АЛЕКСЕЙ ЛОЗИНА-ЛОЗИНСКИЙ ПРОТИВОРЕЧИЯ: СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ Я. ЛЮБЯР ПРОТИВОРЕЧИЯ Книга Первая Эпикуру I ДАЛЕКИЕ СВЕТОТЕНИ В АФИНАХ О добродетели и о вещей натуре Платоник с циником беседовали строго. Акрополь вырезался на лазури И солнца много-много… Платоник начал свой словесный поединок: «Не думаешь ли ты, что то, что кругло – кругло?» Шла девушка с корзиною на рынок, Лицо красиво, смугло. И циник отвечал: «Так мыслю. Не иначе». Еще красавица прошла с большим кувшином Платоник рек: «Добро – добро тем паче». Спит море. Пахнет тмином. Но циник возразил: «Добро – всё, что угодно!» Играющие в мяч выходят из-под арки. «Добро и зло привносим мы свободно»… А ветер мягкий, жаркий. ШАХ МАДПАДАР Жил шах, великий Мадпадар, В своей стране по милосердью Бога. Имел он плешь, слонов и много Халатов, жен и бахтиар. И как ни правил он, все, кто его встречали, «Да здравствует наш шах!» – ему всегда кричали. Гулял он утром по садам, Сидел подолгу за Кораном, Обедал днем и за кальяном Звал мудреца по вечерам. Он не любил войны, не предавался риску И по ночам к себе на час брал одалиску. Раз двух провинций высох грунт И не внесли они налоги. «Повесить всех мужчин за ноги, – Рек шах, – и кончен будет бунт». И тотчас же, во исполненье шахской мысли, Все неплательщики вниз головой повисли. Шах Мадпадар раз захворал, Не помогло ему лекарство, И он пред смертью сыну царство И званье шаха завещал. «Не знаю я, за что, — сказал при том шах шаху, – Мне благодарным быть всесильному Аллаху». ГРУСТНЫЙ ГРАНД Жил музыкант когда-то, Жил с лютней музыкант; Его любил, как брата, Угрюмый, знатный гранд. Звенеть на струнах лютни Тот сам, грустя, любил, А музыкант лишь плутни С девицами водил. Длиннее ночи стали Под осень… Гранд скучал. В печи дрова трещали И освещали зал, Рождали отдаленья, Пугая и маня, Мгновенные виденья При бликах от огня, А ночи тьма так жадно Приблизилась к окну, Неведома, громадна. Как жутко одному. Расстроенный и скорбный, Взял тихо лютню гранд И крикнул, чтоб проворный Явился музыкант. Тот звонко по ступеням Взбежал в пустынный зал… «Сыграем песню теням», – Нахмурясь, гранд сказал. Под звуки замечтался, Поникнул гранд челом, И пел бедняк, смеялся, Что тени всё кругом. Как тени, все созданья Бегут во временах… Что наши все познанья? Ничтожество и прах! Пред ямой гробовою Мы сами тень одна… У гранда под рукою Тут лопнула струна. Сказал он: «Перестанем. Что, правда, мы грустим? Мы песню славе грянем И шпагой зазвеним!» И пел бедняк, что чаще Лишь мучит слава глаз, Всё в славе преходяще, Всё портит злостью нас, Уходит, оставляя Над нами смех, она… У гранда тут вторая Порвалася струна. Сказал он: «Нет, не надо! Что славы лживый вид? Пусть донне серенада На лютне зазвучит». И пел бедняк, что скупы На ласки жены к нам, Что донны очень глупы И тягостны мужьям; Есть шип на всякой розе, И с умной донной жить – Всю жизнь в красивой позе Пред нею надо быть. Как мы бы ни старались, Обманет донна нас… Тут струны оборвались У гранда все зараз! Сказал бедняк, повеса С смеющимся лицом: «Споем про трепет леса, Про молодость споем, Про месяц, что так светел, Про моря злой бурун…» Но гранд ему ответил: «На лютне нету струн…» КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ
В Париже голод раз настал: Народ стал нищ, а был лишь беден. Кардинал Ришелье сказал: «Придется удвоить число обеден». Мадам Шеврез на пышный бал Не променяет сумрак храма. Кардинал Ришелье сказал: «Печально. Но будет другая дама». Кюрэ Урбан молву снискал, Что он для дам небезопасен. Кардинал Ришелье сказал: «Сожгите Урбэна – не будет басен». |