III ШЕЛЕСТ ТАЙНЫ «Мансарда темная, окно, ряд книжных полок…» Мансарда темная, окно, ряд книжных полок, Далекая, томящая звезда. За грудою письмен морщинистый астролог. Прелестная, седая борода. Дочь сзади подошла и положила руки. Он не слыхал шагов: ковры украли звуки. Она оставила наскучившие пяльцы, Пришла прозрачные купать в сединах пальцы. Он встал, открыл окно; и отдался прохладе. С его душой лучом сплелась звезда. Он тихо прошептал: «Здесь миллиарды стадий. Молчание… И сзади темнота. Они стоят вдвоем пред пологом блестящим. Прижалась девушка, стал взор ее молящим… – «Ты до сих пор еще боишься этой дали?» – – «Но ведь и ты, отец…» И оба замолчали. «В минуты прелестных бессилий…» В минуты прелестных бессилий Мне грезится лес шелестящий, И пруд заколдованных лилий, И капища мрамор блестящий. И я, в ожиданье и муке, При мучащем ночь полнолунье, Иду по тропинке, дав руки Волнующей, бледной колдунье. Куда мы идем – я не знаю, Но травы как будто бы знают; Я розы рукой раздвигаю, Чуть трону – они умирают. И месяц, заливший просторы, Рассыпанный бликами в чаще, И лилии, и мандрагоры, – Все в полночи знают молчащей. Колдуньины руки лаская, Шепчу я, что это тревожит; Она поглядит, умоляя, И палец к губам мне приложит. Вот гулкие своды пещеры… Там будут во тьме подземелья Кораллы, ручные пантеры И пьяные крики веселья! Скорей! Я хочу, чтоб случайно, Болезненно было ночное! Сегодня – и трепет, и тайна, Смерть завтра – и значит другое… НА ГАНГЕ (Декорация) Тишина. Воды Ганга заснули спокойно; Пышен лес и лазурно-ясна Даль хребтов; небо сине и знойно… Тишина… Дышит воздух истомою лени, И не слышно в лесу голосов, И застыли задумчиво тени Двух слонов. Красный тигр, полосатый, огромный, Сладко нежится, вставши от сна, И глаза переливны и томны, Как волна… И коварно, и мягко, с опаской, Раздвигает узоры ветвей… И глядят с непонятною лаской Очи змей. Белизною сверкают чертоги, Мощных пагод торжественный ряд, И факиры, недвижны и строги, Тайны зрят. «Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…» Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю… Измучусь вновь в ее объятьях я. Конечно, это бред, но я… я жду, мечтаю… Она нема, любовница моя… Когда она пришла? Давно. Пришла когда-то. Откуда, как?.. Кто знает, кто поймет… Одета, как и все, так просто, небогато, Бледна, скромна, пока не подойдет. И так тиха, как тень. Но поцелуи грубы, А взор ее и страшен, и могуч… Сейчас наклонится… сейчас вопьется в губы… О, подожди! Не мучь меня, не мучь! «В эпоху тьмы, в начале мирозданья…» В эпоху тьмы, в начале мирозданья, Когда земля еще была в лесах густых И ящеры кишели в них, И мамонты, и грифы, и созданья Едва рождавшейся, испуганной мечты Полулюдской, кочующей орды – Сквозь ветви пальм, недвижно, вечерами, Следили родичи лесных, крикливых стад, Как яркий погасал закат И облака ложились полосами. И с первобытною, наивною тоской Казалось им, навек гас свет дневной. В глубинах чувств неся седые тайны, Мы сохранили этот ночи детский страх И скорбь о гибнущих лучах… По вечерам, один, и у лесной окрайны, Как дикий предок мой, могу я лишь рыдать, Бессильный грусть словами передать. ОБ ОДНОМ МАЛЬЧИКЕ Жил нежный и милый ребенок, Он лет десяти был всего. Он хрупок был, строен и тонок, И голос звенел у него. Он раз простоял удивленным, На Господа глядя чертог, Как днем он стал сине-бездонным, Как ночью Бог звезды зажег. Не правда ли, небо похоже На тонкий, прозрачный фарфор? А ночью печальней и строже Глядит его темный простор… Ах, мальчик доверчивым взором Украл бесконечную твердь: Лицо его стало фарфором Прозрачным, но бледным, как смерть, И, полные страстной печали, Печали познанья Творца, Как черные звезды, сияли Глаза на фарфоре лица. «Послушай, послушай, есть нежность…» Послушай, послушай, есть нежность, Рожденная в самых глубинах, Мгновенье, в котором безбрежность Забылась в мечтах голубиных. Приблизимся тихо устами, Пусть будут испуганы очи… Послушай, мы в сказочном храме Прелестного Дьявола ночи? Я думал о знойной печали В священной крови человека, Ведомого на теокали Для Кветцалекотля ацтека. Бьют в бубны жрецы ему звонко, Он жизнь свою Богу подарит… Какая в нем нежность ребенка, Какая печаль его старит! Пред смертью мы ищем, мы плачем, Мы вечно в оковах железных, И роскошь безумия прячем В себе, в неизведанных безднах. Заглянем! Мы в сне мирозданья, Прислушайся к времени стуку… Послушай – мы Божье дыханье, Мы – миг, обреченный на муку! Ты чуешь, нам странно, мы стали Нервнее, и чутче, и зорче… Ужели не все открывали И шепот, и блески, и корчи? Возьми же меня и замучай Порывом затихшим, отчайным… Ты видишь, сказать нет созвучий, Здесь надо понять нашим тайным. |
