— Все мои цветы на улице! — закричала Ленор. — Посреди Касл-Вью! Она ни росточка не упустила! Даже африканские маргаритки выдрала! Все погибло! Все… погибло!
— Вы ее видели?
— Мне не надо ее видеть! Она единственная в этом городе так меня ненавидит! И все газоны утыканы дырками от ее высоких каблуков. Клянусь, эта маленькая дрянь не снимает туфли даже в постели. О, мистер Гонт, — завывала она. — Каждый раз, когда я закрываю глаза, все становится пурпурным! Что мне делать? Что?!
Мистер Гонт промолчал. Он просто смотрел на нее, не отпуская взглядом ее глаз, пока она не успокоилась и не затихла.
— Так лучше? — спросил он наконец.
— Да! — ответила она тихо. — Кажется, я снова вижу синий цвет…
— Но вы слишком взволнованны, чтобы даже думать о покупках.
— Да…
— Она должна заплатить.
— Да.
— И если она еще раз попробует сделать что-то подобное, тогда она точно заплатит!
— Да!
— У меня есть именно то, что нужно. Посидите здесь, миссис Поттер, я мигом вернусь. А вы пока думайте о синем.
— О синем, — сонно повторила она.
Когда мистер Гонт вернулся, он вложил ей в руки один из автоматических пистолетов, привезенных Тузом из Кембриджа. Оружие масляно мерцало вороненой сталью под направленными лампами. Оно было заряжено.
Ленор подняла пистолет на уровень глаз. Она смотрела на него с явным удовольствием и еще большим облегчением.
— Вы понимаете, я никогда никого не заставляю стрелять в людей, — сказал мистер Гонт. — Если только тому нет веской причины. Но похоже, у вас есть очень веская причина, миссис Поттер. Не цветы… мы оба знаем, что это не самое важное в жизни. Но ваша карма… ваша калава… что еще у нас есть — у всех нас?! — Он усмехнулся.
— Ничего, — согласилась Ленор и прицелилась в стену. — Пау. Пау, пау, пау. Вот тебе, завистливая дрянь с круглыми каблуками. Надеюсь, твой муж закончит жизнь в мусорном баке. Большего он не заслуживает. Вы оба большего не заслуживаете.
— Видите тут маленький рычажок, миссис Поттер? — сказал мистер Гонт.
— Да, вижу.
— Это предохранитель. Если эта сука попробует снова забраться к вам в сад, попытается еще нагадить, сначала надо его повернуть. Вам понятно?
— О да! — сказала Ленор сомнамбулическим голосом. — Я все поняла. Пау!
— Никто вас не осудит. В конце концов человеку надо защищать свою собственность. Человеку надо защищать всю карму. Эта гадина Бонсан скорее всего больше не появится, но если все-таки…
Гонт многозначительно посмотрел на нее.
— Если появится, то ей настанет конец. — Ленор подняла ствол пистолета к губам и нежно его поцеловала.
— Положите его в сумочку, — велел мистер Гонт, — и идите домой. Вы же не знаете, может, она сейчас как раз на вашем дворе! А может быть, даже в доме!
Ленор забеспокоилась. В ее голубой ауре закружились тонкие нити зловеще пурпурного цвета. Она встала и убрала пистолет в сумочку. Мистер Гонт отвел взгляд в сторону, и Ленор тут же растерянно заморгала.
— Простите меня, мистер Гонт, но, видимо, о Хауди-Дуди мы поговорим в другой раз. Сейчас мне лучше пойти домой. Я же не знаю, может, эта Бонсан сейчас у меня во дворе. А может быть, даже в доме!
— Какой ужас! — сказал мистер Гонт.
— Да, но собственность означает ответственность. Ее надо защищать. Сколько я вам должна за… за… — Она не могла вспомнить, что конкретно он ей продал, хотя очень скоро она это поймет. Она судорожно схватилась за сумочку.
— Никаких денег. Этот товар сегодня на распродаже. Считайте, что это… — улыбка мистера Гонта стала еще лучезарнее, — …бесплатный подарок от фирмы.
— Спасибо, — сказала Ленор. — Мне стало настолько лучше…
— Как всегда, — произнес мистер Гонт с небольшим поклоном. — Всегда к вашим услугам.
8
Норрис Риджвик был не на рыбалке.
Норрис Риджвик был у дома Хью Приста — заглядывал с улицы в окно его спальни.
Хью храпел в потолок, раскинувшись на постели морской звездой. Из одежды на нем были только семейные трусы с темными следами засохшей мочи. В своих волосатых граблях он сжимал кусок какого-то всклокоченного меха. Норрис не мог разглядеть точно — лапы у Хью были слишком большими, а окно слишком грязным, — но скорее всего это был старый, объеденный молью лисий хвост. Хотя какая разница, что там у него было. Главное, что Хью спит.
Норрис вернулся к своей машине, стоявшей за «бьюиком» Хью. Он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и залез в кабину. Корзина для рыбы стояла на полу. Базуновская удочка лежала на заднем сиденье — Норрис решил, что будет лучше и безопаснее возить ее с собой.
Он так ее и не опробовал. Просто побоялся. Взял ее с собой на озеро, размотал, все приготовил… и застыл в нерешительности перед первым же замахом — то есть замахнуться-то он замахнулся, а вот забросить удочку так и не смог.
Что, если, подумал он, наживку возьмет настоящая, большая рыбина? Смоки, к примеру?
Смоки — старая форель — был дежурной легендой местных рыбаков. Говорили, что он имеет два фута в длину, хитер, как хорек, силен, как горностай, и крепок, как гвозди. Старожилы рассказывали, что челюсти Смоки ощетинены крючками незадачливых рыболовов, подцепивших его… но не сумевших удержать.
Что, если Смоки закусит лесу?
Конечно, думать, что озерная форель, даже такая крупная, как Смоки (если Смоки вообще существует), может сломать базуновскую удочку, было чистой воды безумием, но Норрису это казалось возможным… особенно если учесть, что в последнее время его буквально преследуют неудачи. Он явственно слышал резкий хруст, переживал леденящий ужас от вида удочки, разломанной на две половинки — одна на дне лодки, другая плавает невдалеке. А если удочка сломана — капец котенку, ничего с ней уже не сделаешь, только в мусорку выбросить.
В итоге рыбу он ловил своей старой «Зебко». Рыба не клевала… зато он, кажется, задремал, и ему приснился мистер Гонт, одетый в высокие болотные сапоги и широкополую шляпу, с наживками из перьев, заткнутыми за ленту. Он сидел в лодке в тридцати футах от берега, а Норрис стоял на западном берегу, рядом со старой времянкой отца, которую на самом деле сожгли лет десять назад. Он стоял и слушал, а мистер Гонт говорил. Он напомнил Норрису о его обещании, и Норрис проснулся, уверенный: вчера он поступил правильно, использовав вместо «Базуна» старую «Зебко». Базуновская удочка была слишком хороша, слишком. Идти на такой риск было бы настоящим преступлением.
А пока что Норрис открыл корзину, достал оттуда длинный нож для потрошения рыбы и вернулся к «бьюику».
Так ему и надо, этому вонючему забулдыге, твердил он себе, но некто у него внутри с этим не соглашался. Внутренний голос убеждал Норриса, что он совершает ужасную и непоправимую ошибку. Он же полицейский; если бы он застал кого-то за подобным занятием, он бы его арестовал. Если называть вещи своими именами, это же чистой воды вандализм, а вандализм — это плохо. Это противозаконно.
Тебе решать, Норрис, неожиданно у него в голове раздался голос мистера Гонта. Это твоя удочка. И твоя Богом данная свободная воля. Выбор за тобой. Он всегда есть. Но…
Мистер Гонт не закончил. Да и не нужно было заканчивать. Норрис и так понимал, что если он сейчас пойдет на попятный, то, вернувшись в свою машину, он найдет удочку переломленной надвое. Потому что у каждого выбора есть последствия. Потому что в Америке можно получить все, что угодно, если ты можешь за это заплатить. А если не можешь или откажешься заплатить, то ничего и не получишь.
К тому же Хью сделал бы со мной то же самое — без всяких душевных терзаний. И не за такую чудесную удочку, как мой «Базун». Хью Прист перерезал бы глотку родной матери за бутылку кукурузного виски и пачку сигарет.
Этими мыслями он заглушил чувство вины. А когда что-то внутри попыталось запротестовать и попросило его опомниться или хотя бы сначала подумать, он отмахнулся. Потом он присел на корточки и принялся дырявить шины «бьюика». Мало-помалу его энтузиазм возрастал, как и у Майры Эванс. В качестве бесплатного приложения он разбил у несчастной машины все габариты и фары. А под конец, как завершающий штрих, налепил на лобовое стекло записку:
