– Фу! – коротко и очень ёмко отреагировал Рат, брезгливо сморщив свой мокрый нос. – Какая мерзость! Шеф, да у неё же все вкусовые рецепторы выжжены! Это… это как если бы я начал добровольно жрать мыло и нахваливать его нежный аромат! Дурновкусие – страшный грех. Таких надо лечить принудительно. В воспитательных целях. Кормить нормальной едой, пока не начнут отличать трюфель от картофельной шелухи.

– Но… – я запнулся. Сказать это вслух оказалось на удивление тяжело, будто я признавался в чём‑то постыдном. – Она чертовски, просто до дрожи похожа на мою знакомую. Бывшую девушку.

Да, я врал, так как понятия не имел, встречался ли когда‑нибудь прежний Белославов хоть с кем‑то. С другой стороны, я ведь не мог рассказать крысу о своей прошлой жизни. Или могу? В конце концов, он ведь никому не скажет, ведь Рата понимаю только я.

Рат замер. Он перестал жевать и уставился на меня своими маленькими чёрными глазками. В них больше не было ни ехидства, ни сарказма. Только тихое, внимательное, почти человеческое ожидание.

– Понятно, – наконец, тихо произнёс он. И в этом простом слове было больше сочувствия, чем в часовых утешениях любого психолога. – Призрак. Только этот призрак не цепями гремит, а чавкает химикатами.

Он подошёл к самому краю стола, сел и по‑стариковски свесил передние лапки.

– Слушай меня, шеф, как главный специалист по выживанию в подвалах, – его голос звучал непривычно серьёзно. – Вот видишь ты на стене пятно плесени? Красивое такое, зелёненькое, пушистое. Ты же не будешь его ковырять пальцем и вспоминать, каким вкусным был хлеб, из которого она выросла? Нет! Ты берёшь горелку и выжигаешь её к чёртовой матери, пока она весь дом не сожрала. Вот и с такими призраками – точно так же.

Я молчал, тупо уставившись в тёмное окно, где маячило моё собственное отражение – бледное и измотанное. Крыс был прав. Тысячу раз прав. Это было нездоровое, неправильное влечение. Не к Валерии. А к тени из прошлого, которую я отчаянно пытался натянуть на первую встречную симпатичную женщину. Дешёвая подделка, суррогат, самообман.

– Это яд, шеф, – тихо добавил Рат, будто прочитав мои мысли. – Медленный, но верный. Он отравит всё, что у тебя тут начало получаться. А у тебя, между прочим, только‑только жизнь налаживаться стала. Подумай об этом. К тому же, от неё, небось, пахнет этой дрянью. А у меня, знаешь ли, тонкое обоняние. Испортишь мне аппетит – испортишь себе поставки редких ингредиентов.

Он ловко спрыгнул со стола и без единого звука исчез в спасительной темноте под стеллажом. А я остался сидеть один посреди ночной кухни. В голове крутилась простая и жестокая крысиная мудрость. Призрак из прошлого, пусть и очень красивый, был опасен. Но…

Да что ж со мной такое? – я мотнул головой, стараясь собрать мысли в кучку. – С чего вдруг эта встреча выбила меня из колеи? Дело ведь даже не в самой Валерии, а в том, что я… что? Задолбался? Как вариант. Слишком многое на меня свалилось. Теперь ещё и этот призрак…

Чтобы избавиться от неприятного послевкусия, я усилием воли переключился на другую картинку. На другую женщину. Если уж вспоминать, то что‑то приятное. И память услужливо подсунула мне образ из леса. Зелёная, как молодая листва, кожа. Волосы цвета сочной травы. И глаза, в которых плескалась древняя, дикая магия. «Травка». Лесной дух. Дриада. Называй как хочешь, но от одного воспоминания о ней внутри что‑то теплело. Она была полной противоположностью Валерии. Настоящая, живая, дикая. Как и еда, которую я готовил.

Я встал и, сам не зная зачем, подошёл к самой дальней полке, где у меня в старой жестяной банке хранились всякие нужные мелочи. Там, завёрнутый в чистую тряпочку, лежал её подарок. Маленький, идеально ровный зелёный листик, который она дала мне в лесу. Я достал его. Лист был прохладным и гладким на ощупь, как шёлк. Я повертел его в пальцах, вспоминая тот странный день, и вдруг почувствовал, что на меня кто‑то смотрит.

Я медленно поднял голову. На подоконнике, в лучах луны, сидел Рат. Он не двигался, просто смотрел на меня. Но что‑то в его взгляде было не так. Я прищурился и похолодел. Его глаза… Обычно они были маленькими, чёрными и хитрыми, как две бусинки. Но сейчас они светились. Ярким, неестественным, салатовым огнём. Точно таким же цветом, как и листик в моей руке.

Это было неправильно. Это было жутко.

Не знаю, что на меня нашло, но я испугался. По‑настоящему. Инстинкт сработал быстрее разума. Я быстро, почти судорожно, сунул листик обратно в тряпочку и задвинул банку в самый дальний угол полки.

И в ту же секунду Рат на подоконнике вздрогнул, будто его ударило током. Он сильно тряхнул головой, и зелёное свечение в его глазах погасло, исчезло без следа. Он снова стал обычным наглым крысом. Он посмотрел на меня, потом на полку, и его серая морда скривилась в до боли знакомой, ехидной усмешке. Будто ничего и не было. Будто это мне всё привиделось. А потом он фыркнул, развернулся и одним прыжком исчез за окном.

Я остался стоять посреди кухни, как идиот. Сердце колотилось где‑то в горле. Что это, чёрт побери, было? Чертовщина какая‑то. Я снова посмотрел на полку, где лежал листик. Совпадение? Вряд ли. Слишком уж всё было… синхронно.

Мысли в голове закрутились с бешеной скоростью. Лесной дух. Листик. Светящиеся глаза крысы. Неужели она… может им управлять? На расстоянии? Через этот свой подарок? Это что, какой‑то пульт дистанционного управления для лесной живности? А Рат – это её шпион, который следит за мной? Или это просто побочный эффект?

Я ничего не понимал. Этот мир с каждым днём подкидывал мне всё больше загадок, от которых голова шла кругом. Магия, говорящие крысы, а теперь ещё и это.

Но, как ни странно, страх быстро прошёл. А на его место пришло что‑то другое. Любопытство. И ещё… воспоминание. Я снова, против своей воли, вспомнил её. Не просто зеленокожую девушку. А её идеальное, обнажённое тело. И от этого воспоминания по моему собственному телу пробежала волна тепла, которая не имела никакого отношения ни к магии, ни к страху.

Да уж. Похоже, эта зеленокожая красотка будет поопаснее всех Алиевых вместе взятых. И от этого почему‑то становилось только интереснее.

Среда началась не со звона молота о наковальню, а с унылого похода в городскую ратушу. Меня вызвали на «окончательное согласование», и я поплёлся туда, как на каторгу. И если в прошлый раз я не обратил внимание на убранство, то сегодня оно почему‑то отчётливо врезалось мне в мозг: длинные коридоры, где смешались запахи пыли, старых бумаг и чего‑то кислого из местной столовки.

Скрипучий паркет, высокие двери с табличками, отполированными до блеска задами чиновников. В этом сонном царстве бюрократии я со своей энергией смотрелся как панк на балу аристократов. Но что делать, праздник сам себя не организует.

Меня впустили в небольшой кабинет. За длинным столом, который, казалось, был старше этого города, уже восседали две главные женщины Зареченска – Наталья Ташенко и Вера Земитская. Перед ними, как улика на допросе, лежала моя смета. Я корпел над ней уже и не помню сколько времени, проклиная тот день, когда ввязался в эту авантюру. Мне пришлось по несколько раз что‑то переписывать и фантазировать по поводу того, что лучше всего представить на празднике горожанам. Моя затея практически вытянула из меня все соки. Но при этом был полностью в ней уверен.

– Доброе утро, Игорь, – Вера Андреевна улыбнулась так, как хищник улыбается будущему обеду. Она указала на стул. – Присаживайся. Мы тут ознакомились с твоими… аппетитами. Впечатляет.

– Старался ничего не забыть, – буркнул я, усаживаясь.

Наталья ткнула пальцем в бумагу.

– Мы это заметили. «Уголь берёзовый, высший сорт – десять мешков». Зачем такой дорогой? «Салфетки бумажные, повышенной плотности – пятьсот штук». Игорь, ты что, операцию на открытом сердце собрались проводить этими салфетками?