«В сердце, не знавшем отрады…» В сердце, не знавшем отрады, Камень тяжелый лежал. В каменном сердце громады Жил человек и молчал. Мир был ему непостижным, Он, словно камень, был нем… Ах, если б сердце недвижным, Каменным было совсем! ПАНИХИДА В БОГАДЕЛЬНЕ Однотонным напевом поет иерей; Восковое лицо средь подушек; В светотенях мигающих, тонких свечей Много сморщенных, желтых старушек. Безресничные веки и впившийся взгляд; Остроносые; губы, как нитки. Все достойны и чинны. И зорко глядят, Чтоб свечой не закапать накидки. Наклоняясь и тихо, беззубо шепча, Говорят они – скоро ль зароют, Почему новый поп, сколько стоит парча, Сколько место на кладбище стоит. Подойдет приложиться – строга, как сова, А глаза любопытные видишь, И, как будто в слезах, раздаются слова: «Ты земля есть и в землю отыдешь»… «Где вы дворяне протеста…» Где вы дворяне протеста, Рыцари ордена злости? Где ваша шпага-невеста, Где же врагов ваших кости? Где языков ваших жало? Кто из вас бурю пророчит? «Спесь я со всех посбивало!» – Весело Время грохочет. БАЛ Люди изящны и гибки, Лентою вьется толпа… Белые платья, улыбки И грациозные па. Пары прелестные томно Вальс закачал и унес; Очи то смелы, то скромны, Змеи тяжелые кос… Плавные, нежные льются Звуки, как светлые сны; Тонкие талии гнутся, Хитро-послушны, нежны… О, как запястья сверкают, Сколько опущенных век! Много они обещают Диких, мучительных нег… Все разбрелися по парам, Вальс понемногу затих… Дышат истомой и жаром Множество тел молодых. Блещут мужские остроты, Блещут у дам веера, Будит тревожное что-то Слов и улыбок игра… Грянул вдруг грохот… Отлично! Это мазурка идет. Дерзостно, молодо, зычно Вынеслась пара вперед. Веселы нервные скрипки, Топот и шпоры гремят, Белые платья, улыбки, Так и летят, и летят… Всё так блестяще-богато, Ярко сверкает весь зал… Кажется мне, я куда-то В замок волшебный попал… Только… Не знаю… Мой разум Что-то мне шепчет сквозь шум… Этим веселым проказам Будто не верит мой ум. Шепчет — лишь фея устанет, Стоит к подъезду пойти, Фея с извозчиком станет Долго торговлю вести, Будет, сердита, как вьюга, Ждать, пока встанет швейцар, Сонная будет прислуга Злиться на прихоти бар; Ленты, улыбки, брильянты, Злость этих милых острот, Белые платья и банты В будничный спрячут комод… Что за глаза, что за шея! Подлинно фея прошла… Но… мне не верится, фея, Будто ты лишь весела… Платья обдуманы, шиты Долго, тревожно и зло, Эти остроты – избиты, Эти брильянты – стекло. Эта дурнушка немая, Эти фаты, эти па… Алчная, мелкая, злая, Жалкая эта толпа. Воют охрипшие скрипки, Матери тупо молчат, Белые платья, улыбки, Так и летят, и летят… РОЖДЕСТВО В ТЮРЬМЕ Светит полная луна, Прутья окон четки, Ночь ясна и холодна, Я прильнул к решетке. Я открыл окно тюрьмы, Сердце бьется-бьется, С свежим воздухом из тьмы Благовест несется. Ах, он боль застывших снов В сердце снова плавит – Ночью связь и смысл миров Наш мир звоном славит. Ночью раб земных борозд, Смертный и отчайный, Славит трогательность звезд, Плачет перед Тайной. Бог, Ты слышишь этот звон? Я припал к решетке. Вижу – Вега, Орион… Бог, мы мудры, кротки! Я застыл, я не могу Выразить волнений… Черно, мертво на снегу Вырезаны тени, Окна смотрят под луной Неподвижно строго, Ходит черный часовой, Звезд так много-много… Воздух холоден и чист… Оглянулся – старый Бредит вор-рецидивист, Лег пластом на нары. Весь в морщинах бритый лоб, Грубый облик вора… Нашу камеру на гроб Он обменит скоро. Рядом с ним цыган лежит, Черный, волосатый… Лязг кандальный говорит, Серые халаты… Я прильнул к окну – щемят Звоны и просторы, Оглянулся – бредят, спят Все убийцы, воры, Где-то слышатся из тьмы Хриплые проклятья… Нет, я с ними! Я с людьми! Я люблю вас, братья! |
