Вместо этого он собрал всю свою волю и заставил себя думать про Хью Приста. Так было нужно, потому что, кажется, именно действия Хью привели к смерти двух женщин. Сейчас нужно было заняться Хью, а не Полли… и от этой мысли Алан почувствовал громадное облегчение.

Он нажал на кнопку ПЕРЕДАЧА.

— Да, Шейла. Прием.

— Алан, связь с Полли, кажется, оборвалась. Я… э-э… ты только не подумай, что я подслушивала, но…

— Все нормально, Шейла, мы уже закончили. (В этом выражении был еще один, страшный смысл, но он не стал об этом задумываться.) — Кто сейчас где находится? Прием.

— Джон скоро подъедет сюда, — сказала Шейла, явно обрадованная сменой темы. — Клат патрулирует. Около Касл-Вью, согласно последней отметке.

— Хорошо. — Перед мысленным взором Алана попыталось всплыть лицо Полли, искаженное дикой ненавистью. Он отогнал его и сосредоточился на Хью Присте. Какую-то пугающую секунду он вообще не видел лиц — только зияющую пустоту.

— Алан? Ты там? Прием.

— Да, куда же я денусь. Свяжись с Клатом и скажи, чтобы он подъехал к дому Хью Приста в конце дороги на Касл-Хилл. Он знает где. Я думаю, Хью сейчас на работе, но если вдруг у него выходной, пусть Клат заберет его и привезет в управление для допроса.

— Поняла.

— Пусть соблюдает максимальную осторожность. Скажи ему, что Хью подозревают в причастности к смертям Нетти Кобб и Вильмы Ержик.

— Ого! — Шейла сразу встревожилась и заинтересовалась. — Поняла, шериф.

— Сам я еду на автобазу. Надеюсь, что Хью там. Отбой.

Он повесил микрофон на место (ощущение было такое, что он продержал микрофон в руках года четыре, не выпуская) и подумал: Если бы ты сказал Полли то, что только что выдал Шейле, ситуация была бы, наверное, не такой безнадежной.

Или нет… как можно говорить такое, когда не знаешь, что творится на самом деле? Полли обвинила его в том, что он что-то разнюхивает у нее за спиной. Слишком все это обобщенно, без малейших намеков на что-то конкретное. И это еще не все. Попросить диспетчера пропустить телефонный звонок через рацию было нормальной частью полицейской работы. То же самое — дать знать своим офицерам, что они имеют дело с опасным человеком. А вот делиться такой информацией со своей девушкой по открытой радиотелефонной линии — совсем другое дело. Он все сделал правильно, и прекрасно это знал.

Однако это не успокоило боли в сердце. Алан вновь попытался сосредоточиться на предстоящем деле: поиск Хью Приста, его арест, вызов к нему чертова адвоката, если таковой потребуется, и, наконец, вопрос, зачем он проткнул штопором собаку Нетти Кобб.

Ему действительно удалось отвлечься на пару минут, но, когда он завел двигатель и развернулся, у него перед глазами все равно стояло лицо Полли, а вовсе не Хью.

В то же самое время, когда Алан направлялся в другую часть города, чтобы арестовать Хью Приста, Генри Бофорт стоял около своего «тандерберда» и внимательно его разглядывал. В руке он держал записку, вынутую из-под дворника. Урон, нанесенный шинам этим пропитым ублюдком, еще можно было восстановить, но царапина, красовавшаяся по всему правому боку машины, разъярила его окончательно.

Генри еще раз прочел записку, а потом зачитал ее вслух:

— «Не смей указывать мне, когда пить, а когда не пить! И только попробуй еще раз не отдать мне ключи от моей машины, дерьмовый французик!»

Кому он в последнее время не давал надираться? Куче народу. Редкая ночь проходила без того, чтобы он не отказал кому-то в выпивке. Но ключи… такой человек был только один.

Один.

— Скотина, — тихо и задумчиво произнес владелец и управляющий «Подвыпившего тигра». — Тупой недоношенный сукин сын.

Он собрался зайти в дом за ружьем, но передумал. «Тигр» был как раз по дороге, а там, за барной стойкой, стоял специальный ящик, в котором хранился двуствольный винчестер со спиленными стволами. Генри держал его там еще с тех пор, когда его пытался ограбить этот кретин Туз Мерилл. У Генри не было разрешения на хранение оружия, тем более что такой обрез был абсолютно незаконным, и Генри ни разу им не воспользовался.

Но сегодня, возможно, придется.

Он потрогал уродливую царапину, которую Хью оставил на боку его «тандерберда», и смял записку в кулаке. Билли Таппер сейчас уже должен быть в «Тигре»: пол помыть, крышки выгрести. Генри возьмет обрез и одолжит у Билли его «понтиак». И откроет сезон охоты на мудаков.

Генри швырнул скомканную записку на газон.

— Ты опять принялся за таблетки, Хью, но после сегодня тебе уже не придется их пить. Никогда; это я гарантирую. — Он в последний раз провел рукой по царапине. Никогда в жизни он так не злился. — Я гарантирую, сволочь.

Он быстрым шагом направился к бару.

Учиняя разгром в спальне Джорджа Т. Нельсона, Фрэнк Джуитт нашел под матрасом двуспальной кровати пол-унции кокаина. Он смыл порошок в унитаз и, наблюдая за водоворотом, вдруг почувствовал позывы в кишечнике. Начал было расстегивать штаны, но потом передумал и вернулся в разоренную спальню. Фрэнк подумал, что он, наверное, сошел с ума, но это его уже не волновало. Сумасшедшие не задумываются о будущем. Сумасшедших будущее не тревожит.

Среди немногих непотревоженных вещей, оставшихся в спальне Джорджа Т. Нельсона, была фотография на стене. Фотография какой-то старушки. Она была вставлена в дорогую золотую рамочку, и поэтому Фрэнк предположил, что на снимке — боготворимая Джорджем Т. Нельсоном оного Джорджа Т. Нельсона мамочка. Новый позыв в животе. Фрэнк снял фотографию со стены и положил на пол. Потом расстегнул штаны, аккуратно сел сверху на корточки и сделал сами понимаете что.

Это был апогей того дня, который, как оказалось впоследствии, был просто поганым днем. Хуже некуда.

Ленни Партридж, старейший житель Касл-Рока и обладатель именной тросточки от «Бостон пост», которая до него принадлежала тетушке Эвви Чалмерс, к тому же водил и самую старую в Касл-Роке машину — «шевроле бел-эйр» 1966 года, которая когда-то была белой. Теперь она приобрела оригинальный смазанный цвет, вернее, отсутствие цвета — назовем это оттенком дорожной грязи. Машина была не в самом хорошем состоянии. Заднее стекло несколько лет назад пришлось поменять на хлопающий всепогодный пластик, металл днища так проржавел, что сквозь сложную резьбу по ржавчине была видна дорога, а выхлопная труба висела, как истлевшая рука человека, умершего в очень засушливой местности. Все прокладки давным-давно пришли в негодность. Когда Ленни вел свой «бел-эйр», вокруг распространялись клубы вонючего синеватого дыма, поэтому поля, через которые он каждый день проезжал по пути в город, выглядели так, словно какой-то летчик-убийца только что опрыскал их гербицидами. «Шевроле» сжирал три (а иногда и четыре) кварты масла в день. Это ненормальное количество совершенно не беспокоило Ленни — он покупал у Сонни Джакетта переработанное даймондовское масло в пятигалонных пластиковых канистрах, каждый раз напоминая Сонни о том, чтобы тот скостил ему десять центов… скидка почетного долгожителя. А поскольку его «бел-эйр» никогда не ездил со скоростью выше тридцати миль в час, можно было с уверенностью предположить, что эта машина протянет дольше, чем сам Ленни.

Как раз в то время, когда Генри Бофорт шагал по дороге к «Подвыпившему тигру», почти в пяти милях оттуда, с другой стороны Оловянного моста, Ленни вел свой ржавый «бел-эйр» к вершине Касл-Вью.

А там посреди дороги стоял человек, подняв обе руки в повелительном жесте. Он был босиком и по пояс голый. Из всей одежды на нем были только штаны цвета хаки с расстегнутой ширинкой и какой-то побитый молью меховой шнурок.

Сердце в костлявой груди Ленни сделало сальто с переворотом, и он вдавил в пол педаль тормоза — обеими ногами, обутыми в медленно разлагающиеся тапочки. Вдавил так, что педаль чуть не коснулась асфальта, и «бел-эйр» остановился буквально в трех футах от человека на дороге, в котором Ленни узнал Хью Приста. Хью даже не сдвинулся с места. Когда машина остановилась, он быстро подбежал к водительской дверце. Ленни сидел и таращился на него, судорожно прижав обе руки к байковой фуфайке и пытаясь понять, разорвалось у него сердце или еще нет.