В конце 1980-х годов весь мир проявлял интерес к «перестройке». «Империя зла» обретала человеческое лицо. Включив в состав нашего «Каравана Колумбов» две итальянские телегруппы, которые снимали от Бреста до Находки все, заслуживающее внимание западного обывателя, передавая в каждом городе «Аэрофлотом» на родину отснятый материал, где он обрабатывался, монтировался, комментировался и распродавался со свистом мировым телеагентствам, «товарищ» Лоренцо Минолли стал миллионером. А почти миллионером он стал, когда увез из Москвы номер «Комсомолки» с моей небольшой заметкой о предстоящем кругосветном пробеге и протокол о намерениях, подписанный обеими сторонами с нотариально заверенным переводом на английский.
А поскольку «Комсомолка» в те годы по тиражу была газетой № 1 в мире (тираж в двадцать один миллион экземпляров зафиксирован в Книге рекордов Гиннесса), то, прибыв в Италию и предоставив гарантии своего грандиозного предприятия, Лоренцо Минолли получил даром или авансом все, что хотел: кредиты, четыре автомобиля «Опель-Кадет» у «Дженерал Моторс», спонсорский бензин по всему миру (кроме СССР) у «ЕССО», полсотни комплектов обмундирования – от трусов до фонариков, ножей и зимних курток – у «Gamba», спонсорские гостиницы мировой сети «Бест Вестерн» и т. д., и т. п.
Наш пробег итальянцы приурочили к двухсотлетию открытия Америки и назвали его «Караван Колумбов». А для большего понта в начале пути мы заехали в монастырь Святых Францисканцев в Ассизи, где торжественно наполнили полулитровую колбу святой землей с тем, чтобы отсыпать ее по щепотке властям тех городов, которые будем проезжать. Символизировать это должно было что-то очень хорошее, иначе бы власти столицы штата Огайо, города Коламбуса, не присвоили нам с моим другом Сергеем Агапитовым звания почетных граждан города и не вручили соответствующие грамоты с золотыми печатями.
(Лишь много лет спустя я узнал, что и в составе итальянцев, и у нас были «специальные» люди: они по ходу пробега брали пробы грунта и воды на радиоактивность, а двое наших молодых парней – «переводчики из МИДа» – их контролировали. Только на двух участках пробега КГБ запретил иностранцам ехать на автомобилях, им пришлось лететь через весь Казахстан – от Алма-Аты до Барнаула – и от Хабаровска до Находки.)
Наша, советская тогда еще, команда состояла из двух представителей «Комсомолки», двух представителей телевидения, одного представителя «Аэрофлота», спонсора пробега, одного журналиста «Правды», двух водителей-испытателей ВАЗа и одного водителя-испытателя РАФа.
Как видите, за рулями наших машин сидели все профессионалы, один был даже мастером спорта по ралли, я был кандидатом в мастера, но как же мы все волновались по дороге из Москвы в Рим перед встречей с итальянской командой! Ну, думаем, выйдут крутые ребята, как сядут в крутые тачки да как заставят нас «пыль глотать»!
Забегая вперед, скажу, что кругосветка перевернула все наши представления и о западных автомобилях, и о западных водителях, и о западных обывателях. Только о дорогах мнение не изменилось – они как были, так и остаются на Западе великолепными. Проехав всю Европу под проливными дождями, все машины как были, так и остались сверкающими, покрытыми лишь едва заметным налетом пыли.
Итальянцы оказались гораздо моложе нас: двадцатитрехлетние – двадцатипятилетние пацаны, – но каково же было наше удивление, когда мы в первый же день заметили, как неуверенно они маневрируют и паркуются. Позже мы узнали: фирма «Имаго», которую возглавлял автор идеи кругосветки Лоренцо Минолли, наняла тех, кто подешевле: молодых безработных.
В первые дни пути мы, естественно, друг к другу притирались. И иногда – с искрами. Мало того, пацаны-итальянцы стали на нас покрикивать. Частью это происходило от того, что почти никто из нас не знал языка (я общался с ними на французском), и потому мы бывали бестолковы и нерасторопны.
Но главное не это – есть, к великому сожалению, в русских какое-то рабье заискивание перед иностранцами. Сейчас оно пошло на убыль, но тогда, во время падения «железного занавеса», оно было типичным: десятилетиями мы жили бедно, убого и несвободно. Понятно, что это следствие исторического запаздывания и Руси, и России и в культурном, и в техническом развитии, но именно это заискивание, едва заметное в одном члене нашей команды и явное в другом, именно оно позволяло итальянским безработным мальчишкам чувствовать свое превосходство над нами, наделенными должностями и убеленными сединами. Умываемся утром, например, в каком-нибудь палаточном лагере. Не успеет итальяшка отойти от крана, как ему уже кто-то подает полотенце сухим и чистым концом. Едем, например, в троллейбусе – только вошли, а уже кто-то из наших кричит: «Бруно, Гвидо, я вам билеты купил!» Меня это бесило.
Однажды, двигаясь в колонне по ФРГ, я почувствовал, что мне приспичило – ну не могу, хочу в туалет. Раций у нас в машинах тогда еще не было, сообщить о причине остановки Гвидо, их старшему, я не мог, зато туалетов вдоль дороги – навалом. Что делать, думаю, не погибать же от разрыва пузыря, догоню я эту колонну за пять минут.
Сделал свои дела – кстати, под наблюдением замыкающего итальянского экипажа, он остановился вслед за мной и ждал, – быстро догоняю колонну, едем дальше и останавливаемся через полчаса на заправке.
И тут подбегает ко мне Бруно, двадцатишестилетний фотограф, высокий, мускулистый, красивый, и орет в самое лицо:
– Нельзя останавливаться без разрешения, понимаешь?! Это тебе не твоя Россия, здесь свои порядки!
Я сначала оторопел и даже чуть растерялся, а потом взорвался: нет, чтоб спросить сначала, что случилось, ну сделать замечание, а он – сразу орать, да на кого – на известного журналиста крупнейшей в мире газеты, члена Союза писателей и Союза кинематографистов!.. И я заорал на него:
– Ты чего на меня орешь? Я тебе не солдат, а здесь тебе не армия, понял, мальчишка?
Бруно не ожидал такого отпора и сразу пары спустил.
Рим поразил меня Историей. Всегда мне были скучны музеи. Исторические памятники я воспринимал без трепета, но когда во мраморе и золоте встали передо мной дворцы Рес-пуб-ли-ки (!), существовавшей за пятьсот лет до нашей эры (!!), в то время, когда на Руси полудикие язычники мазали кровью жертв морды идолов, я многое и в себе понял.
Удивило и количество машин в итальянской столице (у нас их теперь больше), и отсутствие смога и красивых женщин на ее улицах. «Красивые женщины по улицам не ходят, они на машинах ездят», – пояснил знакомый итальянец.
Кстати, в Москве нынче происходит тот же процесс: поскольку красота стала дорогим товаром, его покупают богатые. А они, как известно, в автобусах не давятся.
Нигде до тех пор не видел я таких пробок, как на дорогах Германии, Западной, естественно. Причем не в городах, а на шоссе, автобанах: десятикилометровые скопления машин, одна к одной, насколько видит глаз и там, дальше, за горизонтом. Над пробками летали полицейские вертолеты и на специальной, автомобильной, радиоволне успокаивали немецких граждан, снабжали их информацией, отслеживали с воздуха аварии или машины с кипящими в пробках двигателями, из-под капотов которых уже валил белый пар, и направляли к ним полицию или техпомощь.
А как, вы думаете, те могли подъехать к месту происшествия? В том-то и дело, что даже в таком автомобильном аду ни немец, ни другой западный водитель никогда не пересечет белую линию, отделяющую дорожное полотно от широкой и тоже асфальтовой обочины, по которой они и подъезжали.
Боже, подумал я, у нас бы уже по кустам ехали! Мы часто посмеиваемся над такой дисциплинированностью, она у нас ассоциируется с ограниченностью, даже с какой-то неполноценностью, но это не так. Это наша ограниченность и неполноценность, это и есть результат разности наших культур, следствие нашего хронического отставания, сократившегося, правда, от тысячелетий до десятилетий, – придем и мы к такому. Когда-нибудь.
Поразили меня в Германии и скорости на дорогах. Известно, что там нет ограничений, и нас, раскочегаривавших свои «чахотки» под сто шестьдесят километров в час и чувствовавших себя камикадзе, как стоячих, со свистом нанизывали «Порше», «БМВ» и «Мерседесы». Даже грузовики нас обгоняли!