– Ну чего тебе стоит? – взмолился Норрис. – Сам его оштрафуй!

– Не могу. На следующей неделе у меня встреча с чиновниками городской управы насчет выделения ассигнований.

– Он уже меня ненавидит, – с отвращением скривился Норрис. – Я это знаю.

– Бастер всех ненавидит, кроме своей жены и матери, – сказал Алан. – Впрочем, я не уверен насчет жены. Но факт остается фактом: только в прошлом месяце я семь раз его предупреждал, чтобы он не парковался на нашей единственной площадке для инвалидов. Пора принимать меры.

– Ага, предупреждал его ты, а рисковать своим местом буду я. Замечательно. – Норрис Риджвик выглядел как живая иллюстрация к печальному рассказу «Когда с хорошими людьми случаются гадости».

– Расслабься, – успокоил его Алан. – Ты налепишь ему на ветровое стекло квитанцию на пятидолларовый штраф. Он придет ко мне и потребует тебя уволить.

Норрис застонал.

– Я откажусь. Потом он скажет, чтобы я порвал квитанцию. Я опять откажусь. А на следующий день, когда он немного остынет и выпустит пар, я ему уступлю. И когда я приду на следующее заседание по ассигнованиям, он будет мне обязан.

– Да, а чем он будет обязан мне?

– Норрис, ты хочешь новый импульсный радар или как?

– Ну…

– А как насчет факса? Мы уже больше двух лет говорим про факс.

Да! – завопил деланно оживленный голос у него в голове. Ты начал говорить об этом, когда Энни и Тодд были еще живы, Алан. Помнишь? Помнишь то время, когда они были живы?

– Наверное, – сдался Норрис. Он потянулся за своей книжкой штрафных квитанций. У него на лице было написано огроменными буквами: Капитуляция и Уныние.

– Молодец, – с наигранной сердечностью отозвался Алан. – Я буду у себя кабинете.

Он закрыл дверь и сразу же позвонил Полли.

– Алло? – раздалось в трубке, и он уже понял, что не будет рассказывать ей про свою депрессию. У Полли хватает своих проблем. Для того чтобы это понять, ему достаточно было услышать всего одно слово. Звук «л» в ее «Алло» был слегка смазан. Так случалось, только когда она принимала перкордан – причем больше одной таблетки, – а она принимала перкордан, только когда боль была слишком сильной. Хотя Полли ни разу об этом не говорила, Алан был уверен, что ей становится страшно от одной только мысли о том, что будет, когда эти таблетки перестанут действовать.

– Как вы, прекрасная леди? – спросил он, откинувшись в кресле и прикрыв глаза рукой. Аспирин не помог. Голова продолжала болеть. Он подумал, что, может быть, стоит попросить у Полли перкордан.

– У меня все хорошо. – Она аккуратно подбирала слова, как бы переходя от одного слова к другому, словно по камушкам через ручей. – Лучше скажи, как ты? У тебя голос усталый.

– Я, как всегда, замучен адвокатами. – Алан решил, что сегодня он к ней не заедет. Она, конечно же, скажет: «Да, Алан, приезжай» и будет рада его видеть, но это лишь еще больше ее утомит. – Хочу пораньше лечь спать. Ты не против, если сегодня я не заеду?

– Нет, дорогой. Так будет даже лучше.

– Что, так плохо?

– Бывало и хуже, – осторожно сказала она.

– Я не об этом спросил.

– Нет, вовсе не так уж плохо.

Голос тебя выдает, врешь ты все, подумал он про себя.

– Хорошо. Что там насчет ультразвуковой терапии? Что-нибудь выяснилось?

– Ага. Но я не могу себе позволить провести полтора месяца в клинике Майо. И не говори, что ты это можешь себе позволить, Алан, потому что я слишком устала, чтобы сейчас с тобой спорить.

– Мне казалось, ты имела в виду Бостонский госпиталь…

– Только на будущий год, – вздохнула Полли. – Они открывают там кабинет ультразвуковой терапии только в следующем году. Может быть.

Потом была долгая пауза, и Алан уже собрался попрощаться, но тут она снова заговорила. Теперь ее голос звучал чуть веселее.

– Утром я заходила в новый магазин. Нетти испекла торт, а я отнесла. Само собой, чисто из вредности – приносить торт на открытие вроде как не полагается. Это правило только что в бронзе не отлито.

– И как оно там? Что они продают?

– Всего понемножку. Если ты станешь меня пытать и угрожать пистолетом, я, пожалуй, скажу, что это магазин диковинок и безделушек, но это будет неверно. Нужно видеть самому.

– Ты видела хозяина?

– Мистер Лиланд Гонт из Экрона, штат Огайо, – сказала Полли, и Алан почувствовал, что она улыбается. – Помяни мое слово, он еще наведет шороху в Касл-Роке.

– А как он тебе показался?

Когда она снова заговорила, улыбка в ее голосе проступила еще явственнее.

– Алан, я тебе честно признаюсь… ты знаешь, я тебя люблю и надеюсь, что ты меня тоже, и ты для меня самый лучший, но…

– Я тебя очень люблю, – вставил он. Голова потихонечку отходила. И вряд ли это маленькое чудо сотворил норрисовский аспирин.

– …но когда я его увидела, у меня сердце пустилось вскачь. И ты бы видел Розали и Нетти, когда они вернулись…

– Нетти?! – Алан снял ноги со стола и выпрямился в кресле. – Да она же боится собственной тени!

– Да. Но Розали все-таки уговорила ее пойти в магазин вместе – ты же знаешь, бедняжка никуда не выходит одна, – и потом я спросила у Нетти, что она думает про мистера Гонта. Алан, у нее загорелись глаза! Она как будто помолодела. «У него есть цветное стекло! – сказала она. – Чудесное цветное стекло. Он пригласил меня зайти завтра и кое-что присмотреть». Мне кажется, что это самая длинная фраза, которую она говорила мне за все эти четыре года. Потом я сказала: «Ну разве это не мило с его стороны». А она: «Да, очень мило. И знаешь что?» Я, естественно: «Что?» И Нетти сказала: «И я, пожалуй, зайду!»

Алан громко и от души рассмеялся:

– Если Нетти пойдет к нему без дуэньи, я просто обязан увидеть этого человека. Он, наверное, само обаяние.

– И что самое интересное, он совсем не красавец, по крайней мере уж точно не кинозвезда, но у него очень красивые карие глаза. Они буквально горят.

– Осторожнее, леди, – проворчал Алан. – А то я уже ревную.

Она засмеялась:

– Тебе не о чем волноваться. Да, и еще кое-что.

– Что?

– Розали сказала, что, когда они были там с Нетти, в магазин вошла Вильма Ержик.

– Что-нибудь случилось? Они поругались?

– Нет. Нетти просто смотрела на эту Вильму, а та только губы поджала. Так говорит Розали. А потом Нетти вылетела как ошпаренная. Вильма Ержик тебе не звонила насчет Неттиной собаки?

– Нет. Не было повода, – отозвался Алан. – За последние полтора месяца я раз пятнадцать проезжал мимо дома Нетти после десяти вечера. Пес больше не лает. Полли, щенки всегда шумные. А теперь он подрос, и у него хорошая хозяйка. Может, крыша у Нетти слегка набекрень, но с собакой она обращаться умеет. Кстати, а как его звать?

– Бандит.

– Кто, интересно, придумал такую кличку? Впрочем, теперь Вильме Ержик придется искать другой повод для проявления своей стервозности, потому что Бандит отпадает. Хотя она-то повод найдет, я даже не сомневаюсь. В любом случае дело ведь не в собаке; больше никто, кроме Вильмы, не жаловался. Дело в самой Нетти. У людей вроде Вильмы нюх на слабых.

– Да. – Полли стала печально-задумчивой. – Знаешь, однажды вечером Вильма Ержик позвонила ей и заявила, что если Нетти не заткнет своего пса, то она сама лично придет и перережет ему глотку.

– Послушай, – сказал Алан, – я знаю, что Нетти тебе так сказала. Но еще я знаю, что Нетти до смерти боится Вильмы и что у Нетти бывали… проблемы. Я вовсе не утверждаю, что Вильма Ержик этого не делала, потому что я знаю, что она и не на такое способна. Но при этом и не исключаю возможности, что ничего этого не было, а просто у Нетти воображение разыгралось.

Замечание о проблемах Нетти было не очень конкретным, но они оба знали, о чем идет речь. После многих лет сущего ада – замужем за скотом, который издевался над ней как мог, – Нетти Кобб наконец не выдержала и воткнула вилку для мяса в горло своему спящему мужу. Она провела пять лет в Джунипер-Хилл, психиатрической клинике под Августой. Работа у Полли была частью программы по трудовой реабилитации. По мнению Алана, о лучшем нельзя было и мечтать, и тому подтверждение – что состояние Нетти стало значительно лучше. Два года назад Нетти Кобб переехала в собственный небольшой домик на Форд-стрит, в шести кварталах от центра.