Открывая доступ к службе способным разночинцам, Людовик XIV постоянно обновляет дворянство, поощряя элиту, обеспечивает переменную геометрию — основу постоянного соревнования — в щекотливых отношениях между элитой и дворянством. Людовик XIV заранее опровергает утверждение Шатобриана («Аристократия переживает три периода: период превосходства, период привилегий и период чванства»), ибо аристократия, которой король покровительствует и которую он формирует, совмещает в себе эти три свойства. Превосходство не исчезло с окончанием феодализма, оно объединяет теперь, исключительно по воле монарха, членов старого дворянства, несколько потесненного королем, подпавшего под его пристальное наблюдение и ставшего вновь относиться к своим обязанностям лояльно и с рвением; а также мужественных и талантливых разночинцев, сотрудничество которых Людовик XIV принимает и поощряет. В лагере чванства соседствуют две категории, занявшие выжидательную позицию: те новые дворяне, которые необходимы на службе — финансисты, откупщики, оценщики, — но еще недостаточно воспитанные, чтобы быть принятыми при дворе, и представители старого дворянства, которые считают службу ниже своего достоинства, ищут убежища во внутренней эмиграции, в историко-легендарных фантасмагориях или же в запутанных лабиринтах церемониала ради церемониала: юный герцог де Сен-Симон является классическим представителем этой категории чванливых дворян. В целом аристократия не бездействует благодаря королю и этим еще оправдывает свои привилегии. Разве можно сказать такое о царствовании Людовика XV?
Не имея возможности ни лишить привилегий дворян, не оправдавших его надежд, ни возвести в рант дворян всех достойных разночинцев, король вынужден постоянно идти на компромиссы, тщательно скрывая это. Он знает, что, когда в почете заслуги (а именно это имеет место в его правлении благодаря ему), дворянство — это сплошь элита, а элита — сплошь дворянство. Король знает также, что декретами общество не изменишь и что умный реформатор применяет малые, а не лошадиные дозы лекарства, и не прибегает к грубым операциям. Вот почему Людовик XIV при вознаграждении принимает во внимание ранее существующую иерархию, а продвижение по службе король осуществляет по законам официальной элиты, законам, которые создавались веками.
Между третьим и вторым сословиями всегда было что-то вроде промежуточного сословия, некая прихожая, через которую надо пройти, чтоб попасть в дворянство. И король старается теперь зарезервировать за ней как можно больше мест для своих слуг. Известно, что в 1666 году в период большого воинского набора военные служащие были освобождены от необходимости предъявлять доказательства о своей принадлежности к дворянству: им предоставлялась эта привилегия за службу в армии. Людовику XIV также нравится предоставлять хорошим сотрудникам скромного происхождения звание «королевского сотрапезника», позволяющее пользоваться множеством привилегий, льгот, освобождением от налогов и повинностей, и представлять их обществу как людей, стоящих на пороге возведения в дворянство. Жан Расин, ставший академиком в 1673 году и историографом Его Величества в 1677 году, назначается в конце 1690 года комнатным дворянином короля — получение этого звания делает окончательно из этого писателя придворного, и если это звание еще не возводит его, поэта, в ранг благородных, то, по крайней мере, облагораживает во всем королевстве до сих пор мало почитаемую профессию литератора{262}. Должность комнатного дворянина дает право на титул экюйе и освобождает от тальи, эда и даже от сбора с ротюрье за владение феодом{137}.
В 1693 году король учредит, как мы увидим, новый рыцарский орден, орден Людовика Святого, «королевский и военный», способствующий, как ничто другое, слиянию в единое целое самых способных людей страны, ибо возведение в ранг его кавалеров не зависит от происхождения. Одновременно Людовик достаточно великодушно раздает орденские ленты святого Михаила. Этот знак отличия, столь ценимый в XVI веке, обретает новую жизненную силу на более низком социальном уровне, так как не требует больше доказательств принадлежности к дворянству. Король дает его отныне своим лучшим архитекторам и художникам. Святой Михаил — это нечто среднее между нашим орденом Почетного легиона, которым награждают гражданских лиц, и орденом изящных искусств. Его удостаиваются Делаланд{122},[60] Самюэль Бернар.
Хорошему слуге остается подняться еще на одну ступень, и король считает его достойным возведения в дворянство. Подобное возведение в дворянство может быть осуществлено, как и при предыдущих королях, путем назначения на соответствующие должности. Основные виды службы при дворе, должность казначея Франции (Лабрюйер, Расин, Реньяр этим воспользовались), некоторые должности эшевенов (как в Лионе и Тулузе) — давали возможность «примазаться» к дворянам. Но Людовик XIV, который стремится наложить на все свою личную печать, гораздо больше ценит персональное зачисление в дворянство. Он не злоупотребляет этим способом, но прибегает к нему, ибо «величие королей проявляется лучше всего в их способности приравнивать маленьких людей к вельможам королевства»{49}.
Заслуженные люди, которым король вручает дворянские грамоты, представляют собой почти полный набор талантов или «способностей»: художники (Ленотр в 1675 году, Робер де Котт в 1702 году), врачи (первый хирург Жорж Марешаль в 1707 году), инженеры (Пьер-Поль Рике, инициатор строительства Канала двух морей в 1666 году), банкиры (Самюэль Бернар в 1699 году). Но военные заслуги продолжают цениться превыше всего.
Королевскими грамотами от января 1674 года Его Величество причислил к дворянству двух братьев, это простые капитаны: Франсуа Магонтье ле Лобани и Ириекса де Магонтье де Лакомб. Служебный стаж первого составляет двадцать четыре года, а второго — больше двенадцати лет. Оба были трижды ранены. Они совершили множество героических поступков, «проявили настоящую храбрость и доблесть, показали себя опытными и мудрыми военными начальниками»{288}. Они рисковали жизнью на службе короля и при защите государства. Их дядя Пьер Магонтье дю Клоре, первый капитан полка Разильи, и двое из их братьев (Пьер Магонтье де Лабордери, прапорщик полка Шампань, и Жан Магонтье дю Клоре, лейтенант полка Сен-Валье) «отдали жизнь, сражаясь» за короля. Таким образом, присвоение дворянского звания двум братьям, оставшимся в живых, следует расценивать как награду за «почти двухсотлетнюю» верность; и грамоты, удостоверяющие присвоение им дворянского звания, сильно напоминают посмертное объявление благодарности в военном приказе{288}.
Каждому из этих текстов предшествует преамбула, звучащая как сигнал трубы перед боем. Грамота, датированная февралем 1677 года и возводящая в дворянство Шарля Гийо де Ламотта, бригадного генерала в связи с тридцатью шестью годами беспорочной службы, начинается следующими назидательными словами: «Когда мы присуждали награды за доблесть и заслуги, которые являются тем более ценными, что они не только всенародно свидетельствуют о нашей справедливости и об удовлетворении, которое нам доставляет служба тех, кого мы награждаем, но и еще больше вдохновляют награждаемых на свершение доблестных поступков и склоняют других подданных им подражать в надежде быть удостоенными такого же вознаграждения, мы также старались оказывать подобную милость лишь тем из наших подданных, которые действительно заслуживают нашу благодарность и благодарность государства за указанные деяния»{288}. Эта формула выражает в несколько высокопарном и вычурном стиле доктрину Людовика XIV, предполагающую соревнование на службе, награждение за заслуги, соблюдение правил вхождения в состав официальной элиты.
В списке награжденных флоту полагалось занимать достойное место. Возводя в дворянство шевалье Поля (1649), капитанов первого ранга Жоба Форана (1668), Жана Габаре (1673), Жана Бара (1694) и Рене Дюге-Труэна (1709){274}, Людовик XIV награждал за заслуги весьма незаурядные, способствуя одновременно приумножению своей славы — славы короля, которому так хорошо помогали и так исправно служили, за которым так послушно следовали.
