Проблема в том, что он не знает этих людей. Алан и его помощники знают, но они оба куда-то уехали. Лапуант лежит в больнице, лелея надежду, что врачи все же сумеют выпрямить его нос. Пейтон огляделся в поисках Клаттербака и без удивления обнаружил, что тот тоже куда-то пропал.

Ты хотел этого, Генри? — слышал он голос Алана. Отлично. Бери это дело себе. А когда понадобятся подозреваемые, просто открой телефонную книгу.

— Лейтенант Пейтон? Лейтенант Пейтон! — прокричал офицер из диспетчерской.

— Что? — рыкнул Генри в ответ.

— У меня на рации доктор Ван Аллен. Хочет с вами поговорить.

— О чем?

— Не говорит. Сказал, что хочет поговорить с вами.

Генри вошел в будку диспетчера, все больше и больше ощущая себя мальчишкой, который катится вниз по холму на велосипеде без тормозов, причем с одной стороны — пропасть, с другой — отвесная каменная стена, а сзади его преследует стая голодных волков с мордами репортеров.

Он взял в руки микрофон.

— Пейтон на связи, прием.

— Лейтенант Пейтон, это доктор Ван Аллен, судмедэксперт округа. — Его голос был невыразительным и далеким, прерываемым сильными помехами. Гроза приближается, понял Генри. Вот чего нам не хватало для полного счастья.

— Да, я знаю, кто вы, — ответил он. — Вы забрали в Оксфорд мистера Бофорта. Как он, прием?

— Он…

Треск на линии. Ничего не слышно.

— Вы пропадаете, доктор Ван Аллен, — сказал Генри, пытаясь сохранить спокойствие. — У нас тут гроза надвигается, очень сильная. Повторите, пожалуйста.

— Мертв! — прокричал Ван Аллен в разрыв в статике. — Скончался в реанимации, но мы не думаем, что он умер от огнестрельного ранения. Вы понимаете? Мы думаем, что он умер не от огнестрельного ранения. У него был сначала атипический отек мозга, а потом аневризма. Самый вероятный диагноз: воздействие какого-то яда, очень сильного, попавшего в кровь через пули. Это же вещество, кажется, вызвало и, так сказать, разрыв сердца. Как слышно, прием?

О Боже, подумал Генри Пейтон. Он расслабил галстук, расстегнул воротник и нажал кнопку передачи.

— Прием подтверждаю, доктор Ван Аллен, но будь я проклят, если я что-то понял.

— Токсин скорее всего был нанесен на пули. Инфекция распространяется поначалу медленно, но потом набирает скорость. У нас две явные зоны поражения: рана на щеке и рана в груди. Очень важно, что…

Снова помехи на линии.

— …кого он? Прием?

— Повторите, доктор Ван Аллен. — Про себя Генри от всей души чертыхнулся. Доктор мог бы воспользоваться телефоном, а не мучить его этой чертовой рацией. — Пожалуйста, повторите еще раз!

— У кого сейчас пистолет? — проорал Ван Аллен. — Прием!

— У Дэвида Фридмана. У баллистика. Он забрал его в Августу.

— Предварительно разрядив?

— Да. Это стандартная практика.

— Это был револьвер или автоматический пистолет? Лейтенант Пейтон, сейчас это очень важно.

— Автоматический.

— А обойму он разрядил?

— В Августе разрядит. — Пейтон тяжело плюхнулся в кресло диспетчера. Ему хотелось хорошенечко проблеваться. — Прием.

— Нет! Нет, не надо! Пусть не трогает пули — как поняли?

— Я понял, — сказал Генри. — Я оставлю в лаборатории баллистики сообщение для него, чтобы он не трогал эти сраные пули в этой сраной обойме, пока мы эту сраную помойку не разгребем к сраной чертовой матушке. — Он испытал по-детски чистое удовольствие от мысли, что сейчас выйдет на свежий воздух… и вдруг подумал, сколько же репортеров сейчас отслеживают их разговор по своим профессиональным рациям. — Послушайте, доктор Ван Аллен, нам не следует говорить о таких вещах в открытом эфире. Прием.

— Да плюньте вы на секретность, — яростно проговорил Ван Аллен. — Мы сейчас говорим о человеческих жизнях, лейтенант Пейтон. Я пытался выйти на вас по телефону, но не пробился. Передайте своему Фридману, чтобы тщательно осмотрел свои руки на предмет ранок, царапин, даже цыпок. Если на коже есть хоть малейшее повреждение, пусть немедленно едет в ближайшую больницу. Я же не знаю, попало ли это дерьмо на обойму. И я не хочу рисковать. Эта штука смертельна. Как понял?

— Вас понял, — услышал Генри свой голос. Сейчас ему хотелось лишь одного: быть где угодно, лишь бы не здесь. Но раз уж он здесь, он предпочел бы, чтобы рядом был Алан Пангборн. Он все больше и больше напоминал себе Братца Кролика, прилипшего к Смоляному чучелку. — И что это?

— Пока не знаем. Не кураре, потому что паралича не было до самого конца. К тому же кураре относительно безболезненный яд, а мистер Бофорт сильно мучился. Все, что нам известно: началось это медленно, а потом разогналось, как товарняк. Прием.

— Это все? Прием.

— Господи, — взорвался Рэй Ван Аллен. — А вам этого мало?! Прием.

— Да, наверное, хватит.

— Радуйтесь, чт…

КXXХР… ШШ… ФСФФФФФФ

— Повторите, доктор Ван Аллен, повторите, прием.

Сквозь надвигающуюся волну статических разрядов до него донеслась фраза:

— Радуйтесь, что пистолет у вас. Он больше не причинит никому вреда. Прием.

— Тут вы правы. Конец связи.

Кора Раск свернула на Главную улицу и медленно побрела в сторону «Нужных вещей». Она прошла мимо ярко-желтого «форда-эколайна» с надписью во весь бок ГОРЯЧИЕ НОВОСТИ ПЯТОГО КАНАЛА, не заметив Дэнфорда Бастера Китона, который пялился на нее сквозь стекло немигающими глазами. Впрочем, она бы его не узнала, даже если бы заметила; фигурально выражаясь, Бастер стал другим человеком. И даже если бы она узнала его, ей было бы все равно. У нее были свои беды и печали. И еще у нее была злость. И ни то, ни другое не имело отношения к смерти сына.

В руке Кора несла разбитые солнечные очки.

Казалось, полиция будет допрашивать ее бесконечно… пока не сведет ее с ума. Убирайтесь! — хотелось ей закричать. Кончайте с этими вашими дурацкими вопросами насчет Брайана! Если он что-то натворил, арестуйте его, отец потом разберется, он в этом мастер, но меня оставьте в покое! У меня свидание с Королем, и я не могу заставлять его ждать!

В какой-то момент она заметила шерифа Пангборна, стоявшего, скрестив руки на груди, в дверях между кухней и задним крыльцом. Она чуть не выложила все ему, думая, что он поймет. Он был не как эти… он был свой, из их города, он знал про «Нужные вещи», он наверняка купил там себе что-нибудь, он поймет.

Но тут у нее в сознании раздался голос мистера Гонта, спокойный и убедительный, как всегда. Нет, Кора, не говори ему ничего. Он не поймет. Он не такой, как ты. Он не понимающий покупатель. Скажи им, что тебе нужно поехать в госпиталь, чтобы присмотреть за другим сыном. Так ты от них избавишься, хотя бы на время. А дальше уже не важно.

Она так им и заявила. Все сработало, как по волшебству. Она даже умудрилась выдавить из себя пару слезинок, правда, думая не о Брайане, а о том, как уныло и одиноко Элвису без нее, как он ходит по Грейсленду и скучает. Бедный Король!

Они ушли — все, кроме двоих-троих в гараже. Кора не понимала, что они там делают и чего там хотят, да ее это и не заботило. Она схватила со стола свои волшебные очки и помчалась наверх. В спальне она скинула с себя халат, легла на постель и надела их.

В мгновение ока она перенеслась в Грейсленд. Сердце исполнилось облегчения, сладкого предчувствия и необузданного желания.

Нагая и свежая, она взлетела по витой каменной лестнице в верхний коридор, украшенный гобеленами шириной почти с шоссе. Когда она подходила к закрытым дверям в дальнем конце коридора, пушистый ковер приятно щекотал ее босые ноги. Кора протянула руки и толчком распахнула обе створки дверей. Перед ней открылась спальня Короля, комната, выдержанная в черно-белых тонах — черные стены, белый пушистый ковер, черные занавески на окнах, белый орнамент на черном постельном белье — все черно-белое, кроме потолка, который был выкрашен в полуночную синеву с тысячью мерцающих электрических звездочек.