Семья мясника села за стол. Вид у них был такой, будто их не в нашу скромную квартиру, а в императорский дворец пригласили. Они смотрели на тарелки с едой с таким трепетом, что, казалось, боятся дышать, чтобы не испортить всю красоту.

— Ну, чего сидим? — улыбнулся я, чтобы разрядить обстановку. Я взял кувшин с Настиным компотом и стал разливать по бокалам. — Налетайте, а то всё остынет.

Первым, как я и думал, не выдержал глава семьи, Степан. Он взял вилку и нож с таким серьёзным видом, будто собирался проводить сложную операцию. Аккуратно отрезал маленький кусочек рулета, отправил его в рот и замер. Он жевал очень медленно, и на его суровом лице было написано всё: сначала он не понял, потом удивился, а потом на нём отразился такой восторг, что я едва сдержал улыбку. Он так ничего и не сказал. Просто посмотрел на меня, потом снова на свою тарелку, и так тяжело, но очень одобрительно кивнул. Этот кивок был лучше всяких похвал.

Но по-настоящему меня удивила Наталья. Эта женщина, казалось, забыла обо всём на свете. Она попробовала кусочек, и её лицо вдруг изменилось. Все суровые морщинки разгладились, а в уголках губ появилась лёгкая улыбка, как у маленькой девочки, которой дали конфету. Она даже глаза закрыла на несколько секунд, чтобы полностью прочувствовать вкус. Я прямо видел, как она наслаждается.

— Это… — наконец сказала она, открыв глаза. Голос её был тихим и удивлённым. — Это просто невероятно. Как вам это удалось? Мясо такое нежное, оно просто тает во рту. А начинка… я даже не могу разобрать, что вы туда положили, но это что-то божественное.

— Обычные лесные травы, Наталья, — скромно улыбнулся я, пожимая плечами. — Никакого волшебства. Главное — свежее мясо. А с этим вы мне помогли.

Но окончательно их добил салат. Я видел, как они с опаской ковыряли вилками печёнку. Наверное, ждали, что она будет сухой и горькой, как это обычно бывает. Но тёплая, нежнейшая печень, хрустящие листья салата, сладкие помидоры и кисленькая заправка сделали своё дело. А когда я сказал им разрезать яйцо-пашот, и из него на салат полился идеальный, густой желток, который стал лучшим соусом в мире, Даша не выдержала.

— Ой, мамочки! — восторженно ахнула она. — Я никогда бы не подумала, что обычная печёнка может быть такой вкусной!

— Весь секрет в том, чтобы не передержать её на огне, — с умным видом пояснил я, входя в роль шеф-повара на мастер-классе. — К продукту нужно с уважением. Тогда и он ответит тебе тем же.

После этого лёд окончательно тронулся. Вся их официальная строгость куда-то улетучилась. Мы сидели, ели и болтали так, будто сто лет друг друга знаем. Степан, оказался весёлым и интересным собеседником. Он рассказал пару смешных историй про своих покупателей. Одна была про дамочку, которая пыталась доказать ему, что в свинине должны быть кости от рыбы, потому что «это же морская свинка». Мы хохотали до слёз.

Наталья, отложив вилку, начала делиться своими секретами идеальных солёных огурцов, и они с Настей тут же нашли общий язык. А моя сестра, совсем осмелев, рассказала, как я в пять лет пытался сварить суп из песка, листьев подорожника и дождевых червей, потому что решил, что это «лесная похлёбка». Я делал вид, что обиделся, но на самом деле был рад. Атмосфера была просто отличная.

Я в основном помалкивал и слушал, только иногда вставлял свои пять копеек. И всё это время я чувствовал на себе взгляд Даши. Она смотрела на меня, и это был совсем не тот взгляд, которым одаривали меня девицы на рынке. В нём не было глупого обожания или желания пофлиртовать. Это было что-то другое, настоящее. Искреннее восхищение, интерес и… симпатия.

Да, кажется, я ей понравился. Каждый раз, когда наши глаза встречались, она тут же смущалась, её щёки заливал румянец, и она быстро утыкалась в свою тарелку. Я видел, что её мать, Наталья, хоть и подобрела от вкусной еды, всё равно зорко следила за дочерью.

Один неверный шаг с моей стороны — и всё, вечер будет испорчен. Но я и не собирался торопиться. Зачем? Я же повар. Я знаю, что лучшие блюда готовятся медленно. И этот новый, немного пьянящий вкус зарождающейся симпатии мне определённо нравился. Я решил, что буду действовать постепенно.

Ужин подходил к концу. Гости были сыты, расслаблены и, кажется, невероятно довольны. Стена недоверия и официальности, которая была между нами вначале, рухнула. Я не просто накормил их ужином. Я показал им, что еда — это не просто способ набить живот, а целое приключение, искусство.

И, кажется, в лице этой семьи я нашёл не просто поставщиков лучшего мяса в городе. Я нашёл настоящих союзников. А может, глядя на смущённую Дашу, и что-то большее. Но, как говорится, время покажет.

Когда со стола исчезла последняя крошка, а в кувшине с компотом сиротливо булькнуло дно, Степан откинулся на спинку стула. Старое дерево жалобно скрипнуло, словно разделяя с ним тяжесть съеденного. Мясник издал звук, который мог бы принадлежать медведю, только что проглотившему бочонок мёда — громкий, утробный и полный абсолютного счастья. Он с шумом похлопал себя по необъятному пузу и уставился на меня. Во взгляде его плескался такой восторг, что, казалось, ещё немного, и он просияет, как новенький медный таз.

— Ну, повар… Нет, ты не повар, ты колдун! — прогудел он, и его бас заставил задребезжать стаканы на полке. — Я тебе вот что скажу: завтра же все мои об этом узнают! Да что там мои — весь город! К тебе очередь будет стоять от порога и до самой ратуши! Готовься, парень, скоро сам градоначальник напросится на ужин, вот помяни моё слово! А он мужик привередливый, но от твоей стряпни даже у него слюнки потекут!

Наталья сидела с таким умиротворённым видом, будто только что вернулась с курорта. Она согласно кивнула. Даша же просто смотрела на меня своими огромными сияющими глазами.

Я выдавил из себя благодарную улыбку, но внутри всё сжалось в ледяной комок. Очередь до ратуши. Градоначальник. Для моего крошечного, только-только заработавшего заведения это звучало как смертный приговор. Я живо представил себе толпу голодных горожан, выламывающих дверь, и себя, мечущегося по кухне в попытке накормить их всех из одной кастрюли.

— Степан, спасибо вам огромное за такие слова, — начал я как можно осторожнее, нащупывая правильную интонацию. — Мне безумно приятно это слышать, правда. Но я бы хотел попросить вас… не торопиться с рассказами.

Густые брови мясника взлетели вверх, образовав на лбу удивлённые складки.

— Это ещё почему? Ты что, славы не хочешь? Или денег?

— Хочу, ещё как хочу, — честно признался я. — Но не такой ценой. Поймите, я совершенно не готов к большому наплыву гостей. От слова «совсем».

Я сделал неопределённый жест рукой, обводя нашу скромную закусочную.

— Вы только посмотрите. Кухня у меня — два на два метра. Плита помнит ещё времена моего деда, и одна конфорка на ней еле дышит. Посуды — кот наплакал, сегодня чуть без тарелок для вас не остались. А нас всего двое — я да сестра моя, Настя. Рук всего четыре. Если ко мне завтра заявится толпа, я просто физически не смогу всех накормить. А если и смогу, то это будет уже не та еда, что вы пробовали. Это будет бездушный конвейер, спешка, суета. Качество рухнет, и всё то «волшебство», о котором вы говорите, испарится без следа.

Я перевёл дух, собираясь с мыслями, и посмотрел ему прямо в глаза.

— Я хочу расти постепенно. Шаг за шагом. Чтобы каждый гость, который переступает мой порог, получал самое лучшее. Лучшую еду, лучшее обслуживание, лучшую атмосферу. Я лучше буду кормить десять человек в день, но так, чтобы они уходили от меня абсолютно счастливыми и мечтали вернуться, чем сотню, но впопыхах и абы как. Это мой главный принцип.

В зале повисла тишина. Степан смотрел на меня долго, изучающе, его взгляд был тяжёлым, как туша быка. Я уже приготовился услышать, что я дурак, трус и упускаю свой единственный шанс. Но он вдруг крякнул, со всего маху стукнул своим огромным кулаком по столу так, что подпрыгнули вилки, и оглушительно, от всей своей широкой души, расхохотался.