Они прошли мимо Эдди, который как раз протирал тряпкой пластиковую бутыль охладителя. Он не взглянул в их сторону; казалось, он затерялся в каком-то своем мире. Но как только за ними захлопнулась дверь, Эдди Варбертон поспешил в будку диспетчера и снял телефонную трубку.

— Хорошо… да… да, я понял.

Лиланд Гонт стоял рядом с кассой, прижав к уху радиотелефон. Улыбка — тонкая, как новорожденный месяц, — не сходила с его губ.

— Спасибо, Эдди. Большое тебе спасибо.

Гонт прошел к занавеске, отделявшей магазин от остальных помещений. Нагнувшись, он частично скрылся за ней, а когда вынырнул обратно, то в руке у него покачивалась табличка.

— Да, теперь можешь идти домой… да… можешь быть уверен, я этого не забуду. Я не забываю, когда люди оказывают мне услуги, Эдди, и по этой причине очень не люблю, чтобы мне о них напоминали. Пока.

Он отключил телефон, не дожидаясь ответа, и, сложив антенну, опустил его в карман пиджака. Занавеска на двери была задернута. Запустив под нее руку, мистер Гонт снял табличку с надписью:

и заменил ее той, что держал в руках. Потом он подошел к витрине и стал наблюдать за Пангборном. Пангборн подошел и посмотрел в то же самое окно; он даже заслонил руками глаза и расплющил нос о стекло, вглядываясь в темноту магазина. И хотя Гонт стоял прямо перед ним, скрестив на груди руки, шериф его не видел.

Гонт обнаружил, что лицо Пангборна ему неприятно. Разумеется, это не было для него сюрпризом. Читать по лицам он умел даже лучше, чем запоминать их, а то, что было написано на этом лице, было написано прописными гигантскими буквами и почему-то казалось опасным.

Внезапно лицо Пангборна изменилось: веки раскрылись чуть больше, улыбчивые губы сжались в узкую щель. Гонт почувствовал короткий и совершенно нехарактерный приступ страха. Он меня видит! — подумал он, хотя, разумеется, это было невозможно. Шериф сделал полшага назад… и вдруг рассмеялся. Гонт тут же понял, в чем дело, но это вовсе не умерило его мгновенной и глубокой неприязни к Пангборну.

— Убирайся отсюда, шериф, — прошептал он. — Убирайся и оставь меня в покое.

Алан долго стоял, рассматривая витрину. Он не понимал, из-за чего, собственно, столько восторгов. Вчера вечером, перед тем как поехать к Полли, он побеседовал с Розали Дрейк, и Розали так говорила про «Нужные вещи», будто это ответ севера Новой Англии фирме «Тиффани», но фарфоровый сервиз, выставленный в витрине, никак не тянул на то, чтобы вскакивать посреди ночи и писать о нем маме. Самое большее, чего он заслуживал, — распродажа в лавке старьевщика. У некоторых тарелок были отколоты края, а посередине одной из них разбегалась тонкая паутинка трещинок.

Ладно, решил Алан, на вкус и цвет… Может быть, этому сервизу уже двести лет, и стоит он целое состояние… просто я разбираюсь в фарфоре, как свинья в апельсинах.

Он прикрыл руками глаза, пытаясь рассмотреть что-нибудь за витриной, но смотреть там было не на что. Свет выключен, никого нет. На миг ему показалось, что кто-то там все-таки есть: странный, призрачный кто-то, наблюдавший за ним с недобрым интересом. Он даже отпрянул назад и только потом понял, что это — отражение его собственного лица. Немного смущенный, он рассмеялся.

Занавеска на двери была задернута; на присоске висела табличка с рукописным текстом:

Алан вынул бумажник из заднего кармана, достал визитную карточку и нацарапал на обороте:

[9]

Он присел и просунул карточку под дверь. Потом еще раз посмотрел на витрину, удивляясь, кому может понадобиться старый сервиз сомнительного происхождения. И тут он ощутил странный, пронизывающий холодок — словно за ним пристально наблюдали. Алан оглянулся, но не увидел никого, кроме Лестера Пратта. Лестер снова обклеивал столбы этими идиотскими листовками и даже не смотрел в сторону Алана. Алан пожал плечами и пошел обратно к зданию муниципалитета. В понедельник времени на визит будет побольше, вот в понедельник и зайду, решил он.

Мистер Гонт дождался, пока Алан скроется из виду, потом подошел к двери и подобрал карточку. Внимательно прочитав обе стороны, он улыбнулся. Шериф собирается навестить его в понедельник? Ну что ж, прекрасно, потому что мистеру Гонту почему-то кажется, что к понедельнику события примут такой оборот, что окружному шерифу будет просто не до этого. Совсем не до этого. Что его очень даже устраивало, потому что он и раньше встречал людей типа Пангборна и давно уяснил для себя, что таких лучше не подпускать близко, пока ты только разворачиваешь дело и накапливаешь клиентуру. Люди вроде Пангборна слишком многое видят.

— С тобой что-то произошло, шериф, — сказал Гонт. — Что-то такое, из-за чего ты стал опасным. Это даже по лицу видно. Интересно, что это было? Ты что-то сделал или что-то увидел? Или и то и другое?

Он еще долго стоял, всматриваясь в пустынную улицу. Губы кривились в нехорошей усмешке, обнажая неровные, испорченные зубы. Он говорил низким, спокойным голосом человека, который привык беседовать сам с собой:

— Как я понимаю, ты у нас вроде салонного иллюзиониста, мой полицейский друг. Любишь показывать фокусы. Что же, до моего отъезда и я покажу тебе пару фокусов. Уверен, ты удивишься.

Он смял в кулаке визитную карточку Алана. Когда она полностью скрылась у него в руке, из-под пальцев вырвался язычок голубого пламени. Он разжал руку, и в воздух вырвалась слабенькая струйка дыма, не оставив на ладони ни кусочка пепла.

— Трах-тибидох и абракадабра, — улыбнулся Гонт.

Миртл Китон уже в третий раз за день подошла к двери мужниного кабинета и напряженно прислушалась. Когда она встала с постели — а было только девять утра, — Дэнфорд уже заперся у себя. Сейчас уже час дня, а он все еще там. Когда она спросила, не хочет ли он пообедать, он крикнул ей, чтобы она не мешала, потому что он занят.

Миртл хотела постучать еще раз… но остановилась и снова прислушалась. Из-за двери доносился какой-то странный шум: что-то трещало, постукивало и жужжало. Это было похоже на те скрипучие звуки, которые издавали мамины часы с кукушкой перед тем, как окончательно сломались.

Она все-таки постучала.

— Дэнфорд?

— Уйди! — Голос был взволнованным, непонятно только, от страха или возбуждения.

— Дэнфорд, у тебя все в порядке?

— Да, черт возьми! Уйди, говорю тебе, и оставь меня в покое! Я скоро выйду!

Жужжание и стрекот. Стрекот и жужжание. Как гвозди в бетономешалке. Миртл стало страшно. Она очень надеялась, что у Дэнфорда не случился нервный срыв. Но вел он себя как-то странно.

— Дэнфорд, давай я схожу в пекарню и куплю пончиков?

— Да! — заорал он. — Да! Да! Купи пончиков! Купи туалетной бумаги! Сделай пластическую операцию! Иди куда хочешь! Делай что хочешь! Только оставь меня в покое!

Миртл пару секунд постояла у двери, собралась постучать еще раз, но потом передумала. Она уже не была уверена, что ей хочется знать, чем занимается Китон в своем кабинете. Она даже не знала, хочется ей или нет, чтобы он вообще открывал эту дверь.

Она обулась и надела теплое осеннее пальто — солнышко еще светило, но уже не грело, — и вышла к машине. Подъехав к «Сельской печи» в конце Главной улицы, она купила полдюжины пончиков: с медовой глазурью для себя, с шоколадом и кокосовым орехом — для Дэнфорда. Она надеялась, что его это развеселит. Ее шоколад всегда приводил в хорошее настроение.