ЗАТМЕНИЕ Там, где-то в небесах, медлительно и просто Спокойные миры вершат свои движенья, Лазурные пути и предопределенья Кому-то нужного старения и роста. И, позабытые, они полны мечтанья… Но в час безумия и всенародных бедствий, Как грусть прозрения и знаменье последствий, На землю падают с небес напоминанья. Тогда темнеют дни и засыпают травы, Зверье тревожится и звезды проступают, И змеи прячутся, и пчелы не летают, И мир, заслушавшись, пьет звездные отравы. Род homo sapiens один не пал пред Богом. Собравшись в тучи войск, бесчисленная стая Гремит, гудит, ползет, бряцая, уставая, Как нити серые, по тягостным дорогам. Колышутся, как рожь, блестя, штыки стальные Мильоны наших сил и вражьих сил мильоны… И шлепают в грязи ритмично легионы Однообразные, суровые, густые… О, их сведут с ума своим весельем грозным Железные плевки хохочущих орудий! Но в полдень павшие на поле брани люди Mane, fakel, fares прочтут по знакам звездным. 8 августа 1914 «Когда-то в небе раз Мадонна заскучала…» Когда-то в небе раз Мадонна заскучала И вдруг расплакалась, не зная почему… Ей показалася ненужной никому Торжественных небес классическая зала. Секрет ее души Мурильо был разгадан! Ей нравились духи и разный милый вздор… А здесь был правильный и вечно-сладкий хор, Разумные отцы, акафисты и ладан. Пусть бы она совсем не делалась Мадонной! И вот обиженно расплакалась она И две ее слезы упали из окна И стали глазками одной новорожденной. И та, наивная, всю жизнь с душой шепталась: Ты какова сейчас? А, ты дурная… Пусть! И, хоть в ее глазах светилась Божья грусть, Болтала, плакала, грешила и смеялась… 15 августа 1914 СПб «Бродяга-музыкант с смешною обезьянкой…» Бродяга-музыкант с смешною обезьянкой, Пугливым существом, прижавшимся к плечам, Бродил по улицам с хрипящею шарманкой, По равнодушнейшим и каменным дворам. Скучая, музыка банально дребезжала, Пока на мостовой не зазвенит пятак, А обезьяночка по-детски танцевала, Покорно веруя, что людям надо так. О чем, о чем он пел мертво и монотонно? Романсы нищеты и песеньки рабов… А обезьяночка мечтала удивленно О Ганге, Индии, фантастике лесов… Случалось, что ее бивал ее хозяин, Случалось, что и он бывал побит толпой, И звался музыкант – поэт великий – Каин, А обезьяночка звалась его душой. Август 1914 СПб АЛЛЕГОРИИ
Голодный ветер в тьме, пьянея, завывает, Как чья-то наглая, бездарно-злая боль. Ни двор, ни гвардия, ни городская голь Не знают, как в степи, блуждая, распевает. Как романтически смеется и рыдает Давно низвергнутый король! Взлетают в степь, и в мрак, и к тучам небосклона Лохмотья мантии, седины косм и смех… Сегодня нищего бумажная корона, Больной и гордый взор, и шубы тертый мех, Надменность, вычурность, высокопарность тона На рынке рассмешили всех. О, ты, беспомощность! О, черная бездонность! Зачем не лопнешь ты, студеная земля, Когда к тебе на грудь, о гибели моля, Седого старика кидает утомленность? Послушай! Глупость, чернь, гроши и обыденность, Все оскорбляют короля! Седой, косматый Лир – нет, ты не сон поэта! Есть в мире нищие, лежащие в пыли – То величайшие властители земли – Империи ночей и королевства света! И это короли воздушных замков. Это – Несчастнейшие короли… Сентябрь 1914 Петроград «Мои желания подобны пьяной банде…» Мои желания подобны пьяной банде Воров-разбойников, неслышных в сердце гор. Оставив честный плуг, отдавшись контрабанде, Они в пещерах скал, нахмурив темный взор, Швыряют картами и пьют вино, ругаясь. Храм, общество, любовь – всё это глупый вздор. Но наконец они выходят, озираясь, Трусливы и наглы, добычу отыскать; По чащам и тропам страдальчески скитаясь, Ища хоть что-нибудь, хоть что-нибудь достать, Они, устав, ревут жестоко и ужасно, И, наконец найдя, ползут в нору опять. Ах, Dei gratia в их жизни всё напрасно! В душе, как сталактит, застыв, нависло Зло! Но я открою вам: они угрюмо, страстно И тайно любят всё, что просто и светло. 9 октября 1914 Петроград «Темно сознание и сердце не согрето…» Темно сознание и сердце не согрето У Dei gratia великого поэта. В лохмотья Красоты одетое увечье! Поэт – обман и яд. Поэт – противоречье: Прославленный таит к себе одно презренье, Лишенного труда терзает утомленье, Бессильный полюбить, он вечно молит страсти И, жажда Целого, цепляется за части… Он раз в году творит, он пишет две недели, Как дикий пьяница, без воли и без цели… На людях он красив, он про себя измучен, А в буднях он тяжел, презрителен и скучен. И девушки, все те, что черствого полюбят, Все чистые душой навек себя погубят. Бегите же его! Пусть злой и прокаженный Влачится и молчит в пустыне раскаленной! Бегите же его! Холодный и проклятый Пусть он неведомым творит свои кантаты! 20 ноября 1914 СПб, Трамвай № 6 |
