На следующей неделе Китон снова приехал на ипподром, на этот раз — один, и проиграл шестьдесят долларов из предыдущего выигрыша. Впрочем, его это не огорчило. Хотя он нередко и думал о тех впечатляющих грудах купюр, которые видел в тот первый вечер за спиной у кассира, дело было вовсе не в деньгах. Деньги были лишь символом, который ты мог унести с собой; символом того, что ты все-таки был — пусть и недолго — частью большого шоу. Что притягивало Китона по-настоящему, так это восхитительное, ошеломляющее возбуждение, витавшее в толпе, когда раздавался гонг, с тяжелым скрежетом распахивались ворота и голос в динамиках вопил: «Старт!!!» Его притягивал гул толпы, когда двуколки заканчивали третий круг и выходили на финишную прямую, истеричное неистовство зрителей и выкрики, когда лошади, завершая четвертый круг, шли к финишу. В этом была настоящая жизнь — и какая жизнь. Здесь все было настолько живым, что…

…что становилось опасным.

Китон решил, что ему лучше оставить это дело. Его жизнь была вся расписана наперед. Он собирался стать главой городской управы Касл-Рока, когда Стив Фрезер откинет копыта, а потом, спустя шесть-семь лет в этой должности он намеревался пробиться в Комитет представителей штата. А потом… кто знает? Может быть, и в правительство. Человек амбициозный, талантливый и… здравомыслящий всегда сумеет пробиться наверх.

Да, здравомыслящий. Вот в этом-то и была истинная проблема, связанная с бегами. Он понял это не сразу, но все же достаточно быстро. Бега были местом, где люди платили деньги, получали квитанцию… и на какое-то время расставались со здравым смыслом. Китон достаточно насмотрелся на проявления безумия в своей семье, чтобы спокойно воспринимать собственное увлечение скачками. Это была яма со скользкими стенками, граната с вырванной чекой, заряженное ружье со снятым предохранителем. Если он приезжал, он не мог уйти с ипподрома, пока не заканчивался последний заезд. Он все понимал. Он пытался себя ограничивать. Однажды он уже почти дошел до выхода, прежде чем что-то в глубинах сознания — что-то могучее, загадочное, первобытное — проснулось и развернуло его обратно. И Китон боялся окончательного пробуждения этой силы. Пусть она лучше дремлет. От греха подальше.

Три года ему удавалось себя держать. А потом, в восемьдесят четвертом, Стив Фрезер ушел в отставку, а Китона избрали главой городской управы. Вот тогда-то и начались проблемы.

Он поехал на бега, чтобы отпраздновать победу, и — раз уж такое дело — решил пойти ва-банк. Миновав двух- и пятидолларовые окошки, он подошел к десятидолларовому. В тот вечер он проиграл сто шестьдесят долларов — больше, чем мог безболезненно потерять, но не больше, чем мог бы себе позволить.

Через неделю он снова поехал на ипподром, намереваясь вернуть проигранное и свести баланс к нулю. И у него почти получилось. Почти — очень важное слово. Так же почти он дошел до выхода три года назад. Еще через неделю он проиграл двести десять долларов. Это пробило дыру в их семейном бюджете, которую Миртл обязательно бы заметила; поэтому, чтобы покрыть недостачу, он позаимствовал деньги из городской кассы мелких расходов. Сотня долларов. Какой пустяк, право слово.

С этого все и началось. Точно как в яме со скользкими стенками: если ты начинаешь скользить, ты обречен. Ты можешь цепляться ногтями, зубами… и даже замедлить свое падение… но это только отсрочка. Падение уже неминуемо.

Если попробовать определить точку, после которой пути назад уже не было, то это будет лето 1989 года. Летом скачки проходят почти каждый вечер, и всю вторую половину июля и весь август Китон не пропускал ни одной. Какое-то время Миртл подозревала, что он ездит на скачки лишь для отвода глаз, а на самом деле завел себе любовницу — это было смешно, на самом деле. Теперь у Китона не встал бы, даже если бы к нему с Луны прилетела богиня Диана в своей колеснице — в распахнутой тоге и с табличкой на шее: ТРАХНИ МЕНЯ, ДЭНФОРД. Одна мысль о том, как глубоко он залез в городские фонды, заставляла его бедный отросток съеживаться до размера наперстка.

Когда Миртл наконец убедилась, что он действительно ездит на скачки, она немного расслабилась. Он стал реже бывать дома по вечерам, то есть реже показывать свой капризный и деспотичный характер, и вроде бы много он не проигрывал, потому что баланс на семейном банковском счете не особенно колебался. Просто Дэнфорд нашел себе хобби, развлечение для мужчин среднего возраста. Ну и отлично.

Подумаешь, скачки, вполне безобидное развлечение, думал Китон, когда брел по Главной улице, засунув руки глубоко в карманы пальто. Он дико хохотнул, и не будь улица совершенно пуста, на него явно бы стали оборачиваться. Миртл следила за их банковским счетом. Ей и в голову не приходило, что он запустил руки в их пенсионный фонд и страховки. Она понятия не имела, что «Шевроле Китона» стоит на пороге банкротства.

Она следила за общим банковским счетом и домашними расходами.

Он был дипломированным бухгалтером.

Когда дело касается растрат, дипломированный бухгалтер справится с этим получше большинства людей… но, как говорится, сколь веревочке ни виться, а кончик будет. Подпорка, возведенная Китоном из подчисток и махинаций, начала разваливаться осенью 1990-го. Он удерживал ее, как мог, надеясь на ипподромную удачу. К тому времени он познакомился с подпольным букмекером и делал ставки большие, чем разрешалось правилами.

Но это не принесло ему удачу.

А теперь, этим летом, травля началась в открытую. Раньше они только играли с ним. Теперь они жаждали его крови, и до Судного дня оставалось меньше недели.

Я им еще покажу, думал Китон. Со мной еще не покончено. У меня еще есть пара трюков.

Вот только бы знать, каких трюков… в этом-то и была вся проблема.

Ничего. Что-нибудь придумаю. Я знаю, что-нибудь я…

Тут поток его мыслей неожиданно оборвался. Он стоял перед новым магазином «Нужные вещи», и то, что он увидел в витрине, на пару секунд вышибло из его сознания все остальное.

Там стояла картонная коробка — красочная, яркая, с картинкой на крышке. Какая-то настольная игра. Но эта настольная игра была связана со скачками, и он мог поклясться, что картинка на упаковке, изображавшая двух иноходцев, нос к носу пересекавших финишную черту, была срисована со скачек в Льюистоне. Если на заднем плане была изображена не главная трибуна, он готов был признать себя обезьяной.

Игра называлась ВЫИГРЫШНАЯ СТАВКА.

Китон почти пять минут простоял, уставившись на коробку, завороженный, как ребенок, разглядывающий витрину с электрической железной дорогой. Потом он медленно зашел под зеленый навес, чтобы глянуть, работает ли магазин по субботам. На двери болталась табличка с одним только словом:

Пару секунд Китон смотрел на нее с недоверием. Как и Брайан в свое время, он подумал, что ее оставили здесь по ошибке. Магазины на Главной улице Касл-Рока не открываются в семь часов утра, и особенно — по субботам. Так или иначе, он повернул ручку. Она легко поддалась.

Когда Китон открыл дверь, у него над головой звякнул крошечный серебряный колокольчик.

— На самом деле это не совсем игра, — сказал Лиланд Гонт, — тут вы немного ошиблись.

Китон восседал на мягком, обитом плюшем стуле с высокой спинкой, на котором до этого успели посидеть Нетти Кобб, Синди Роуз Мартин, Эдди Варбертон, Эверетт Франкель, Майра Эванс и еще пара десятков горожан. В руках он держал чашку отменного ямайского кофе. Гонт, оказавшийся замечательным парнем для жителя равнин, чуть ли не заставил его выпить кофе, но теперь Китон об этом не жалел. Гонт бережно достал коробку с витрины. Он был одет в бордовый пиджак — нарядный, но без излишней вычурности. Он сказал Китону, что частенько открывает магазин в неурочные часы, потому что страдает бессонницей.