ТРУЛАЛА Мы живем далеко друг от друга, Мы смеемся над всеми словами… У меня далеко есть подруга… Где теперь она, в Ницце, в Сиаме, Трулала с большими глазами? В Трулала так прелестны и гадки Угловатость манер и остроты, Как малы башмачки и перчатки Трулала, этой милой загадки… Трулала, я чувствую, кто ты… Мефистофель ведет по панели К неизвестности ленты кадрили, Котильон не имеющих цели, Но влюбленных в шикарные стили! Трулала, вас там полюбили? Оправдав, усмехаясь, паденья, Мы играем с огнем и самумом: Я краду, где попало, мгновенья, Трулала знает все преступленья… Трулала, последний был грумом? Будет в мире дурная страница, Будет самый скупой, бесконечный, Нудный вечер, в который не спится… Кто-то тихо ко мне постучится… Трулала? Войдите, конечно! Я безмолвно сниму с нее шляпку, Трулала станет тоньше и строже, Я целую, целую перчатку… Это больно, и грустно, и сладко… Трулала, ты плачешь?.. Я тоже… И обнявшись угрюмо и страстно, Мы молчим… Или «рада»? – «да, рада»… Как мы знаем, – всё в мире напрасно, Как стареем мы с ней ежечасно… Трулала… молчите… не надо… «Чуть в мир вступила бархатная тьма…»
Чуть в мир вступила бархатная тьма, Любимые созвездия Мадонна, Чтоб Божьим служкам дать пример, сама Зажгла меланхолично и влюбленно. Растут готически и неуклонно Окутанные трауром дома. Как явно, что Вселенная бездонна, А город – муравейник и тюрьма! Пред феерией высохший астроном Ползет на башню, точно муэдзин; Апаш становится на старт с законом; На вольнодумца черным капюшоном Спускается неизлечимый сплин; Стоит лунатик на краю глубин; В мечтах горбун – паук и Лоэнгрин! – Крадется к отвратительным притонам. Как раб, иду за ним. В его фигуре Есть что-то из баллад и темных саг… О, чья фантастика назло натуре Вдруг человеком сделала зигзаг? Живой иероглиф! Созданье фурий! И может быть, ничто не мучит так, Как обаяние в Каррикатуре! Иду за карликом в глубокий мрак… «Есть на дне жемчуга и кораллы…» Есть на дне жемчуга и кораллы, В мраке города – Роскошь и Страх. Я влюблен в чердаки и подвалы, В блики лиц при ночных фонарях, В проституток на черных низах, В романтично-немые каналы, В отблеск сказки на старых домах, В академии, в тронные залы, В бледных девушек в бледных мечтах. Будто щупальцы вверх осьминог, Город высунул длинные трубы, Душат жизни квадратные срубы, И умны и безжалостно-грубы И тиран, и бунтарь, и пророк. Лабиринт этих улиц жесток… Одинокий в них так одинок!.. Но люблю я печальные губы, Освятившие только порок. И мне жаль, что моя дорогая В самой северной тундре живет, Где правдивый тунгуз – звездочет Горделиво-пустынного края – Знает святость великих пустот, Что живет она там, созерцая, Что изящная, злая, больная, В соты Города не принесет Ароматный и приторный мед. МАСКОТТА С салфеткой грациозная девица, Как бабочка, летала по кафэ. Ей нравились предерзостные лица, Усы, мундир и брюки Галлифэ. Мы были – дебоширы, готтентоты, Гвардейцы принципа: всегда назло! А в ней был шарм балованной маскотты, Готовой умирать при Ватерлоо… ПАРИКМАХЕРСКАЯ В парикмахерской есть острая экзотика… Куклы, букли, пудра, зеркала; У дверей мальчишка с видом идиотика; Строй флакончиков на мраморе стола. На щеках у посетителя намылена Пена, точно пышное жабо. Бреет страшной бритвой с пристальностью филина Полунищий пшют иль старый би-ба-бо. И улавливаю всюду ароматы я – И духов, и мазей, и румян, Будуарные, фальшивые, проклятые, Как напыщенный и пакостный роман. Как старательно приклеено приличие К мертвым куклам или ко пшюту! И, как каменный, гляжу я на обличия, Маскирующие смерть и пустоту. О, мне страшно, не увижу ль я, бесчувственный, Здесь однажды – белого Пьеро, Умирающего с розою искусственной За ужасно-водевильное Добро? ЖЕМАННИЦА
Легенда вечера таинственно запета, Закат, как древний знак и как безмолвный стон, И люди движутся, как эльфы из балета, И сад – часть космоса – загадочен, как он. В легенде вечера, ступая точно кошка, Как будто гордая, жеманница прошла. Как раздражает всё: ее вуаль, и ножка, И платья краткий шум, дразнящий шепот зла… Мне хочется идти за этою прошедшей, Мне хочется ее галантно рассмешить… Но знает ли она, что надо сумасшедше, Изломанно, легко и странно говорить? Ах, знает ли она, что надо быть неслышней И музыкальней всех! Что в черных кружевах Ей надо кошкой быть, вселюбящей, всехищной, И с полной низостью в глубоких тайниках! Что надо так уметь замучить за уступку, И дать причудливо все прелести свои И на пол медленно спускать за юбкой юбку, Все эти белые и шумные слои… |
