Они так увлеклись, что даже не заметили, как я вошёл. Я прислонился к косяку, скрестив руки на груди, и просто смотрел. Смотрел на свой маленький, но такой надёжный тыл. И где‑то в груди разлилось тёплое, приятное чувство. Чёрт побери, а ведь я ими по‑настоящему горжусь.

– Кхм, – кашлянул я, чтобы привлечь к себе внимание.

Три головы тут же повернулись в мою сторону.

– Шеф! – первым опомнился Вовчик. Он почему‑то вытянулся по стойке «смирно» и чуть не смахнул локтем миску с морковкью. – Докладываю! Мясо замариновано по вашему рецепту! Три партии рёбер, две партии крыльев! Овощи нарезаны… э‑э‑э… процентов на семьдесят! Соусы почти готовы! Потерь среди личного состава нет!

Я не выдержал и рассмеялся.

– Вольно, солдат. Вижу, тут и без меня всё кипит. Молодцы. Просто нет слов, какие вы все молодцы.

Настя смущённо улыбнулась, а Даша покраснела до самых корней волос. Но больше всего я радовался за Вовчика. Я подошёл и хлопнул его по плечу.

– А ты, парень, меня особенно порадовал. Я же говорил, что из тебя выйдет толк. Растёшь прямо на глазах. Ещё пара таких праздников, и сможешь меня подменять.

Сказать, что он был счастлив – это ничего не сказать. Он буквально засветился изнутри. Его веснушчатое лицо расплылось в такой широкой и гордой улыбке, что, казалось, она вот‑вот треснет. Чёрт, ради одной такой улыбки стоило затевать всю эту суету с праздником.

– Спасибо, шеф! – выдохнул он. – Я… я правда очень стараюсь!

– Вижу, – серьёзно кивнул я. – И у тебя отлично получается. Ладно, команда, я вообще‑то пришёл не в инспекторы играть, а работать. Думал, вы тут без меня не справляетесь.

– Мы стараемся, Игорь, – тихо сказала Настя, но в её глазах плясали гордые искорки.

– Я вижу. И это просто восхитительно.

– Игорь, а ты сам‑то как? – поинтересовалась Даша. – Я ещё не звонила родителям, но догадываюсь, что там жуткая суета. Ты же был там?

– А где бы я ещё пропадал столько времени, – улыбнулся в ответ я. – И да, ты права, на площади настоящий ажиотаж, – я повесил куртку на вешалку в зале, после чего направился в нашу, так сказать, гардеробную, чтобы переодеться. – Сейчас расскажу, что да как. Только переоденусь.

Закрывая двери, я увидел их кроткие улыбки. Видимо, моя троица ждала подробностей. Что ж, вскоре они своё получат.

Но стоило мне только скинуть футболку, как рядом послышался писк.

– Обидно, шеф, – проворчал Рат, свесившись с одной из полок стеллажа. – Вы там развлекаетесь, а я должен скучать? Сейчас даже в город не выбраться, там все на ушах стоят.

– Потерпи, приятель, – прошептал я, чтобы никто не услышал. Не хватало, чтобы меня считали психом, что постоянно говорит сам с собой. – Как я и говорил, твоя роль в нашем проекте будет одной из самых важных. Просто подожди. Ну а сейчас можешь послушать нас из вентиляции. Там же есть…

– Знаю, знаю, – хмыкнул крыс. – Я эту забегаловку лучше вас знаю.

– А вот сейчас обидно было.

– Но ты же со мной согласен.

– Хм… отчасти. Но вскоре здесь будет нечто совершенно иное.

– Так, перекур! – громко объявил я, входя на кухню и хлопая в ладоши. – Отложите ножи, – я по‑хозяйски присел на стульчик, предварительно протерев его тряпкой, так как кто‑кто уже умудрился его заляпать. – Есть пара новостей с передовой. Чтобы завтра для вас не было сюрпризов.

Все трое тут же прекратили работу и уставились на меня с любопытством.

– В общем, наши отцы города решили, что одного только моего проекта для народного счастья маловато. Народу, кроме хлеба, требуются ещё и зрелища. Поэтому прямо сейчас на площади, помимо нашего стального красавца, работяги спешно сколачивают сцену.

– Сцену? – Настя удивлённо моргнула, вытирая мокрые руки о фартук. – Зачем ещё сцену?

– А затем, моя дорогая сестрица, – я напустил на себя важный вид, словно зачитывал императорский указ, – что на этой сцене будут выступать приглашённые знаменитости. К нам едет целый вокально‑инструментальный ансамбль. Называются… – я сделал паузу, пытаясь вспомнить, – «Зареченские зори».

Я ожидал чего угодно: вопросов, смешков, скептических ухмылок. Но то, что произошло дальше, не укладывалось ни в какие рамки.

Едва название группы сорвалось с моих губ, как Настя и Даша издали такой пронзительный визг, что я чуть не подпрыгнул на месте. Они вскочили, схватились за руки и начали подпрыгивать на месте, как две сумасшедшие козы.

– «Зори»⁈ К нам приедут настоящие «Зареченские зори»⁈ – верещала Даша. Её щёки вспыхнули так, что могли бы составить конкуренцию углям в мангале. – Настя, ты это слышала⁈ Сами «Зори»!

– Не может быть! – вторила ей моя сестра с таким восторгом, будто я объявил о полной отмене всех налогов и наступлении вечного лета.

Мы с Вовчиком ошарашенно переглянулись. На его усыпанном веснушками лице застыло точно такое же тупое недоумение, как, я уверен, и на моём. Два мужика, один большой, другой маленький, молча пялились на это безумие и абсолютно ничего не понимали.

– Я что‑то пропустил? – осторожно поинтересовался я, когда припадок фанатской радости немного поутих. – Это же просто… ну… мужики в расшитых рубахах. Поют про то, как хорошо колосится рожь. Чему так радоваться?

Даша резко обернулась ко мне. Её зелёные глаза метали молнии. Вид у неё был такой, будто я только что оскорбил её самые светлые чувства, пнув ногой котёнка.

– Ты что, Игорь⁈ Ты совсем не понимаешь⁈ – она всплеснула руками. – У них же солист! Валерий!

– И? – я вопросительно поднял бровь. – Этот Валерий что‑то особенное? Может, он взглядом мясо до нужной прожарки доводит? Или огнём дышит? Кстати, про огонь… После них ещё какой‑то фокусник‑пиромант будет выступать. Обещали огненное шоу, фейерверки и всякое такое.

Но про фокусника уже никто не слушал. Всё внимание было приковано к таинственному Валерию.

– Он красавчик! – мечтательно выдохнула Настя, прижимая ладони к сердцу. – У него такие волосы… светлые, длинные, прямо до плеч. И глаза голубые‑голубые, как чистое небо! А голос! Когда он поёт свою «Ивушку плакучую», все девчонки в зале просто плачут от счастья!

– Он мечта! – с придыханием подтвердила Даша, закатывая глаза к потолку. – По нему все в городе с ума сходят! Я в прошлом году на День города только ради него и пошла, чтобы хоть одним глазком взглянуть!

Я снова посмотрел на Вовчика. Тот пожал плечами с таким видом, будто говорил: «Шеф, я тут вообще не при делах, я картошку чищу». В его глазах читалось полное безразличие и к ивушке, и к её плаксивому исполнителю. В этот момент я понял, что между мужской и женской частью нашей команды пролегла бездна непонимания. Мы были с разных планет.

– Ясно, – протянул я, поднимаясь со стула. – Значит, завтра у нас двойная касса. Одна половина города придёт за мясом, а вторая – послушать Валерия. Главное, чтобы его поклонницы в порыве экстаза не опрокинули наш мангал.

Спорить с девичьими восторгами – бесполезное занятие. Это как объяснять кошке, почему нельзя точить когти о новый диван. Пусть себе визжат от радости. У нас, мужиков, дела и поважнее. У нас есть мясо. И есть огромная железная машина, которая это мясо приготовит.

Далеко‑далеко от центральной площади, где вовсю кипела работа, был в Зареченске один уголок, про который даже Бог, казалось, забыл. Пыльный, заваленный всяким хламом склад, принадлежавший семейству Алиевых. Под самым потолком было пробито одно‑единственное окошко, грязное донельзя, через которое сочился жиденький лучик света. В этом луче, как в театре, и стояли две фигуры.

Первым был Кабан. Он скрестил на груди свои ручищи, похожие на два свиных окорока, и с нетерпением переминался с ноги на ногу. Его бритая голова блестела от пота даже в этом полумраке, а лицо было хмурым, как небо перед грозой.