«Лазурный, чистый день, девически-прозрачный…» Лазурный, чистый день, девически-прозрачный Взглянул, как умная, наивная газель, В девичью комнату, на смятую постель, Где олимпиец спал, насмешливый и мрачный. Но девушка не спит… Ах, что она узнала! Как нов, как страшен мир! Как люди лгали ей! И плакала она и, плача, целовала Волну его кудрей… волну его кудрей… 19 февраля 1915 года СПб VENALIS Есть ландыши в лесу, есть пыльный придорожник, Есть праведный монах, который вечно нем, Есть тоже праведный, смеющийся безбожник, Есть глупый доктор прав, есть храм и есть гарем, Но девка улицы и сумрачный художник Влекутся ко всему и отдаются всем. Художник руки жал ростовщику за розы, Художник продавал язык, и глаз, и слух, Не он ли принимал бесстыднейшие позы На сцене пред толпой и раздевал свой дух? В его поэзии так много скрытой прозы И клятвы верности легчайший в мире пух. Как девка улицы, он кажется беспечным, Но он, закутанный и жалкий, как она, Блуждает по ночам, по набережным, вечным, Гранитным, ветреным, пустынным, бесконечным, Набросок призрака, эскиз чьего-то сна, И рвется между туч тревожная луна. Его душа всегда в оттенках тьмы искала Кому продать себя, каким нюансам грез, И, как маркиз де-Сад, изысканно терзала, Его раздетый дух пьянила и ласкала, И жадно слушала глухие всхлипы слез Тропическая ночь, душистая от роз… И если он любил (да, он любил, несчастный!), То он предмет любви бесстыдно обирал. В вертеп искусства он потом перетаскал Всё, от чего дрожал, что простонал он, страстный… О, он любил! Любил! Нет, в низости напрасной Чего он не любил? Чего он не искал? Где грубый варвар тот, который твой треножник, Твой жертвенный алтарь, о фокусник и маг, На удивленье всем так просто бросит в мрак? Да, есть наложница, но есть ведь и наложник! Эй, девка улицы, эй, полубог-художник, На тротуар… в кабак… 22 февраля 1915 «В поэмах поэтов все дамы…» В поэмах поэтов все дамы, Пажи и шуты хороши И самые горькие драмы Идут на подмостках души. Прекрасны в них женщин улыбки, Изысканы в них палачи – А в ритме нам явственны скрипки, Вериги, рыданья, мечи… Но где ж капельмейстер лохматый В длиннейшем своем сюртуке, Ужасный, сухой, угловатый, С нервической палкой в руке? Вы помните – чуть у трибуны Потухнет сиянье рожков, Взметнется и ляжет на струны По знаку шеренга смычков – Одна марьонэтка руками Нервически кверху взмахнет И, дергаясь молча часами, Безумный оркестр поведет. Застыл капельмейстер великий – Грохочет бунтующий гул… Так слушает адские крики Спокойный, больной Вельзевул. Но звуки печальны и нежны И вот капельмейстер, как маг… Ах, так котильон белоснежный Ведет Мефистофель во мрак! Глядите, глядите же! В зале, Где тысячи, тысячи глаз, Простор, беспросветные дали, И дышащий молча экстаз, И где паяца шансонетка В трагической плачет тоске – Кривляясь, царит марьонэтка С нервической палкой в руке. Поэт – это тоже кривляка, Чтецу подающий размер… И я – Капельмейстер из Мрака, И я забавляю партэр… Февраль 1915 СПб «Мое положенье отчайно…» Мое положенье отчайно, Мне надо давно умереть… Какая-то черная тайна Меня оплетает, как сеть… Я слышу нездешние звуки, Когда по ночам не заснуть… Какие-то вещие руки Коварно ложатся на грудь. Какие-то белые плечи, И трепетный стан, как змея… И слышу я хитрые речи Из самых глубин Бытия… 9 марта 1915 СПб «Пред нами, ахнув, мир открылся в миг экстаза…» Пред нами, ахнув, мир открылся в миг экстаза Как неизбывнейший, роскошнейший сундук, Как ароматный ларь из Агры иль Шираза, В котором худшее – сияние алмаза, А имя лучшему найдут дикарь, испуг И заклинания таинственных наук. Но нет ли в этом всем ужасного обмана? Прикосновение легчайшее перстов Лишает вещи чар и силы талисмана… Пусть, точно пес, грызет ученый их остов! Как понимаю я доктрину Буридана О голоде осла среди больших стогов… 8 апреля 1915 СПб «Спокойный маятник из самой дальней ниши…» Спокойный маятник из самой дальней ниши Выстукивает мне древнейший афоризм, В камине носятся то плащ летучей мыши, То пурпурный кобольд, то свитки мудрых схизм… Я говорю себе – ну, будь нежней и тише, Мой доктринерский мозг, мой скучный скептицизм! Давно знакомые фигурки из фаянса: Пастушка, Бонапарт, китаец, Санхо-Панса… А за окном гудит столетняя сосна… И, ах, в пустой душе как много резонанса Для звуков полночи… Как давит тишина… Эй, нянька старая, тащи-ка мне вина! Апрель 1915 СПб |
