Ой, ладно! Что ты себя накручиваешь…
И тут из горячей и темной утробы сарая снова послышался глухой, угрожающий рев, похожий на звук крутящегося вхолостую мощного двигателя. Это ей не померещилось, и это был вовсе не скрип старых досок.
Это была собака.
Полли испуганно повернулась и увидела две красные искорки, наблюдавшие за ней из тьмы.
Она обежала машину, в спешке больно стукнувшись бедром о крыло, села за руль, подняла окна и закрыла все дверцы. Повернула ключ зажигания. Мотор закашлял… и не завелся.
Никто не знает, что я здесь, подумала она. Никто, кроме мистера Гонта… а он никому не скажет.
Полли уже представляла себя пойманной здесь в ловушку. Как Донна Трентон и ее сын. Но тут движок ожил, и она рванула к шоссе с такой скоростью, что чуть не вылетела в кювет. Она переключила передачу и понеслась к городу на максимальной скорости, на которую только сумела отважиться.
Она и думать забыла о том, чтобы вымыть руки.
4
Туз Мерилл вскочил с кровати примерно в то же самое время, когда Брайан Раск вышиб себе мозги совершенно в другом месте, в тридцати милях отсюда.
Он прошел в ванную, снимая с себя по пути грязное белье, и отмокал там час или два. Потом поднял руку и принюхался к своей подмышке. Посмотрел на душ, но решил не тратить время. Сегодня его ждут великие дела. Душ подождет.
Он вышел из ванной, не нажав на смыв — принцип «что желтеет, пусть стареет» был неотъемлемой частью жизненной философии Туза, — и направился прямиком к бюро, где на зеркале для бритья лежала последняя порция порошка мистера Гонта. Отличная была штука: вдыхаешь легко, в голову бьет — будь здоров. Как очень верно сказал мистер Гонт, этой ночью Тузу понадобится большое количество кайфа, и он догадывался, где его можно взять.
При помощи своих водительских прав Туз выстроил парочку белых дорожек. Втянул их через свернутую пятидолларовую купюру, и у него в голове словно взорвалась зенитная ракета.
— Бум! — закричал Туз Мерилл голосом Волка из уорнеровского мультика (у него это неплохо получалось). — А теперь — за кассетами.
Он натянул пару выцветших джинсов прямо на голую задницу, потом надел майку с эмблемой «харлея-дэвидсона». В этом сезоне все охотники за сокровищами выбирают такой фасон, подумал он и расхохотался. Слышь, хороший какой кокаин!
Он уже почти дошел до двери, когда его взгляд случайно упал на вчерашнюю понюшку, и он вспомнил, что собирался позвонить Нату Коупленду в Портсмут. Он вернулся в спальню, покопался в одежде в верхнем ящике комода и выудил потертую записную книжку. Потом он прошел в гостиную, уселся перед телефоном и набрал нужный номер. Вряд ли Нат сейчас дома, но попробовать стоило. Кокаин у него в голове бурлил и шипел, но кайф уже потихоньку спадал. Одна понюшка кокаина делает из тебя нового человека. Проблема в том, что первое, чего хочет этот новый человек, — еще одна понюшка, а запасы Туза сильно поистощились.
— Да? — раздался у него в ухе обеспокоенный голос, и Туз понял, что его карта опять сыграла. Удача была на его стороне.
— Нат! — закричал он.
— Кой хрен там орет?
— Я ору, старый шланг! Я!
— Туз? Это ты?
— Я и никто другой! Как поживаешь, старик?
— Бывало и лучше. — Нат, судя по голосу, был не слишком обрадован, услышав голос старого приятеля по механической мастерской из Шоушенка. — А чего тебе надо, Туз?
— Разве так разговаривают со старыми друзьями? — укоризненно спросил Туз. Он прижал трубку плечом и подкатил к себе пару ржавых консервных банок.
Одну из них он выкопал из земли во дворе дома старого Требелхорна, другую — из обвалившегося погреба на заброшенной ферме Мастерсов, которая сгорела, когда Тузу было всего десять лет. В первой банке обнаружилось четыре альбома Зеленых Марок и несколько свертков купонов из пачек сигарет «Рейли». Во второй были пара пачек разных купонов и ваучеров и шесть пакетов одноцентовых монет. Только странных каких-то монет.
Белого цвета.
— Может, я просто хочу узнать, как дела, — поддразнил Туз. — Ну, знаешь, все ли спокойно на фронте, подвезли ли снаряды и все такое.
— Чего тебе надо, Туз? — устало повторил Нат Коупленд.
Туз выковырнул из банки один столбик монеток. Бумага, в которую они были завернуты, выцвела из пурпурной до серо-розовой. Он вытряс из свертка две монетки и пригляделся к ним. Если кто-то и сможет что-то о них рассказать, то это Нат Коупленд.
Когда-то у него был свой магазин в Киттери. Назывался «Марки и монеты Коупленда». У него была и своя нумизматическая коллекция — одна из лучших в Новой Англии, если верить Нату. Потом он тоже открыл для себя чудеса кокаина. В течение четырех-пяти лет он распродал все свои монеты одну за одной, чтобы регулярно пудрить нос. В 1985 году полиция, прибывшая по вызову бесшумной сигнализации, застала Ната Коупленда в нумизматическом магазине «Длинный Джон Сильвер». Он запихивал в замшевую сумку серебряные доллары с изображением Статуи Свободы. А по прошествии очень короткого времени Туз имел счастье с ним познакомиться.
— Ну, у меня был небольшой вопрос, и раз уж ты сам спросил…
— Вопрос? Только вопрос и все?
— Абсолютно. Вопрос и больше ничего, дружище.
— Ну, тогда ладно, — чуть смягчился Нат. — Спрашивай, я же не могу целый день ждать.
— Я понимаю, — согласился Туз. — Занятой, ужасно занятой день. Нужно куда-то ехать, кого-то сожрать, да, Натти? — Он нервно рассмеялся. И дело было не только в кокаине — день был особый. Он не ложился до рассвета, кокаин не давал ему заснуть аж до десяти утра, несмотря на закрытые жалюзи и усталость. Он до сих пор чувствовал себя в силе перекусывать зубами стальную арматуру и выплевывать ее уже обойными гвоздиками. А почему бы и нет? Какого хрена?! Он стоял на пороге большой удачи и знал это, чувствовал всеми фибрами.
— Туз, в той хреновине, которую ты называешь своими мозгами, правда что-то созрело или ты позвонил, чтобы меня позлить?
— Нет, я не хочу тебя злить. Ответишь мне на один вопрос, Натти, и, может быть — очень даже может! — я тебе кое-что дам… интересненькое.
— Правда? — Голос Ната Коупленда мгновенно утратил прежнюю строгость. Он стал просящим, почти заискивающим. — Ты опять меня дуришь?
— Точно, лучшая дурь, примоэкселенца, друг мой Натти Бампо, в жизни такого дерьма не встречал!
— И мне тоже достанется?
— Даже и не сомневайся, — сказал Туз, конечно же, не имея в виду ничего такого. Он выковырнул из свертка еще три-четыре странные монетки и выстроил их в линию на столе. — Только сделай мне одолжение.
— Давай говори.
— Что ты знаешь про белые пенни?
На другом конце провода повисла пауза. Потом Нат осторожно спросил:
— Белые пенни? Ты имеешь в виду стальные пенни?
— Я не знаю, что я имею в виду. Ты же коллекционер, а не я!
— Посмотри на даты. Они должны быть датированы 1941–45 годами.
Туз перевернул монетки. Одна была 1941 года, четыре — 1943-го и последняя — 1944-го.
— Да, точно. И сколько они стоят? — Туз попытался скрыть нетерпение в голосе. Нельзя сказать, что ему это удалось.
— Немного, если продавать по штуке, — сказал Нат, — но все-таки больше, чем обычные пенни. Доллара два за штуку. Три, если в о.с.
— Чего?
— В отличном состоянии. Как с завода. Много их у тебя, Туз?
— Есть чуток, — сказал Туз. — Есть чуток, дружище Натти. — Он был очень разочарован. Шесть свертков, триста центов, даже слепому понятно, что они отнюдь не в идеальном состоянии. Не то чтобы они были потертые и исцарапанные, но уж точно не новые и не блестящие, как с завода. Шесть сотен, максимум восемь. Не густо.
— Давай привози их, я посмотрю, — сказал Нат. — Дам хорошую цену. — Он поколебался и добавил: — И захвати с собой этого энергетического порошка.
— Я подумаю, — сказал Туз.
— Э-э! Туз! Не вешай трубку!