Что ж. Она не понимает одного.

Охотник здесь не она. Охота – это тоже своего рода кулинария. И на этой кухне теперь командую я.

Я проснулся по старой, въевшейся в подкорку привычке – ещё до того, как первый луч солнца коснулся крыш Зареченска. Город спал, а я уже был на ногах. В моём прошлом мире в это время я бы уже проверял поставки или составлял меню на неделю. Здесь… здесь я просто резал лук. Медленно, методично, под стук ножа успокаивая мысли.

Запах чеснока и укропа, тихое гудение старого холодильника, ровные ряды заготовок на столе – всё это создавало ощущение порядка и контроля. Хоть где‑то в этом безумном мире был порядок. Здесь не было продажных инспекторов, бандитов и властных купчих. Только я, продукты и работа. Идеально.

– Доброе утро… – раздался сонный голос из‑за двери.

На пороге появилась Настя. Взъерошенная, в старом папином свитере, который был ей велик, она выглядела как совёнок, которого вытащили из гнезда раньше времени. Она зевнула так, что челюсть хрустнула, и потянулась к кружке с чаем, которую я предусмотрительно оставил на краю стола.

– Ты выглядишь так, будто всю ночь вагоны разгружала, – хмыкнул я.

– Почти, – честно призналась она, забираясь с ногами на табуретку. – Мне снилось, что мы с Дашей пытаемся поймать огромную курицу. Прямо здесь, на кухне. А она от нас убегает и несёт золотые яйца.

– Если начнёшь нести золотые яйца, я, может, наконец‑то куплю тебе нормальную пижаму, – усмехнулся я, сгребая нарезанный лук в миску. – А пока придётся довольствоваться обычными. Будешь омлет?

Настя слабо улыбнулась. В её огромных серых глазах на секунду промелькнули озорные искорки. Мы помолчали, прислушиваясь к звукам просыпающегося города. Где‑то хлопнула дверь, лениво болтали бабульки, что прошлись прямо под окнами нашей закусочной, по дороге проехалась пара автомобилей. Этот утренний гул был лучшей музыкой.

Не прошло и десяти минут, как дверь снова распахнулась, на этот раз без всякого предупреждения. В кухню вихрем влетела Даша. Джинсы, яркая футболка, рыжие волосы собраны в небрежный хвост.

– Кто тут уже в поте лица трудится? – бодро спросила она и, пройдя к раковине, тщательно вымыла руки. – Ого, сколько всего нарезано! Игорь, у нас сегодня банкет в честь свержения тирана Алиева?

Она с довольной улыбкой ущипнула кусочек моркови из миски с заготовками.

– Сегодня у нас обычный рабочий день, – спокойно ответил я. – И не трогай заготовки. Меню простое: борщ, котлеты по‑домашнему, салат «Весенний». Всё уже подготовлено и ждёт своего часа.

– Ух ты, как в санатории! – обрадовалась Даша. – После вчерашних событий я согласна на что угодно, лишь бы денёк прошёл спокойно. Как думаешь, они дадут нам передышку? Хотя бы на недельку?

Я вытер руки о фартук и пожал плечами.

– Сомневаюсь. Алиевы – не те люди, которые просто так отступают. Особенно Фатима.

При упоминании этого имени Настя, до этого мирно пившая чай, заметно напряглась.

– Она ведь даже не появилась. Мурата забрала стража, а от неё – ни слуху ни духу. Ни угроз, ни скандала. Тишина. Будто её это совсем не волнует.

– Вот это и пугает, – кивнул я. – Когда такие, как она, затихают – жди беды. Она не истеричка, как её сынок. Она хищница. А хищники не кричат перед атакой. Они затаиваются в высокой траве и ждут, когда жертва повернётся к ним спиной.

Я посмотрел на них обеих. Настя кутала нос в воротник свитера, а Даша, перестав улыбаться, сосредоточенно нарезала свёклу.

– И что, по‑твоему, она будет делать? – спросила Даша, не поднимая головы. Её голос стал серьёзным.

– Она ударит. Не сейчас, так завтра. И ударит не в лоб, а по самому больному. По репутации, по поставщикам, по нам. Она будет ждать, пока мы расслабим булки и решим, что победили. Поэтому расслабляться нам нельзя. И ждать удара тоже. Нужно действовать первыми.

Настя спрыгнула с табурета и подошла ко мне.

– Что ты задумал, Игорь?

Я позволил себе лёгкую улыбку. Девчонки за эти дни повзрослели на несколько лет. Из испуганной сестрёнки и восторженной ученицы они превратились в настоящих бойцов. Врать им не хотелось.

– Сегодня днём мне нужно будет отлучиться. На пару часов, может, больше. Есть одно дельце.

– Опасное дельце? – тут же спросила Настя.

– А что с обедом? – одновременно с ней спросила Даша.

Я посмотрел на них и почувствовал укол гордости. Одна заботится о сердце, другая – о деле. Идеальный тандем.

– Для тебя, Настя: всё под контролем. Для тебя, Даша: всё для обеда готово, меню вы знаете. Справитесь без меня.

Даша тут же выпрямилась, в её зелёных глазах вспыхнул азарт.

– Ещё бы не справились! – уверенно заявила она. – Не в первый раз. Всё будет по высшему разряду, шеф.

– Я в вас не сомневаюсь, – кивнул я. – Поэтому и доверяю вам самое главное – наш «Очаг».

Настя, услышав это, наконец‑то улыбнулась по‑настоящему, без тени тревоги.

– Мы не подведём.

Я допил остывший чай и посмотрел в окно. Солнце уже поднялось выше, заливая улочку тёплым светом. Новый день нёс с собой не только запах свежего хлеба, но и запах перемен. Я отчётливо понимал – одной только гениальной кулинарией эту войну не выиграть. Придётся играть по их правилам. А может, даже устанавливать свои.

– Ну что, команда, – сказал я, развязывая фартук. – Пора открывать нашу лавочку. Сегодня у нас обычный рабочий день. Так что работаем чётко и без паники.

Настя фыркнула, мол, кто бы говорил о панике, а Даша хитро улыбнулась, поигрывая ножом.

– Будет жарко, Игорь. Но мы готовы.

Днём я оставил девчонок на кухне и вышел на улицу. И снова ощущение было странное. Будто отправил двух новобранцев на первое настоящее задание. И тревожно, и гордость берёт. Даша с её вечным огнём в глазах и Настя с её тихой, но железной ответственностью. Я был уверен, что они справятся. Ну, почти уверен.

Солнце жарило нещадно, но настроение было на удивление боевое. В руках я нёс небольшой пластиковый глубокий стакан, аккуратно укутанный в чистое полотенце. Внутри плескался мой секретный эликсир. Густой, золотистый куриный бульон, который я варил на крошечном огне добрых три часа. Бабушка в моей прошлой жизни клялась, что такая штука любого мертвеца на ноги поставит. А Вовчику сейчас это было нужнее всего на свете.

Оказавшись в больнице, поднялся на второй этаж, пройдя в палату к своему стажёру/повару. Вовчик лежал на койке у самого окна. Лежал, тощий и бледный, с огромным лиловым фингалом под глазом. Зрелище было то ещё, но, завидев меня, парень дёрнулся и попытался приподняться.

– Шеф! – прохрипел он, морщась от боли. – Ты пришёл!

– Лежи, герой, – я махнул рукой, чтобы он не дёргался, и поставил банку на тумбочку. – Ещё швы разойдутся, потом зашивай тебя. Как самочувствие?

– В полном порядке! – отрапортовал он с таким рвением, будто не на больничной койке валялся, а принимал парад. – Доктор сказал, пара дней – и снова в строй! Я так переживал… Думал, как вы там без меня, ведь посуда…

– С посудой мы как‑нибудь разберёмся, – я невольно усмехнулся. – Ты главное, сам в норму приходи. Нам тебя не хватает.

Я развернул полотенце и открыл крышку. По палате тут же ударил густой, тёплый, домашний аромат настоящей курицы, лука и кореньев. Трое соседей Вовчика, до этого момента изображавшие часть интерьера, разом оживились. Один дед с дремучей бородой даже носом повёл, как гончая на охоте.

– Это… что? – прошептал Вовчик, глядя на золотистую жидкость с каким‑то священным трепетом.

– Лекарство. Пей, пока тёплое. Силы вернёт лучше любой аптечной микстуры.

Он взял банку стакан обеими руками, так осторожно, словно это был хрустальный кубок. Поднёс к лицу, глубоко вдохнул и прикрыл глаза от удовольствия. Сделал первый маленький глоток, потом второй, побольше. И тут парень поплыл. Его худые плечи затряслись, а из‑под сжатых век покатились слёзы. Крупные, злые слёзы обиды и какой‑то детской благодарности. Он плакал молча, судорожно глотая бульон и тихо всхлипывая.