Китон бросился к окну — не идет ли Миртл. Она не должна видеть эти розовые листочки. Надо убрать их все до ее прихода… А сколько их тут? Он оглядел кабинет и увидел, что эти отвратные бумаженции висят повсюду. Несколько сотен? Тысяча? Вполне вероятно. Даже две тысячи не казалось таким уж невероятным. Впрочем, если жена вернется до того, как он завершит уборку, ей придется подождать снаружи, потому что он не собирался впускать ее в дом, пока все эти ублюдочные листочки — все до единого — не сгорят в кухонной печи. Все… до… единого.

Китон сдернул листок, висевший на люстре. Скотч прилип к его щеке, и он оторвал его, скрипнув зубами от злости. На этом листке в графе ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ было написано:

Китон подошел к торшеру, что стоял рядом с креслом. На абажуре висел листок:

На телевизоре:

На стекле, закрывавшем его «Диплом достойного гражданина», выданный Лайонс-Клубом:

На кухонной двери:

На двери в гараж:

Китон носился по квартире с выпученными, налитыми кровью глазами, собирая бумажки. Его редеющие волосы сбились в лохматый клубок. Вскоре он уже начал задыхаться и кашлять и его щеки приобрели уродливый бордово-малиновый оттенок. Он был похож на толстого ребенка с лицом взрослого человека, который участвует в некой странной, но отчаянно важной охоте за сокровищами.

С серванта он сорвал:

Китон бросился в кабинет со стопкой листков, зажатых в правом кулаке, и продолжил «сбор урожая». Здешние предупреждения сосредоточились на одном-единственном понятии, с ужасающей аккуратностью вписанном в пустые графы:

Чаще всего — именно это слово, жгучее, кричащее, обвиняющее:

Он услышал шум снаружи и опять подбежал к окну. Может быть, это Миртл. А может, Норрис Риджвик — вернулся поиздеваться над ним. Если бы это был Риджвик, Китон достал бы пистолет и пристрелил бы его к чертовой матери. Но не в голову. Выстрел в голову — слишком мягкое наказание для такой мрази, как Риджвик. Китон продырявил бы ему кишки и оставил бы орать на лужайке до самой смерти. Долгой и мучительной.

Но это был всего-навсего «скаут» Гарсонов, направляющийся в сторону центра. Скотт Гарсон был самым серьезным банкиром в городе. Китон с женой иногда бывали в гостях у Гарсонов или приглашали их к себе на ужин: это были приятные люди, к тому же сам Гарсон был из тех людей, с которыми нужно поддерживать добрые отношения. Интересно, а что бы сказал Гарсон, увидев эти бумажки? Что бы он сказал об этом слове — РАСТРАТА, — кричащем с розовых бланков предупреждения, кричащем, как женщина, которую насилуют ночью на улице?

Китон бегом вернулся в гостиную. Он ничего не пропустил? Вроде бы нет. Все собрал, по край…

Нет! Вот еще одна! На первой балясине лестницы! Ничего себе, а если бы он ее не заметил?! Боже правый!

Китон подбежал к лестнице и сорвал наклейку.

Еще? Где еще? Китон вяло пробежался по комнатам первого этажа. Перед его рубашки выбился из брюк, и над пряжкой ремня бултыхалось волосатое брюхо. Вроде бы больше нет ни одной… внизу, во всяком случае.

Он еще раз взглянул в окно, чтобы удостовериться, что Миртл пока не видно, и поднялся наверх, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Вильма и Нетти сошлись на углу Уиллоу и Форд. Они застыли, сверля друг друга глазами — ну прямо стрелки в дешевом вестерне. Ветер игрался полами их пальто, словно дурашливый пес. Солнце то пряталось, то выглядывало из-за туч, тени которых пробегали по земле, как торопливые прохожие.

Обе улицы были пустынны: ни машин, ни пешеходов. Перекресток был полностью в их распоряжении.

— Ты убила мою собаку, скотина!

— Ты разбила мой телевизор! Ты разбила мои окна! Ты разбила мою микроволновку, ты, полоумная сука!

— Я тебя предупреждала!

— Засунь свое предупреждение в свою старую грязную задницу!

— Я убью тебя!

— Подойди хоть на шаг, и тут точно кого-то убьют, но уж никак не меня!

Последнюю фразу Вильма произнесла с тревогой и нарастающим удивлением: глядя на лицо Нетти, она впервые осознала, что здесь все гораздо серьезнее, чем она думала поначалу. Здесь дело может и не ограничиться вырванным клоком волос или фонарем под глазом. И вообще, что тут Нетти-то делает?! Где элемент неожиданности?! Почему все происходит так быстро?!

Но Вильма унаследовала свой воинственный нрав от польских казаков, а это о чем-то уже говорит. Она решила, что сейчас не время задаваться вопросами. Сейчас будет битва — и это главное.

Нетти бросилась на нее, занося свой тесак для удара. Она оскалилась чуть ли не по-звериному, и длинный вопль вырвался у нее из горла.

Вильма присела, держа нож лезвием вверх, как небольшое копье. Когда Нетти приблизилась вплотную, Вильма выставила его вперед. Лезвие вонзилось Нетти в живот и пошло вверх, распарывая желудок, из которого тут же вырвалась струя какой-то вонючей массы. Вильма сама ужаснулась тому, что сделала, — да что ужаснулась, она просто не верила, что она это сделала; это было немыслимо, невозможно, — и резко расслабила руки. Восходящее движение ножа остановилось до того, как его острие вонзилось Нетти в сердце.

— АААААХ ТЫ ГАААДИНААА! — заверещала Нетти и опустила тесак. С тупым хрустом пробив ключицу, он по рукоять погрузился в плечо Вильмы.

Боль, вонзившаяся в Вильму раскаленным прутом, вымыла у нее из сознания все сомнения. Осталась только неистовая казачка. Она высвободила нож.

Нетти сделала то же самое. Для этого пришлось схватить тесак обеими руками, и когда ей все-таки удалось вырвать его из трещины в кости, целых ворох ее кишок вывалился из кровавой дыры в ее платье и повис лоснящимся узлом.

Две женщины медленно кружили, настороженно присматриваясь друг к другу и рисуя ногами дорожки из собственной крови. Тротуар стал похож на дьявольскую танцевальную диаграмму. Нетти почувствовала, как мир вокруг стал пульсировать большими, медленными толчками — вещи теряли цвет, оставляя ее в белесом мареве, а потом медленно возвращались. Она слышала, как кровь колотится у нее в висках. Гулкие, медленные удары. Она знала, что ранена, но боли не чувствовала. Поэтому она решила, что Вильма просто чуть-чуть поцарапала ей бок.

Вильма знала, что ранена очень серьезно — она не могла поднять правую руку, и платье у нее на спине насквозь пропиталось кровью. Однако она и не думала отступать. Вильма Ержик никогда в жизни не отступала. Никогда в жизни.

— Эй! — раздался чей-то тонкий голос с той стороны улицы. — Эй! Уважаемые, что вы там делаете? Немедленно прекратите! Прекратите сейчас же, а то я полицию вызову!

Вильма повернулась на голос, выпустив Нетти из виду буквально на долю секунды. Нетти шагнула вперед и со свистом рубанула тесаком по широкой дуге. Он прошел сквозь мякоть Вильминого бедра и лязгнул по тазовой кости. Кость раскололась. Фонтаном брызнула кровь. Вильма закричала и отпрянула назад, рассекая ножом воздух перед собой. Она споткнулась о собственную ногу и рухнула на тротуар.