Однако 16 апреля 1664 года новый парижский архиепископ дал в порядке любезности аудиенцию Лансело, делегату Пор-Рояля. Вот что об этом сказал Перефикс: «Король убежден, что новая ересь зарождается в его королевстве; он знает, как важно предотвратить эту опасность и задушить ее в зародыше; он готов работать в этом направлении самым решительным образом, и я могу вам сказать, что на последнем совете дело могло дойти до весьма нежелательных крайностей, если бы я резко не воспротивился этому»{160}. Тем не менее архиепископ не помешал появлению апрельской королевской грамоты с приказанием опубликовать антиянсенистские буллы пап Иннокентия X и Александра VII с требованием, чтобы все имеющие бенефиции подписали «Формуляр» 1657 года{201}. Будучи враждебно настроенным по отношению к Пор-Роялю и находящимся под давлением отца Аннй и иезуитов, Перефикс, который был тем не менее больше придворным, чем богословом, человеком живого ума, а не просто неуступчивым, предпочитал пойти на компромисс. Перефикс посчитал, что он его нашел в своем обращении, в котором устанавливалось отличие между «божественной верой в отношении права и человеческой веры в отношении факта»{160}.
Архиепископ не заставил себя долго ждать и уже 9 июля приехал из Парижа в Пор-Рояль, чтобы официально оповестить о своем письме и начать канонический визит. «Он высказал удовлетворение, — говорит Расин, — его ходом». Однако визиту не суждено было 14-го так хорошо завершиться, как он начался. Перефикс навязал монашкам в качестве духовного отца Мишеля Шамийяра — дядю будущего министра, ультрамонтанского священника и казуиста. Монашки отказались поступить против совести. 11-го они передали через Филиппа де Шампеня послание со своими подписями, в котором в самом начале была оговорка, проводящая грань между правом и фактом. Архиепископ оказался в смешном положении. Король и слышать более не хотел об этих взбунтовавшихся девицах. Внимание всей Франции было приковано к этим упрямицам. И тем не менее королевский эдикт о «Формуляре» не был специально направлен против женских монастырей! Перефикс, подражавший монарху, посчитал, что в этом деле задето его самолюбие. Но уязвленное самолюбие — плохой советчик, к тому же прелат не обладал — что позволило бы избежать худшего — флегматичным характером Людовика XIV.
Двадцать первого августа он прибыл в Пор-Рояль и в течение пяти часов распекал монашек, назвав их бунтовщицами, и всячески их оскорблял. А настоятельнице аббатства, Мадлене де Сент-Аньес де Линьи, племяннице Сегье, он не побоялся сказать: «Замолчите! Вы просто упрямица и гордячка, у которой нет ума, вы вмешиваетесь в дела, в которых ничего не смыслите. Вы глупая особа, дурочка, невежда, не понимающая, что говорит. Для этого стоит только взглянуть на вашу физиономию: на ней все это написано!»{160} Он выкрикнул и это: «Вы чисты, как ангелы, и горделивы, как Люцифер». И закончил он полицейской угрозой: «Продолжайте в том же духе! Продолжайте! Вы не умрете раньше, чем я вновь предстану перед вами: и это скоро случится»{160}. А пока монашки были отлучены от причастия.
Обещанное наказание было исполнено 26 августа. Архиепископ прибыл «в сопровождении группы комиссаров, или исполняющих эту должность, и с 200-ми жандармами, часть которых окружила здание, а другая расположилась во дворе, держа оружие наготове»{89}. Он заставил арестовать 12 монашек, в том числе настоятельницу, матушку Аньес Арно, и матушку Анжелику из Сен-Жана (Арно), которых сослали в разные монастыри. Трое из высланных из монастыря были дочерьми Арно д'Андийи. Прежде чем сесть в тюремные кареты, они потребовали благословения старого отшельника. Другим архиепископ назначил в качестве настоятельницы монахиню монастыря Явления Богородицы. Но 12 сентября Перефикс получил всего лишь семь жалких подписей. Эти плачевные результаты нисколько не помешали архиепископу отправиться в Пор-Рояль де Шан 15-го, чтобы и там навязать свою волю.
Преследование помогло августинцам приобрести еще больше сторонников, не остановило выпуск янсенистской литературы и не придало веса бывшему воспитателю короля. Папа не усердствовал. И тут, желая положить конец всему этому, Людовик XIV потребовал от Рима новую буллу относительно «Формуляра», и папа Александр VII согласился подписать 15 февраля 1665 года «Regiminis apostolici» — буллу, к которой прилагался новый «Формуляр» с драконовскими требованиями{160}. 13 мая 1665 года Перефикс потребовал, чтобы его подписали, и 17-го приехал из Парижа в Пор-Рояль, чтобы подкрепить свое требование. Однако бунтовщицы не только продолжали стоять на своем и не приняли новый текст, но еще четыре монахини, подпись которых была получена ранее, в 1664 году, также отвергли новый текст. Шамийяр не добился лучшего результата.
Тогда по совету короля, который хотел отдалить от столицы источник мятежа, архиепископ нашел, казалось, в начале июля компромиссное решение. В предместье Сен-Жак должны были оставаться только подписавшиеся монашки, а парижские бунтовщицы и высланные под полицейский надзор отлучены от причастия и лишены возможности общаться с миром{160}.
Если ограничиться только драматическими событиями в Пор-Рояле, то можно было бы подумать, что Перефикс выиграл сражение. Но не так было на самом деле. За «Письмами Провинциалу» последовали памфлеты Николя. Придворная и судейская знать исповедовала взгляды августинцев. Уже в январе 1662 года у них появилась высокая заступница в лице герцогини де Лонгвиль, родной сестры Конде. Одно ее имя уже напоминало королю Фронду, поэтому ее заступничество им в какой-то степени и вредило. Но янсенизм расширяет через посредство некоторых епископов сферу своего влияния. Среди епископов самые большие августинцы — Арно (епископ Анже), Вьялар (епископ Шалона), Коле (епископ Памье), Павийон (епископ Але) — были также и самыми рьяными наставниками, которые лучше всех претворяли на практике слово и дело Тридентского собора. Летелье осмелился обратить внимание короля на заслуги Павийона{168}.
Ссора выходила за пределы Парижа и даже за пределы отношений между Парижем и Римом. Людовик XIV потребовал декларацией от апреля 1665 года принятия буллы «Regiminis apostolici». В ее тексте была фраза: «Формуляр с внесенными в него Пятью положениями должен быть подписан всем духовенством, светским и монашеским, и даже монашками»{201}, Николя Павийон, Шоар де Бюзанваль (епископ Бове), Анри Арно и Этьен де Коле, которые уже ранее отказались поставить свои подписи, а также отказались заставить других подписаться под всеми предыдущими документами, опубликовали папский текст, «но снабдили его таким пастырским толкованием, в котором проступало его отрицание»{130}. Александр VII, пришедший в ярость от такой насмешки, собирался устроить суд над четырьмя бунтовщиками, но смерть (1667) помешала ему это сделать. На смену ему пришел Климент IX.
Восшествие на престол нового папы должно было все изменить. Король, несмотря на свое предубеждение и вопреки позиции своего духовника, не решался слишком далеко заходить в этом деле. По его мнению, было не одно и то же: грубо обойтись с некоторыми неподчинившимися монашками и отдать под суд прелатов, окруженных ореолом святости. Кроме того, он знал, что не только парламент, но даже его совет стоят на достаточно галликанских позициях и что они, в силу этого, могли сблизиться с Пор-Роялем, тем более когда национальный формуляр подменялся ультрамонтанским. Наконец, он считал, — и в этом его поддерживал своими советами Лионн, — что переговоры по поводу индультов могли быть решены более успешно в том случае, если не будут предъявляться чрезмерные требования Клименту IX, который слыл человеком уступчивым. В подтверждение доброй воли он предоставил королю утвердительный индульт в отношении Трех Епископств (март 1668 года), затем три индульта (апрель) не только в отношении Руссильона и Артуа, но и в отношении трех территорий, которые Людовик XIV только что завоевал во Фландрии{130}. Затем, не признавая различия между правом и фактом, но принимая двусмысленно поставленные подписи (все четыре прелата, о которых говорилось, подписываясь под документом, «втихомолку включили в него текст, сохраняющий оспариваемое различие»{130}), он временно положил конец ссоре по поводу Пяти положений.
