На судне по радио объявили нечто вроде шмона-тревоги, матросы проверили и переворошили все: грязное постельное белье в судовой прачечной, мусор в подсобке, – оторвали всю прикрученную к стенам и полу мебель в нашей с Сергеем Агапитовым каюте, искали везде: в кают-кампании, коридорах, туалетах, – но безрезультатно.

Кругосветка выгрузилась на берег и уехала в гостиницу – без меня. Вечером капитан меня вызвал и сказал: «Я, конечно, тебя возьму на Кубу, сгрузим там лес и пойдем домой, во Владик. Но и там у тебя без паспорта будут проблемы – поищи сам как следует, может, и найдешь».

Всю ночь я с фонариком бродил по палубе, как приведение, обошел все судно, и как только – в который уже раз! – в мою голову приходила одна и та же мысль, из глаз катились слезы: «Полгода готовиться, столько писем написать и проконтролировать, „Москвич“ подготовить, всю Европу, весь СССР проехать и перед самой Америкой так облажаться!..»

На следующий день на судно поднялся огромный, отутюженный иммиграционный чиновник и сказал:

– В нашем компьютере есть информация посольства США в СССР о том, что вам, мистер Гейко, виза была выдана. Но у вас есть хоть какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность?

Я показал удостоверение «Комсомольской правды».

– Это не документ, – повертел тот красные корочки, вызывающие дома и страх, и уважение, и трепет.

Я достал обычные советские водительские права, где русский текст дублируется по-французски.

– Это – документ.

Человек-гора сел писать что-то, потом достал из своей сумки «Поляроид», поставил меня к стенке каюты, вспыхнул блиц, и через минуту моя цветная физиономия уже венчала какие-то бумажки.

Рядом стояла живая, некурящая и непьющая, явно посвежевшая Сусу, гражданка Соединенных Штатов, которая знала меня еще по России и удостоверила мою личность.

Чиновник торжественно объявил:

– Под поручительство гражданки Соединенных Штатов вам разрешается ступить на американскую землю и следовать до Сан-Франциско, где в советском консульстве вас ждет новый паспорт, мы с консульством созвонились.

Вне себя от счастья, я вручил чиновнику набор советских юбилейных, запечатанных в целлофан монет:

– Сувенир, фор ю!

Он повертел в руках и с сожалением вернул:

– Ноу, ит из мани.

Через пять минут я был свободен и ступил на американскую землю, не помня от радости ни час, ни минуту, ни ногу. На земле этой не было рядом с русским судном ни пограничников, ни таможни, ни единого полицейского, ни полосатого столба или шлагбаума.

Итак, на территорию Америки меня пустили по водительским правам.

Однажды вечером, въезжая на «Москвиче» (!) в Сан-Франциско через Золотые ворота, я заплатил, как и положено, два доллара. Повторяя этот же путь утром, я приготовил два доллара заранее, задолго до турникета, и услышал:

– Ноу!

– Почему?

– В вашей машине больше двух человек, вы помогаете городу решать транспортную проблему – проезжайте бесплатно.

Едем дальше. Автобан забит: час пик, и машины еле плетутся, 40 – 50 км в час. Однако левый ряд пуст – так и тянет крутнуть руль влево, но на асфальте этого левого ряда какая-то надпись, мне переводят: «Только для тех машин, где больше двух человек». Это же для меня, у меня в машине пятеро!

Смело выхожу в левый ряд, утапливаю педаль газа, и «Кадиллаки», «Шевроле» и «Тойоты» нюхают высокооктановый выхлоп моего «Москвича»: до чего же рационально!

Разъезжая и расхаживая по Америке, я вздрагивал от появления инвалидных колясок в самых неожиданных для меня, российского человека, местах: на третьем этаже супермаркета, в театре, автобусе, метро, подземном переходе, конференц-зале на верхотуре небоскреба, на пароходе, в электричке, туалетах. Вы видели инвалидные коляски в нашей стране в подобных местах? Нет, а почему?

Да потому, что они туда заехать не могут! У нас даже на Тверской, в столице, нет ни единого подземного перехода, по которому бы мама могла перевезти малыша в коляске на другую сторону улицы.

Почему, скажем, любой ремонт автострады на Западе напоминает иллюминацию Центрального телеграфа, а где-нибудь на трассе Москва – Волгоград об асфальтовом катке сигнализирует лишь невидимая грязная красная тряпка? Почему тысячи тысяч смертельных ям на дорогах нашей страны вообще никак не обозначены?

А ведь здесь своеобразная «экономика»: будет у нас так тогда, когда жизнь человеческая в нашей стране будет дорого стоить. Тогда и каток с дороги уберут, и ямы заасфальтируют.

Справедливости ради надо сказать, что до момента получения заграничного паспорта в консульстве России в Сан-Франциско меня по всем шоссе и улочкам сопровождал темно-синий «Форд». Как только я паспорт получил, «Форд» исчез. И слава богу, потому что из Сан-Франциско путь наш лежал в Лас-Вегас.

Вообще-то, не в Лас-Вегас, а мимо него: фирма «Имаго» остановку в игорной столице мира для русских не планировала. А зря. Потому что здесь ее операторы и режиссеры сняли самый колоритный сюжет о русских людях. Это мы, русские, взбунтовались и потребовали Лас-Вегаса.

...Я слишком поздно заметил, что итальянцы снимают меня телекамерой. Но когда вдруг увидел в упор ее радужный нахальный глаз, то в мгновение понял: в их фильме о нас появится сенсационный сюжет под названием «Русские в Лас-Вегасе». И поняв это, я решил доказать мировому капитализму, что перестройка нашего сознания не фикция и что нынче мы действительно ничего не боимся.

Я остановился, сунул руки в карманы брюк, вывернул их, пустые, и, широко, по-американски улыбаясь, сказал:

– Ноу мани!

Режиссер Серджо был счастлив, лучшего и желать нельзя: только что были отсняты казино, однорукие бандиты, зеленые игровые столы с кучами денег, фишек, растерянные и счастливые лица игроков, подъезжающие «Роллс-Ройсы», миллионеры и внедряющиеся в этот сугубо западный мир русские журналисты со ста долларами в карманах, и... вот он, прекрасный финал: «Ноу мани!»

Я, конечно, его обманул – пять долларов у меня осталось. В заднем кармане. Невероятными усилиями российского организма спасенные пять долларов. Вы спросите: почему невероятными?

Лас-Вегас!..

Он врывается в наши машины еще задолго до города, в душной черноте невадской ночи, стоит нам только включить приемники: ритм! ритм!! ритм!!! Растворяя и гул моторов, и шелест шин, спугивая и сон, и мысли, этот ритм взбадривает уставшее за день тело лучше, чем настоящий бразильский кофе: нога сама прибавляет газ. То и дело сумасшедшую музыку прерывает неистовый, захлебывающийся голос диктора. «Лас-Вегас! Лас-Вегас!! – выкрикивает он в счастливом экстазе в конце каждой фразы. – Лас-Вегас ждет тебя, Лас-Вегас только для тебя, кем бы ты ни был!»

Когда же на горизонте в унисон этой музыке – вначале едва видимая, а потом все более и более грандиозная – разгорается электронная пляска лазеров-прожекторов, становится ясно: Лас-Вегас, словно опытная куртизанка, готовит тебя к встрече с ним, и встреча эта будет незабываемой.

Но как ни ждешь свидания, как ни волнуешься и как себе ни представляешь этот приближающийся легендарный город – Мекку авантюристов и миллионеров, – все равно ахаешь, когда из-за черного перелома низких гор в одно мгновение разливается под тобою сказочное зарево огней. Сверкает, живет и переливается все: каждый квадратный дециметр стен, деревья, струи фонтанов, рекламные щиты...

Представьте муравья, заползшего в шкатулку с бриллиантами, – наверное, ваши ощущения были бы схожи.

Мы медленно, очень медленно катимся по ночному великолепию. Людей мало, они там, внутри, у столов и автоматов, в барах и ресторанах, за зеркальными дверями, в которые и войти-то страшно. На каждом казино светится, сияет, крутится, мигает число – количество долларов, которое здесь можно выиграть: «25 000», «50 000», «100 000»... И чем цифра выше, тем роскошнее фасад и входные двери, тем респектабельнее интерьеры, тем дороже стоящие у входа машины.