— А ты что тут делаешь до сих пор? — Норрис вошел в офис, развязывая на ходу галстук.

Сандра Макмиллан, блеклая блондинка, уже лет двадцать работавшая диспетчером на полставки на этом участке, как раз надевала пальто. Вид у нее был усталый.

— Шейла купила билеты на концерт Билла Косби в Портленде, — сказала она. — Она хотела остаться, но я ее выгнала… вытолкала чуть ли не силой. Ну правда, не так уж часто Билл Косби бывает в Мэне.

А как часто две женщины решают пустить друг дружку на фарш из-за собаки, взятой из окружного приюта? — подумал Норрис… но вслух этого не сказал.

— Не часто, наверное.

— Я такого вообще не припомню. — Сэнди тяжко вздохнула. — Скажу тебе по секрету… теперь, когда все закончилось, я почти жалею о том, что не согласилась, когда Шейла хотела остаться. Сегодня тут был сумасшедший дом. Из телекомпаний штата звонили чуть ли не по десять раз, и до одиннадцати часов контора была похожа на супермаркет в новогоднюю распродажу.

— Ладно, иди домой. Я тебе разрешаю. Ты включила Паршивца?

Паршивцем они называли машину, которая переводила звонки к Алану домой, когда в диспетчерской никого не было. Если после четырех звонков Алан не брал трубку, Паршивец говорил звонившему, чтобы тот звонил в Оксфорд, в полицию штата. Конечно, такая система не годилась бы для большого города, но в округе Касл, самом малонаселенном из всех шестнадцати округов Мэна, она вполне себя оправдывала.

— Включила.

— Хорошо. Мне почему-то кажется, что Алан еще очень нескоро окажется дома.

Сэнди понимающе прищурилась.

— От лейтенанта Пейтона что-нибудь слышно? — спросил Норрис.

— Ни слова. — Она запнулась. — Норрис, это было очень ужасно? Я про этих женщин.

— Еще бы, приятного мало, — согласился он.

Его одежда висела на вешалке, зацепленной за ручку картотеки. Он взял вешалку и пошел к туалету. За последние три года у него вошло в привычку переодеваться в мужском туалете.

— Иди домой, Сэнди, я сам все закрою.

Он толкнул дверь туалета и повесил вешалку на дверцу кабинки. Уже расстегивая форму, Норрис услышал легкий стук в дверь.

— Норрис? — позвала Сэнди.

— Да здесь в общем-то больше и нет никого, — отозвался он.

— Чуть не забыла. Тебе кто-то подарок принес. У тебя на столе лежит.

Рука Норриса застыла на молнии брюк.

— Подарок? От кого?

— Не знаю. Говорю же, тут был сумасшедший дом. Но там есть карточка. И такой симпатичный бантик. Наверное, от какой-нибудь тайной поклонницы.

— Ага. Такой тайной, что даже я о ней ничего не знаю, — с наигранной горечью проговорил Норрис. Он снял брюки, повесил их на ручку двери и стал натягивать джинсы.

Стоявшая за дверью Сэнди Макмиллан недобро усмехнулась.

— Сегодня еще заходил мистер Китон, — сказал она. — Может, это от него подарок. Вроде признания в любви.

Норрис засмеялся:

— Да, это было бы нечто.

— В общем, завтра расскажешь, я умираю от любопытства. Внушительный сверток. Спокойной ночи, Норрис.

— Спокойной ночи.

Что еще за подарок? — призадумался он, застегивая ширинку.

Сэнди вышла на улицу и сразу же подняла воротник пальто. Было ужасно холодно. Впрочем, оно и понятно: зима уже не за горами. Синди Роуз Мартин, адвокатская жена, была среди многочисленных «гостей», заходивших сегодня в участок. Сэнди не сказала об этом Норрису; он не входил в избранный круг общения семейства Мартинов. Синди Роуз сказала, что ищет мужа, что показалось Сэнди вполне логичным (хотя вокруг царил такой бедлам, что Сэнди, наверное, не удивилась бы, даже если бы кто-нибудь вдруг стал искать Михаила Барышникова), потому что Альберт Мартин нередко оказывал юридические услуги муниципальной полиции.

Сэнди сказала, что сегодня она мистера Мартина здесь не видела, но Синди Роуз может пройти наверх и проверить, не поднялся ли он туда вместе с мистером Китоном. Синди Роуз сказала: почему бы нет, раз уж я все равно пришла. И тут коммутатор снова расцвел огнями, как новогодняя елка, так что Сэнди не заметила, как Синди Роуз вынула из своей объемистой сумки большую коробку, обернутую в блестящую бумагу, с синим бархатным бантом на крышке, и положила его на стол Норриса Риджвика. Ее симпатичное лицо озарилось довольной улыбкой, но эта улыбка была вовсе не симпатичной. Скорее зловещей.

Норрис услышал, как тихо захлопнулась входная дверь, а потом — еле слышно — завелся двигатель. Он заправил рубашку в джинсы, надел туфли и тщательно расправил форму на вешалке. Принюхавшись к подмышкам рубашки, он решил, что ее можно пока не стирать. Вот и хорошо: цент сэкономишь — доллар сбережешь.

Выйдя из туалета, он водрузил вешалку на ручку входной двери, так чтобы точно увидеть ее, когда он соберется уходить. Это было немаловажно: в прошлый раз, когда он оставил свои шмотки в конторе, Алан ревел как медведь. Сказал, что у них тут полицейский участок, а не прачечная.

Он подошел к своему столу. Действительно, кто-то оставил для него подарок: коробку, обернутую в синюю фольгу, с синей лентой с пышным бантом на крышке. Под лентой лежал белый квадратный конверт. Сильно заинтригованный, Норрис вынул конверт и открыл его. Внутри лежала открытка. На ней заглавными буквами было написано короткое загадочное послание:

Он нахмурился. Он знал только двоих людей, которые постоянно ему о чем-то напоминали. Алан и мать… но мать умерла уже пять лет назад. Он взял сверток в руки, сорвал ленточку, осторожно снял бант и отложил его в сторонку. Потом он содрал упаковочную бумагу, под которой оказалась белая картонная коробка. Она была около фута в длину и по четыре дюйма в ширину и высоту. Крышка была заклеена скотчем.

Оторвав скотч, Норрис снял крышку. Под ней обнаружилось несколько салфеток, достаточно тонких, чтобы можно было разглядеть плоскую поверхность с какими-то выступающими углами, но непрозрачных, так что было все равно непонятно, что именно там лежит.

Норрис запустил руку в коробку, чтобы вынуть салфетки, и его средний палец уперся во что-то твердое — выпирающий металлический рычаг. Тяжелая стальная челюсть сомкнулась на бумаге, захватив попутно и три пальца Норриса. Руку пронзила резкая боль. Норрис закричал и отскочил назад, схватившись левой рукой за запястье правой. Коробка упала на пол.

Черт подери, блииин, как же больно! Свободной рукой он схватил ворох салфеток, свисавших смятой шуршащей лентой, и отшвырнул их прочь. Оказалось, что ему в руку вцепилась громадная мышеловка. Кто-то завел ее, упаковал в коробку, обложил салфетками и обернул в красивую синюю бумагу. Теперь она намертво сжала три пальца у него на правой руке. Ноготь на указательном пальце был сорван напрочь, остался только кровоточащий полумесяц открытого мяса.

— Госсподи! — взвыл Норрис. Сперва — от боли и шока — он принялся дубасить мышеловкой по столу Джона Лапуанта, вместо того чтобы просто отогнуть стальную рамку. Разумеется, этим он ничего не добился — только еще больше повредил пальцы о металлический угол стола. Он опять завопил, схватил рамку и отодвинул ее. Пальцы освободились, и мышеловка грохнулась на пол. Когда ее деревянное основание коснулось пола, проволочная челюсть снова защелкнулась с мерзким лязгом.

Норрис минут пять приходил в себя, потом кинулся обратно в туалет, открыл холодную воду левой рукой и подставил правую под струю. Раненая рука пульсировала болью, как воспаленный зуб мудрости. Норрис стоял, скалясь в болезненной гримасе и наблюдая за струйками крови, что сворачивались алыми спиралями в водовороте стока. Ему вспомнились слова Сэнди: Заходил мистер Китон… признание в любви.

И открытка: ТОЛЬКО НАПОМИНАНИЕ.

Разумеется, это был Бастер. Норрис ни капельки в этом не сомневался. Сюрприз как раз в стиле Бастера.