По просьбе Полли службу вел преподобный Том Киллингворт, методистский священник, дважды в неделю проводивший службы в Джунипер-Хилл и хорошо знавший Нетти. Его проповедь была короткой, но теплой, полной личных воспоминаний о Нетти Кобб — женщине, медленно и трудно выходившей из глубин безумия, женщине, принявшей смелое и мужественное решение еще раз попытаться найти общий язык с миром, так жестоко с ней обошедшимся.

— Когда я был маленьким, — сказал Том Киллингворт, — моя мать повесила в комнате для шитья табличку с одним ирландским высказыванием. Она гласила: «Дай Бог тебе оказаться в раю за полчаса до того, как дьявол узнает о твоей смерти». Нетти Кобб прожила тяжелую жизнь, прискорбную во многих отношениях, но несмотря ни на что, я уверен, что ее ничего не связывает с дьяволом. Несмотря на ее ужасную безвременную кончину, мое сердце верит, что она обрела покой в раю и что дьяволу до сих пор об этом неизвестно. — Киллингворт поднял ладони в традиционном жесте благословения. — Помолимся же за упокой души усопшей.

С дальней стороны холма, где в это же самое время хоронили Вильму Ержик, донесся нестройный хор голосов под руководством отца Джона Брайхема. С той стороны машины выстроились плотным рядом от места захоронения до восточных ворот кладбища; но люди приехали из-за Пита Ержика, живого Пита Ержика, а вовсе не из-за его мертвой жены. Со стороны Нетти присутствовали лишь пятеро скорбящих: Полли, Алан, Розали Дрейк, старый Ленни Партридж (который, в сущности, посещал все похороны, если только земле предавали не солдата папского воинства) и Норрис Риджвик. Норрис был бледен и выглядел расстроенно. Наверное, не было клева, подумал Алан.

— Да благословит нас Господь, и да сохранит Он светлую память о Нетти Кобб в наших сердцах, — сказал Киллингворт, и Полли, стоявшая рядом с Аланом, опять заплакала. Он обнял ее, и она с благодарностью прижалась к его плечу и сжала его ладонь. — Да обратит Господь лик Свой на тебя; да прольет Он на тебя благодать Свою; да упокоит Он Душу твою во веки веков. Аминь.

День выдался еще жарче, чем в Колумбов день, и, когда Алан поднял голову, острые лучики яркого света отразились от подставки гроба и заставили его зажмуриться. Он вытер пот со лба свободной рукой. Полли покопалась в сумочке и вынула свежую салфетку, чтобы вытереть заплаканные глаза.

— Милая, как ты?

— Со мной все в порядке… но я плачу о ней, Алан. Бедная Нетти. Бедная, бедная Нетти. Почему так случилось? Почему?! — И она вновь разрыдалась.

Алан, который тоже задавался этим вопросом, заключил ее в объятия. Через ее плечо он увидел Норриса, понуро плетущегося к тому месту, где стояли машины, приехавшие на похороны Нетти. Он походил на человека либо не понимающего, где находится, либо не до конца проснувшегося. Алан нахмурился. Потом к Норрису подошла Розали Дрейк и что-то ему сказала, а Норрис обнял ее за плечи.

Он тоже ее знал, подумал Алан. И он просто расстроен. А ты сам слишком много блуждаешь в тенях. Может быть, самый главный вопрос, над которым тебе надо подумать прежде всего: что происходит с тобой?

Тут подошел Киллингворт, и Полли, взяв себя в руки, поблагодарила его. Киллингворт протянул ей обе руки. С растущим изумлением Алан наблюдал, как бесстрашно Полли позволила своим рукам утонуть в громадных ладонях священника. Он не помнил, чтобы она когда-либо так свободно и не задумываясь протягивала руки для рукопожатия.

Ей не просто лучше — ей намного лучше. Что, черт возьми, происходит?

На другой стороне холма гнусавый и неприятный голос отца Брайхема провозгласил:

— Покойся с миром.

— С миром, — хором повторили остальные.

Алан взглянул на серый гроб рядом с отвратительным холмиком, покрытым фальшивой зеленью, и подумал: Покойся с миром, Нетти. Отныне и во веки веков, покойся с миром.

Когда двойные похороны на городском кладбище подходили к концу, Эдди Варбертон остановился перед домом Полли. Он выбрался из машины — не такой красавицы, как та, что угробил этот дешевый ублюдок из «Суноко»; просто средство передвижения и не более того, — и воровато осмотрелся. Все вроде спокойно; улица дремлет под по-летнему жарким солнцем.

Эдди подошел к крыльцу Полли, на ходу вытаскивая из кармана официального вида конверт. Мистер Гонт позвонил ему десять минут назад и сказал, что пора расплачиваться за медальон, и вот он здесь… разумеется. Мистер Гонт, он из тех людей, которые говорят тебе «ты лягушка», — и ты послушно скачешь.

Он взбежал на крыльцо. Слабый порыв ветра качнул колокольчики над дверью, и они нежно зазвенели. Это был самый тихий и спокойный звук, который только можно представить, но Эдди все равно вздрогнул. Он еще раз оглянулся, потом осмотрел конверт. Адресовано: «Мисс Патрисии Чалмерс». Ох ты, боже мой! Эдди и не знал, что Полли на самом деле зовут Патрисия, да его это и не особенно волновало. В его задачу входило выполнить поручение и поскорее катиться отсюда ко всем чертям.

Он бросил письмо в прорезь почтового ящика. Конверт шлепнулся на пол на остальную почту: два каталога и телепрограмму. Обычный деловой конверт с именем и адресом Полли, расположенными чуть ниже тарифной марки в правом верхнем углу, и обратным адресом в верхнем левом углу:

— Что случилось? — спросил Алан, когда они с Полли медленно спускались с холма к «универсалу» Алана. Он хотел перекинуться парой фраз с Норрисом, но тот уже сел в свой «фольксваген» и уехал. Наверное, обратно на озеро, чтобы успеть порыбачить до захода солнца.

Полли посмотрела на него и улыбнулась, хотя ее глаза все еще были красными, а лицо — по-прежнему бледным.

— В смысле?

— Твои руки. Что помогло? Похоже на волшебство.

— Да, — сказала она и вытянула руки перед собой, растопырив пальцы. — Настоящее волшебство. — Ее настороженная улыбка стала чуть-чуть естественнее.

Ее пальцы все еще были искривлены, костяшки по-прежнему увеличены, но кошмарный отек, столь явный еще в пятницу, теперь практически исчез.

— Ну же, леди. Выкладывай.

— Я не знаю, хочу ли я говорить об этом, — сказала она. — Мне немного неловко.

Они остановились, чтобы помахать Розали, проехавшей мимо на своей старой синей «тойоте».

— Да ладно тебе, — сказал Алан. — Колись.

— Ну, — потупилась она, — кажется, я наконец нашла того самого доктора. — Ее щеки медленно залила краска.

— И кто это?

— Доктор Гонт, — нервно хохотнула она. — Доктор Лиланд Гонт.

— Гонт?! — с удивлением переспросил Алан. — А он здесь при чем?

— Подвези меня к его магазину, и я все тебе расскажу.

Через пять минут (одно из самых больших преимуществ жизни в Касл-Роке заключается в том, что почти все находится «в пяти минутах отсюда») Алан остановил машину перед «Нужными вещами». В витрине висела табличка:

Алану вдруг пришло в голову (раньше он как-то об этом не думал), что вести бизнес подобным образом в маленьком городишке — идея довольно дурацкая.

— Алан? — нерешительно сказала Полли. — Ты не злишься?

— Нет, я не злюсь. Какого черта я должен злиться?! Я даже не знаю, что у меня за настроение. Может быть… — Он хохотнул, покачал головой и продолжил: — Может быть, у меня состояние, которое Тодд называл «все ухи в лапше». Шарлатанские средства? Пол, это так на тебя не похоже.

Она тут же поджала губы и холодно взглянула на Алана.

— Я не говорила «шарлатанские». Шарлатанские штучки — это для всяких клуш… и тронутых медиумов из рекламок в «Третьем глазе». Нельзя называть шарлатанским предмет, который тебе помогает. Тебе так не кажется?