– Слушай и вникай, повар. Всё до смешного просто. Ты выставляешь на самое видное, самое уязвимое место котёл‑приманку. В него мы закладываем то, что не жалко. Например, тушёную капусту. Рядом с этим великолепием ты ставишь самого зелёного из своих птенцов. Вон того рыжего паренька, который смотрит на тебя, как на икону. Он – идеальная мишень для диверсии.

– Его зовут Вовчик, – машинально вставил я.

– Да хоть горшок, мне без разницы, – нетерпеливо отмахнулся крыс своей крошечной лапкой. – Главное, что он неуклюжий и невнимательный. Дальше в игру вступаю я. Я буду сидеть в своей ложе, в своём персональном наблюдательном пункте с панорамным видом. И буду нюхать. Уж поверь, шеф, мой нос – это произведение искусства! Он никогда не спутает аромат твоей божественной стряпни с дешёвой химической отравой, которую использует Алиев. Как только я уловлю этот тонкий, ни с чем не сравнимый букет протухшей рыбы и отчаяния, я дёрну за верёвочку.

Он ткнул лапкой в тонкую нитку, которую я прочертил на схеме от его «кабинета» до самой топки мангала.

– В топке тихонечко звякнет колокольчик. Бздынь! Это сигнал. Наша жирная рыбина по имени Алиев попалась на крючок. И вот тогда, шеф, начнётся представление. Твой выход, артист.

Я молча кивнул, уставившись на схему. План был прост и абсурден до колик. Вся его надёжность держалась на остроте нюха одной‑единственной говорящей крысы. И на том, что я заранее рассказал Фёдору и другим мужикам, которые сегодня устанавливали мангал, о том, что и где будет располагаться, в надежде на то, что Алиев увидит «слабое звено». Господи, в какой же сумасшедший дом я попал…

– А дальше уже твоя работа, – закончил Рат, спрыгивая со стола на пол. – Ты устраиваешь шоу с разоблачением. Скандаля, интриги, расследование. А я… а я буду терпеливо ждать свою честно заработанную награду. И только попробуй подсунуть мне какой‑нибудь завалящий, обгорелый кусок, шеф. Я очень, очень злопамятный. И мой язык острее твоего самого лучшего ножа.

Он растворился в темноте так же внезапно, как и появился, оставив меня в компании моих чертежей и разбушевавшихся нервов.

Странная крыса. И что с ним не так? Сперва нахваливает меня, потом учит жить, потом критикует чуть ли не всё, что я делаю. Будто… весёлый батя. Да, в прошлой жизни мой родитель любил посмеяться со мной. Отчасти НАДО мной, но почему‑то всегда получалось так, что я подхватывал его настроение, и уже через несколько минут мы оба смеялись над тем, откуда у меня растут руки.

И всё же… надо разобраться, что же с Ратом на самом деле. Я могу допустить магию или что он там говорил. Вот только… он слишком странно себя ведёт. Даже для этого абсурда, когда я общаюсь с говорящим крысом‑критиком.

Однако после его слов, как ни странно, стало легче. Мандраж никуда не делся, но к нему примешалась какая‑то холодная, весёлая злость. Ну что ж. Пусть приходят. Пусть попробуют. Мы их ждём. Завтра будет очень интересный денёк. И я к нему готов.

Рассвет воскресенья я встретил на ногах, на главной площади города. Спал от силы пару часов, да и то урывками, так что чувствовал себя слегка помятым. Но в голове, на удивление, была полная ясность. Адреналин – отличная штука, получше любого кофе.

Наше главное оружие, «Царь‑Мангал», уже возвышался в центре площадки, которую нам выделила Управа. Чёрный, закопчённый, он походил на какой‑то доисторический алтарь. Фёдор со своим теперь уже подмастерьем Вениамином уже вовсю вокруг него суетились, проверяли тягу, дёргали заслонки, постукивали по решёткам.

Я же занимался логистикой: принимал мешки с углём, которые подвозил хмурый мужик на старенькой «Ладе», проверял ящики с овощами от Степана, следил, чтобы кеги с пенным поставили в тень. К десяти утра, когда на площади стали появляться первые зеваки, мы были в полной боевой готовности.

И народ повалил. К полудню площадь, обычно пустая и гулкая, превратилась в настоящий муравейник. Казалось, сюда пришёл весь Зареченск. Воздух дрожал от гула голосов, визга детей и душераздирающих мелодий местного ансамбля «Зареченские зори». Эти ребята в цветастых рубахах уже оккупировали небольшую сцену и с упоением выводили что‑то до боли тоскливое про речку и рябину.

Но настоящим центром вселенной сегодня был не их солист с набриолиненным чубом, а наш мангал. Он ожил. Из его труб тянулись к небу сизые струйки дыма, разнося по округе такой запах, что у людей сводило скулы. Запах хорошего древесного угля и жара, к которому вот‑вот должен был добавиться аромат мяса. Горожане подходили, с уважением смотрели на нашу конструкцию, цокали языками и жадно втягивали ноздрями воздух.

Я стоял за длинным столом, который отделял нашу кухню под открытым небом от проголодавшейся толпы. Чувствовал себя капитаном на мостике корабля, попавшего в шторм. Слева от меня, вся красная от жара и смущения, работала Даша. Её руки так и мелькали, нанизывая на шампуры аппетитные куски мяса, которые всю ночь мариновались в секретной смеси трав и специй. Справа, бледный, но решительный, носился Вовчик. Он подтаскивал лотки с нарезанными овощами, убирал пустую тару и постоянно сдувал со лба непослушную рыжую прядь.

Городская Управа, надо отдать ей должное, расстаралась. Чтобы толпа не заскучала в ожидании шашлыка, рядом с нами устроили небольшое представление. На пятачке, посыпанном песком, выступал приглашённый артист, некий господин Фламберг. Это был лысый и потный мужик в кожаном жилете на голое тело. Он то и дело набирал в рот какую‑то горючую дрянь из бутылки и с громким «п‑ф‑ф‑ф» выдувал в небо огромные огненные шары.

Толпа чуть ли не ревела от восторга.

– Ой, мамочки! – взвизгивала Даша каждый раз, когда очередной шар с рёвом взмывал вверх, и инстинктивно пригибалась.

Вовчик тоже дёргался, будто пламя опаляло его собственную шевелюру. Я лишь криво ухмылялся. Отличный ход, господа чиновники. Огненный клоун прекрасно отвлекал внимание, давая нам ещё несколько драгоценных минут.

И вот, когда Фламберг, окончательно войдя в раж, начал жонглировать тремя пылающими факелами, я понял – время пришло. Все взгляды были прикованы к нему. Я незаметно кивнул своим ребятам.

– Так, минуточку внимания! – крикнул я, стараясь перекрыть музыку и вопли толпы.

Я отошёл чуть в сторону от основного мангала, где уже вовсю шипело мясо, и с помощью Вовчика водрузил на отдельную треногу большой чугунный котёл. Угли под ним уже были готовы.

– А теперь, господа, эксклюзив! – громко объявил я, чтобы привлечь побольше внимания. – Пока жарится первая партия мяса, мы начинаем готовить наше фирменное овощное рагу по‑зареченски! Только свежайшие овощи с грядки и чистейшая родниковая вода!

С этими словами я картинно, широким жестом, высыпал в кипящую воду первую порцию крупно нарезанной моркови, картофеля и лука. Над котлом тут же взвился столб ароматного пара. Я специально поставил его на самом видном месте, чуть с краю, поближе к зрителям. Он выглядел беззащитно и очень доступно. Отличная приманка.

– Вовчик! – позвал я.

Парень тут же подлетел ко мне, вытянувшись по стойке «смирно».

– Слушаю, шеф!

– У тебя ответственное задание. Важнее не бывает. Ты теперь – хранитель котла. Твоя задача – следить за ним. Никого, понял? Вообще никого постороннего близко не подпускать. И помешивать каждые пять минут вот этой штукой. Справишься?

Я протянул ему огромную деревянную мешалку, больше похожую на весло от пироги.

– Так точно, шеф! – отрапортовал он, сжимая «весло» обеими руками. На его лице была такая вселенская серьёзность, будто я доверил ему не кастрюлю с похлёбкой, а как минимум государственную казну.

Я ободряюще хлопнул его по плечу и вернулся к мангалу, к шипящим рёбрам и золотистым куриным крыльям. Но краем глаза продолжал наблюдать за котлом и его гордым, сосредоточенным стражем.

Да, когда всё закончится (а я был уверен, что закончится в нашу пользу) мне придётся всё рассказать стажёру. Вполне вероятно, что он обидится. Ну, или расстроится, хотя будет делать вид, что всё нормально. Жаль только, что у него это плохо получается. Но суть в том, что сейчас я использую его «в тёмную». Если б я рассказал обо всём своей команде, то… даже не знаю, к чему бы это могло привести. Вполне вероятно, что они бы переусердствовали. А пока что… пусть будет так.