— Извини, Алан. Они просто отложили трубку. Хорошо, что я проверил, а то ты бы еще ждал. Эти штатовцы… что они себе позволяют?!
— Не волнуйся об этом, Клат. Китона уже взяли?
— Хех… не знаю даже, как сказать, Алан, но…
У Алана оборвалось сердце. Он закрыл глаза. Значит, он был прав — «продолжение следует».
— Просто скажи все как есть. Без всякого протокола.
— Бастер… то есть Дэнфорд, я хотел сказать… поехал домой и отломал ручку от «кадиллака» отверткой. Ты же знаешь, он был к ней прикован.
— Я знаю, — сказал Алан, не открывая глаз.
— В общем… он убил свою жену, Алан. Молотком. Ее обнаружил не штатовец, потому что еще двадцать минут назад Китон их вообще не интересовал. Это был Сит Томас. Он подъехал к дому Бастера, чтобы все перепроверить. Доложил о находке и вернулся сюда минут пять назад. Жалуется на боли в груди, и я не удивлен. Он сказал, что Бастер снес ей напрочь все лицо. Говорит, что там повсюду мозги и волосы. Сейчас на Касл-Вью целый отряд пейтоновских людей. Сита я посадил в твоем кабинете, чтобы он отошел немного.
— Боже мой, отвези его к Ван Аллену. Ему же шестьдесят два, и всю свою жизнь он дымил «Кэмелом», как паровоз.
— Рэй поехал в Оксфорд, помочь тамошним докторам залатать Генри Бофорта.
— Тогда к его ассистенту… как его там зовут? Франкель! Эверетт Франкель.
— Этого тоже нет. Я звонил и в офис, и домой.
— А жена его что говорит?
— Алан, Эв холостяк.
— О Боже. — Кто-то выцарапал на стене рядом с телефоном: Не волнуйся, будь счастлив. Алан это воспринял как издевательство.
— Я сам могу отвезти его в больницу, — предложил Клат.
— Ты нужен мне там, — ответил Алан. — Газетчики и телевидение уже приехали?
— Тут все ими кишит.
— Хорошо, Ситом займемся позже. Если ему не станет лучше, сделаешь вот что: выйдешь на улицу, схватишь за задницу какого-нибудь репортера, желательно с признаками интеллекта, скажешь, что нужен доброволец, подрядишь его, и пусть везет Сита сюда, в Северный Камберленд.
— Ладно. — Клат поколебался и выпалил: — Я хотел осмотреть китоновский дом, но полиция штата… Они меня близко не подпустили! Как тебе это нравится?! Эти сволочи не пустили помощника окружного шерифа на место преступления!
— Клат, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но они только делают свою работу. Ты видишь Сита со своего места?
— Ага.
— И как он? Живой?
— Сидит за твоим столом, курит сигарету и читает свежий выпуск «Сельского полисмена».
— Так, — сказал Алан. Он не знал, плакать ему, смеяться или делать и то, и другое одновременно. — Все понятно. Полли Чалмерс не звонила?
— Не… Сейчас, секундочку, я сверюсь с журналом. Я уж думал, его тоже унесли. Да, звонила. В половине четвертого.
Алан скривился.
— Это я знаю. А позже?
— Нет вроде бы. По крайней мере в журнале ничего не записано, хотя это еще ничего не значит. Шейлы нет, повсюду эти штатовцы скачут… кто их разберет!
— Спасибо, Клат. Есть еще что-то, что мне надо знать?
— Да, пара вещей.
— Давай.
— Они нашли пистолет, из которого Хью стрелял в Генри, но Дэвид Фридман из отдела баллистики полиции штата говорит, что не знает такого оружия. Какой-то автоматический пистолет, но этот парень заявляет, что никогда такого не встречал.
— Ты уверен, что это Дэвид Фридман? — переспросил Алан.
— Да, Фридман его зовут.
— Он должен знать. Дэйв Фридман — ходячая оружейная Библия.
— Вот не знает. Я стоял рядом, когда он разговаривал с твоим приятелем Пейтоном. Он говорит, что пистолет похож на немецкий маузер, но отсутствует маркировка, и затвор отличается. Наверное, они послали его в Августу вместе с тоннами других доказательств.
— Что еще?
— Они нашли анонимную записку во дворе Генри Бофорта, — сказал Клат. — Валялась, скомканная, рядом с его машиной. Ты помнишь его ретро-«тандерберд»? Его тоже испоганили. Как и машину Хью.
Алану показалось, что чья-то большая и мягкая рука дала ему затрещину.
— Что там в записке?
— Секунду. — Слабый шелест; Клат рылся в своем блокноте. — Вот. «Не смей указывать мне, когда пить, а когда не пить! И только попробуй еще раз не отдать мне ключи от моей машины, дерьмовый французик!»
— Французик?
— Так тут написано. — Клат нервно хихикнул. — Слова «не смей» и «французик» подчеркнуты.
— И ты говоришь, что машину попортили?
— Ага. Порезали шины, как у Хью. И длинная царапина на боку со стороны пассажирской дверцы. Ужас!
— Ладно, — сказал Алан. — Вот тебе еще задание. Сходи в парикмахерскую и в бильярдную, если понадобится. Выясни, кому в последнее время Генри отказывал в выпивке.
— Но полиция штата…
— На хрен полицию штата! — в сердцах крикнул Алан. — Это наш город. Мы знаем, кого надо спрашивать и где их искать. Ты хочешь сказать, что не можешь поговорить с человеком, который все равно через пять минут обо всем узнает?
— Конечно, нет, — сказал Клат. — Когда я ехал обратно с Касл-Хилл, я видел Чарли Фортина. Он околачивался вместе с другими ребятами около «Западных автоперевозок». Если Генри с кем-то сцепился, Чарли должен об этом знать. Черт, да для него «Тигр» давно уже стал вторым домом.
— Да. Полиция штата уже допросила его?
— Ну… нет.
— Нет. Тогда ты его допроси. Но я думаю, что мы оба уже знаем ответ.
— Хью Прист, — хмыкнул Клат.
— Я в этом и не сомневался, — сказал Алан. Он подумал, что, может быть, первая догадка Генри Пейтона была верна.
— Хорошо, Алан. Так и сделаю.
— И сразу перезвони мне, как выяснишь. Сразу. В ту же секунду. — Он продиктовал номер телефона и заставил Клата повторить его для проверки.
— Хорошо, — сказал Клат и, помедлив, взорвался яростной тирадой: — Алан, что происходит?! Что, черт возьми, случилось с нашим городом?!
— Я не знаю. — Алан вдруг почувствовал себя очень старым, очень усталым… и злым. Злым уже не на Пейтона, отобравшего у него дело, а на тварь, которая запустила этот мрачный фейерверк. Он все больше и больше убеждался, что, когда они выгребут эту яму до дна, выяснится, что за всем карнавалом стоит одна и та же сила. Вильма и Нетти. Генри и Хью. Лестер и Джон. Кто-то связал их между собой, как брикеты мощной взрывчатки. — Я не знаю, Клат, но мы обязательно выясним.
Он повесил трубку и снова набрал номер Полли. Его желание выяснить с ней отношения, понять, что ее так взбесило, потихоньку угасало. Вместо него в душу вкралось другое чувство, еще менее приятное: смутное предчувствие чего-то очень нехорошего; нарастающая убежденность, что Полли в опасности.
Дзиииинь… Дзиииинь… Дзиииинь… Нет ответа.
Полли, я люблю тебя, и нам надо поговорить. Пожалуйста, возьми трубку. Полли, я люблю тебя, и нам надо поговорить. Пожалуйста, возьми трубку. Полли, я люблю тебя…
Эта мысленная мольба вертелась у него в голове, как заводная игрушка. Он хотел перезвонить Клату и попросить сначала проверить дом Полли, но не смог. Это было бы неправильно: в городе еще могут быть и другие «бомбы», ожидающие своей очереди.
Да, но, Алан… что, если Полли тоже на очереди?
Эта мысль вызвала у него какую-то смутную ассоциацию, но он не успел ее уловить.
Алан медленно повесил трубку, оборвав ожидание на середине гудка.
3
Полли больше не могла сопротивляться. Она перекатилась на бок, дотянулась до телефона… а он замолк на середине звонка.
Ну и ладно, подумала она. Ну и хорошо. Вот только вправду ли хорошо?
Она лежала на кровати, вслушиваясь в шум приближающейся грозы. В спальне было жарко — как в середине июля, — но окна открыть было нельзя: всего неделю назад она попросила Дэйва Филлипса, одного из местных мастеров-плотников, надеть на окна и двери зимние жалюзи. Вернувшись из поездки за город, Полли сняла старые джинсы и майку, аккуратно сложила их на стуле и легла в кровать в одном белье. Ей хотелось немного поспать, а потом принять душ. Но сон все не шел.