Потом они разделились. Туз заминировал «Галаксию», а Бастер подложил адскую машинку в дежурное окошко банка. Когда они вернулись к машине, в который раз промокшие насквозь, небо вспорола мощная молния. Старый вяз рухнул в реку с предсмертным скрежетом. Оба диверсанта на секунду застыли на месте, думая об одном и том же: взрывчатка на мосту сработала на двадцать минут раньше, чем надо. Но с другой стороны, ни всполохов, ни пламени не было видно.

— Молния, наверное, — сказал Туз. — В дерево попала.

Они отъехали от тротуара — теперь за рулем сидел Туз.

Мимо них проехала машина Алана Пангборна. Дождь стоял сплошной стеной, так что они даже не заметили друг друга.

Подъехав к закусочной Нан, Туз снова разбил локтем дверное стекло и закинул внутрь динамит с таймером, установленным на 20 минут. Пакет приземлился около кассы. Когда он садился в машину, невероятно яркая вспышка осветила город и сразу следом за ней погасли все огни.

— Электричество! — радостно завопил Бастер. — Подстанцию вырубило! Фантастика! Поехали к муниципалитету! Давай разнесем его!

— Пап, там полиции столько, что они скоро друг друга начнут арестовывать! Ты что, сам не видел?!

— Да ну, они за собственными хвостами гоняются, — нетерпеливо отмахнулся Бастер. — А когда сработают наши сюрпризы, они будут ловить свои хвосты в два раза быстрее. К тому же сейчас темно, и мы можем зайти со стороны суда. У меня есть ключи.

— Слышь, отец, у тебя яйца не то что стальные, они какие-то твердосплавные. Завидую.

Бастер натянуто улыбнулся:

— Не скромничай, Туз, не скромничай.

Алан припарковался у «Нужных вещей», выключил зажигание и пару минут просто сидел, глядя на магазин мистера Гонта. На табличке, висевшей на двери, теперь было написано:

В электрической вспышке молнии окно на миг стало похоже на мертвый, пустой глаз.

Однако инстинкт подсказывал Алану, что даже при том, что на первый взгляд «Нужные вещи» закрыты, это еще не значит, что там внутри никого нет. Да, конечно, мистер Гонт мог воспользоваться суматохой и смыться из города — сейчас, когда бушует гроза и полицейские носятся по улицам, как петухи с отрубленными головами, это не составило бы проблемы. Но образ мистера Гонта, сложившийся в голове Алана в ходе долгой поездки из Бриджстонского госпиталя, походил на Джокера, извечного соперника Бэтмена. Ему казалось, что сейчас он имеет дело с человеком, который считает вершиной остроумия установить в унитазе приятеля мощный насос, способный залить дерьмом небольшой город. Разве может такой тип — из тех, что для смеха подкладывают кнопки на стул или прячут спички тебе в туфли, — разве может он уехать раньше, чем ты сядешь на стул или обнаружишь, что у тебя горят носки и уже занимаются брюки? Конечно, нет! Так не интересно!

Ты где-то здесь, подумал Алан. Собираешься насладиться представлением. Да, сукин ты сын?

Он сидел, глядя на магазин с зеленым навесом над дверью и пытаясь проникнуть в замыслы человека, который смог выстроить и привести в действие такую сложную цепь ловушек и интриг. Он так сильно задумался, что не обратил внимания, что машина, стоявшая слева от него, была довольно старая, хотя и сконструированная весьма изящно, по-современному обтекаемо. Вообще-то это был «таккер талисман» мистера Гонта.

Как ты все это провернул? У меня, конечно, много вопросов, но на сегодня мне бы хватило и этого. Как ты умудрился? Как ты умудрился столько узнать о всех нас за такое короткое время?

Брайан сказал, что мистер Гонт — вообще не человек.

При свете дня Алан посмеялся бы над этими словами, как посмеялся над тем, что талисман Полли имеет какую-то волшебную оздоровительную силу. Но сейчас, темной ночью, зажатой в кулаке взбесившейся бури, он сидел, глядя в витрину, превратившуюся в слепое бельмо, и эта мысль казалась совсем не смешной. Он вспомнил день, когда подъехал к «Нужным вещам» специально для того, чтобы встретиться и поговорить с мистером Гонтом, вспомнил то странное ощущение, которое охватило его, когда он попытался всмотреться в темноту сквозь стекло витрины. Он почувствовал, что за ним наблюдают, хотя в магазине явно никого не было. Причем наблюдают со злостью, с ненавистью. Ощущение было настолько сильным, что он даже принял свое собственное отражение за недоброе (и призрачное) лицо кого-то другого.

Ощущение было сильным… очень сильным.

Алан вспомнил еще кое-что — слова, которые в детстве слышал от бабушки: Речи дьявола сладки.

Брайан сказал…

Как мистеру Гонту удалось так тонко почувствовать здешнюю ситуацию? И что, во имя всего святого, ему понадобилось в этом Богом забытом местечке, в Касл-Роке?

…что мистер Гонт — вообще не человек.

Внезапно Алан нагнулся и принялся шарить на полу под пассажирским сиденьем. Он уже было решил, что вещь, которую он искал, вывалилась из машины — в течение этого долгого дня пассажирская дверца открывалась не раз, — но когда он уже отчаялся, пальцы натолкнулись на металлический цилиндр. Он закатился далеко под кресло. Алан вытащил его оттуда, поднял… и тут голос депрессии, молчавший с тех пор, как Алан вышел из палаты Шона Раска (или он просто был слишком занят, чтобы обращать на это внимание), снова заговорил. Голос был бодр и подозрительно счастлив.

Привет, Алан! Здравствуй! Извини, я тут пропал ненадолго, но теперь я снова с тобой! Что у тебя там? Банка с орехами? He-а… так только кажется. Это последний «сюрприз», купленный Тоддом в магазине в Оберне, да? Фальшивая банка, вместо орехов там зеленая змея, жатая бумага, обернутая вокруг пружины. И когда он принес ее тебе, его глаза горели, и он радостно улыбался, а ты сказал, чтобы он положил эту дурацкую штуку обратно, да? Он сразу сник, а ты сделал вид, что не заметил этого, и сказал… сейчас, секундочку. Что ты ему сказал?

— Что дурак и деньги расходятся быстро, — медленно проговорил Алан. Он повертел банку в руках, вспоминая лицо Тодда. — Именно так я и сказал.

Аааа, тоооочно! — согласился голос. Как же я мог забыть? Так ты хотел поговорить о злых, черствых людях? Ёжкин кот! Хорошо, что напомнил! Хорошо, что ты нам ОБОИМ напомнил, правда? Только Энни сумела спасти ситуацию. Она сказала, что ему можно купить игрушку. Она сказала… сейчас, секундочку. Что она сказала?

— Она сказала, что это забавно, и что Тодд точно такой же, как я, и что детство бывает раз в жизни. — Голос Алана стал хриплым и дрогнул. Он снова заплакал… а почему бы и нет? Черт подери, почему бы и нет?! Старая боль вернулась и ходила кругами у сердца, как голодная крыса.

Больно? — спросил голос депрессии, виноватый, ненавидящий сам себя. Спросил с сочувствием, которое Алан (остальной Алан) считал абсолютно наигранным. Слишком больно, да? Это как жить в грустной песне про то, как ушла любовь и умерли дети. То, что причиняет такую боль, вряд ли на что-нибудь пригодится, приятель. Забудь об этом. На следующей неделе, когда кончится вся эта кутерьма, ты купишь себе вагон таких милых приколов. Такие шутки веселят только детей либо людей вроде этого мистера Гонта. Забудь об этом. Забудь…

Алан оборвал голос на полуслове. До последнего момента он не знал, что будет делать, а эта задумка казалась ему интересной и правильной, она могла бы пригодиться на будущее… если у него вообще было будущее. Он присмотрелся к банке, вертя ее в руках, присмотрелся нормально и увидел в ней не только сентиментальное напоминание о погибшем сыне, но и инструмент для отвлечения внимания, вроде дурацкой волшебной палочки, шелкового цилиндра с двойным дном или бумажного букета, все еще спрятанного у него под часами.

Магия… разве не в этом все дело? Злая, черная магия; волшебство, которое, вместо того чтобы заставлять людей удивляться и радоваться, превращает их в разъяренных быков… но все равно волшебство. А в чем главный секрет любой магии? Обман! Пятифутовая змея в банке из-под орехов… или, подумал он, имея в виду Полли, болезнь, притворившаяся исцелением.