нельзя принимать в Хогвартс… тех, кто ничего не знает о магии. Тому, кто и о Хогвартсе-то никогда не слыхал.

– Я просто имел в виду… – Драко осекся. – Ой, ты что, правда ничего не знал о Хогвартсе?

– Нет, конечно. Стоило мне лишь произнести слово «волшебство» – и меня оставляли без обеда и запирали в чулан на целый день. И свет иногда выключали – а я даже не знал почему.

– Мать твою, – выдохнул Драко. – Ладно. Так ты говорил о письме и о самовлюбленных идиотах.

– Да. Итак, у нас появилось множество солидных, веских причин ненавидеть друг друга. Ты желал погибели мне и моим друзьям и во всеуслышание клялся поддерживать того, кто неоднократно пытался убить меня. Я отвратительно вел себя по отношению к тебе, и твой отец попал в тюрьму, пытаясь подстроить мне ловушку. Наша ненависть стала реальной, – Гарри заставил себя дышать ровно. – И все же мне хотелось бы, чтобы мы смогли переступить через нее. Даже если в политическом плане мы останемся врагами. Я не могу сейчас ничего сделать ни с Волдемортом, ни с Фаджем. Но я мог сказать тебе: «Здравствуй!»

Драко ничего не ответил, лишь молча смотрел, как небо над квиддичным полем горит огнем заката. Последние лучи золотили его почти белые волосы.

– Я рад, что ты это сказал, – выдавил он наконец и неуверенно добавил: – Знаешь, а я ведь тоже получил письмо. Не такое, как твое – там не было ни признаний, ни открывания души. От отца. Ему разрешают писать, правда, редко. Его письма потом проходят цензуру, поэтому он не может написать мне что-то секретное или в открытую приказать принять Метку. Хотя последнее письмо было именно об этом: «С сожалением должен заметить, что ты не выполняешь обязательств, свидетельствующих о том, что ты Малфой». Он стыдится моего бездействия.

Гарри постарался придать лицу участливое выражение. До него вдруг дошло, что они тут наедине, и что у Драко есть замечательная возможность доказать свою верность отцовским принципам.

– В этом семестре я без счета разговаривал с профессором Снейпом и очень надеялся получить от него прямой совет, но увы, – Драко остановился. Гарри мог видеть, как собеседник подыскивает слова, пытаясь продолжить не подвергая опасности своего декана.

– Мне иногда кажется, что Снейп и сам поддерживает Темного Лорда, – небрежно заметил он, рассчитывая, что такая двусмысленность может сработать.

Драко ахнул.

– Да ладно тебе! Не нужно уверять меня, что это притянуто за уши! – с насмешливым негодованием заметил Гарри. – И я говорю так вовсе не из-за того, что Снейп – слизеринец.

– Кого поддерживает, Поттер? – переспросил Драко.

– Темн… – Гарри смолк. – Ах ты, черт! – он стиснул зубы. – Волдеморта.

– Счастье, что никому в голову не придет, что Темного Лорда поддерживаешь ты , – сухо заметил Драко.

– Если бы!

Светлые глаза Драко чуть не вылезли из орбит:

– Неужели кому-то пришло?

– Не совсем, – покачал головой Гарри. – Но Гермиона жутко разозлилась, когда я произнес эти слова – тогда я в первый раз обратил внимание на то, что называю его именно так.

– С чего бы это?

– Дурная компания, – улыбнулся Гарри.

– Только меня в этом не вини, Поттер!

– Нет, это было еще до тебя. В любом случае, ты говорил о Снейпе.

– Да. Похоже, он не так уж уверен в том, кто одержит победу. Он посоветовал мне подружиться с младшими студентами, поддерживающими различные политические воззрения, и сказал, что союзники нужны во всех лагерях.

– Ну и что же ты?

– Я… – Драко сморщился, как от боли. – Я пытаюсь, но… Ну не умею я заводить друзей, не преследуя никаких далеко идущих целей. Обычно я всегда строю планы…

– Со мной у тебя получается.

– Да, но… это ведь ты . У нас с тобой есть общее прошлое, пусть даже неприятное, общие интересы, и вообще нам есть, о чем поговорить.

– С младшими студентами ты еще легче найдешь общую тему для разговора.

– Какую же?

– Ну, ты ведь уже знаешь то, что они сейчас проходят, верно? Вот и поговори с ними об этом. Спроси у них, нравятся ли им зелья, как у них с трансфигурацией. Кстати, однажды Макгонагалл показывала нам, как превратить полевую мышь в кошелек, а тут влетело две совы и…

– Я слышал об этом уроке, – улыбнулся Драко. – Но тогда все закончится тем, что мне придется помогать им с уроками.

– Может, и придется немного, – пожал плечами Гарри. – Зато у тебя появятся друзья.

– Как же просто придумать, как достать человека, и как трудно – как подружиться с ним, – вздохнул Драко в ответ.

– Ты собираешься подружиться с кем-то или убеждать всех вокруг, какой ты умный? – Гарри подумал, что вопрос звучит слишком резко, и быстро добавил, чтобы избавить Драко от необходимости отвечать: – Все и так знают, что ты умный.

– Да ты и льстить научился, Гарри? – улыбнулся Драко. – Не ожидал.

Когда Гарри возвращался в замок, все в нем пело от счастья. Он провел с Малфоем наедине больше часа, и ничего плохого не произошло. Радостное настроение слегка поувяло, когда он осторожно входил в общую комнату, но увидев, что Рона и Гермионы поблизости нет, Гарри снова воспрял духом. Зоя и Джинни болтали, сидя у камина, Колин пытался показывать Лаванде фотографии. Та не обращала на него никакого внимания, демонстративно громко болтая с Парвати, но изредка умеряла усилия, когда среди фотографий попадалось что-то интересное. Шеймус и Дин шептались о чем-то, сидя над общим пергаментом. Все в мире шло своим чередом.

Гарри поднялся прямо в спальню и, к своему смятению, увидел Рона. Рыжик сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки и подперев кулаками подбородок. Заметив Гарри, он поднял голову и ехидно спросил: – Повеселился?

– Да.

Незамысловатый ответ явно пробил брешь в неприкрытой враждебности Рона. Рыжий вздохнул:

– Прости. И чем же вы занимались с Малфоем? Придумывали оскорбления? Планировали, как завоевать весь мир?

– Играли в салочки на метлах, а потом разговаривали о дружбе, вражде и политических обязательствах.

Брови Рона поднялись домиком:

– Ты так говоришь, будто…

– Да, я знаю. Мерзкий злобный хам оказался обычным человеком, с обычными человеческими чувствами. Странно, правда?

– Но почему он показал это именно тебе?

– Мы об этом тоже говорили. Сначала его мучили страх и любопытство – я нормально повел себя с ним, и он хотел понять, что за игру я затеял, потом ему просто нравилось дразнить окружающих и обращать на себя внимание, а потом мое, как он выразился, «дикое поведение» повлияло на него.

Гарри перегнулся через кровать, вытащил палочку, открыл запертый ящик тумбочки, вытащил оттуда пару шоколадных лягушек и протянул одну Рону.

– С чего это вдруг ты запираешь ящик?

Гарри подмывало спросить, откуда Рон знает о том, что ящик заперт, но он подумал, что рыжик мог лишь сейчас узнать об этом. Он заставил себя пожать плечами: – Там мои зелья. Не хочу, чтобы кто-нибудь брал их, чтобы попробовать или еще что. Достаточно оставить зелье для расслабления мышц незакупоренным десять минут, и оно потеряет эффективность. Так что кто-нибудь из любопытства сунет в него нос, а меня потом скрутит так, что я двигаться не смогу. А так как никто не знает причину, из-за которой мне нужно принимать это зелье, то я не могу принимать его в открытую, а значит, не могу предупредить остальных, что его нельзя трогать.

– Вот как, – прикусил губу Рон, вертя в руках так и не открытую шоколадную лягушку. – А что ты еще принимаешь?

– Больше ничего, – увидев недоверие, появившееся на лице Рона, Гарри вздохнул. – Понимаешь, я просто подумал, что если Гермиона откопает хоть что-то про меня, то успокоится. К сожалению, я ошибся.

– Так ты что, специально это все?.. – вытаращился Рон.

– Да.

Рыжик хохотнул в ответ:

– Ты знаешь, что ты полный псих?!

– Рон, вчера вечером я запустил в себя Оглушающим заклятьем.

– И что же?