- Да, я тут.

- Срочно нужна ваша помощь! Ворон высосал из раненых почти всю жизненную энергию. Маги не справляются! Вы уже проходили энергетический перегруз в Полимаге?

- Проходили. Ведите меня к ним! – я отдал кота Лэмии: - Сиди тут! Я сейчас закончу и заберу тебя. Георгий Викторович! Проследите, чтобы гостья не заплутала, куда не надо.

- Есть! – отрапортовал Князев и повёл богиню к центру управления.

- Скорее! – овечка бесцеремонно схватила меня за руку… Вот это сжатие! А затем потащила за собой к транспортировочному вагончику: - Люди умирают! А вы тут лясы точите!

- Вообще-то, я был занят там внизу убийством Ворона.

- Так поговорить и потом можно! Вы должны были сразу обратиться к старшему по раненым, чтобы узнать информацию… - недовольно бурчала блондиночка с закруглёнными рожками.

- Простите, как вас?

- Монро. Монро Симонова.

- О… Фамилия, как у Бориса!

- Это мой старший брат, который… - Монро кинула в меня взгляд, полный ненависти: - Впрочем, неважно! Помогите людям и всё.

Мы быстро поднялись к выходу, который теперь напоминал крупный лунный кратер.

- Ох, слава богу… - с облегчением выдохнули целители, которые уже сами лежали на койках: - Нам немного не хватило, Ваша Светлость!

- Сейчас поправим. Есть, у кого ручка? Хотя бы шариковая… Ну, или карандаш на худой конец?

- Вот! – один из медиков протянул мне старую задрипанную ручку синего цвета.

- Благодарю. – нарисовав конструкт энергетической перегрузки, я вопросительно взглянул на злобную овечку.

- Вон, там. – она тыкнула на Гришу – молодого бычка, который лежал без сознания.

- Что ж… Понеслась!

Примерно три часа у меня ушло на то, чтобы откачать тридцать ребят в тяжелом состоянии. Благо, что Семён подключился к работе, иначе на это ушла бы вся ночь.

А потом пришло время для самого грустного… В бойне мы потеряли двенадцать дронов и семь бравых рогатиков.

Не зря Мерлин перевёл мне свой миллиард. Ой, не зря!

Семьям погибших точно понадобится материальная поддержка.

***

Девичьи слёзы – это секретное оружие массового поражения для мужчин. Они способны растопить любой лёд. Пощекотать душу… А иногда и затуманить рассудок.

Видимо, это, какая-то древняя мужиковая привычка. Мол, если женщина плачет, значит что-то случилось и нужно срочно её успокоить…

Однако, для меня девичьи слёзы сегодня разделились на две категории.

- Деда!!! – Галчонок пулей вылетела из подъезда и набросилась на Николая Константиновича. Ей было плевать, что сейчас он больше напоминал шахтёра, который только вылез из шахты – весь в пыли и грязи. Единственным элементом, напоминающим о том, что перед нами стоял Человек-Комета – были огромные кляксы засохшей крови на оранжевом костюме, по которым во всю струились слёзы.

Те самые девичьи слёзы радости и счастья, что с близким ничего не случилось.

- Всё хорошо, Солнце! Я живой… - от Николая Константиновича исходило такое доброе и уютное тепло, что мы с Семёном, Лэмией, Голубикой и Ириской даже умилились.

- Больше никогда так не делай! Понял? – Галчонок только перестала плакать и очень строго посмотрела на дедулю: - Ещё хоть раз ночью сбежишь…

- Постараюсь не убегать. Ты же меня знаешь.

- Знаю. Поэтому – я поставлю на окна решётки! – блондиночка перевела жуткий взгляд «мамочки-гиперопекунши» на меня: - О! Ещё один… Фёдор Александрович! А идите-ка сюда на минуточку…

- Да мне и тут хорошо. – опасливо сглотнув, улыбнулся я, чувствуя себя Святославом – тем самым фиктивным хозяином Ириски, который едва не наделал в штаны из-за представления пушистой актрисы.

- А, вы… Всё-таки… подойдите.

- Фёдор Александрович… Придётся. – вздохнул Человек-Комета: - С Галчонком в таком состоянии лучше не спорить.

- Не, я просто вас привёз. А мне пора дальше. Столько дел впереди!

Увы, блондиночка ждать не стала и шустро подлетела ко мне, после чего стиснула в очень крепких объятиях:

- Спасибо, Фёдор Александрович… - тихо прошептала она: - Он вернулся только благодаря вам. Спасибо… Я не знаю, как это объяснить. Просто почувствовала… В общем, спасибо вам от всей души!

- Я не мог поступить иначе. Николай Константинович – мой друг.

- Понимаю. – Галчонок, наконец-то, отпустила меня: - А, что касается вашего беспечного поведения на заводе…

Вот теперь на меня вновь смотрела истинная «мамочка-гиперопекнуша».

- Ой, у меня телефон звонит… Увидимся утром! – увернувшись от очередного броска нашей озверевшей бухгалтерии, я быстро шмыгнул в «Мерседес»: - Валим! ВАЛИМ!!!

«Кабан» с рёвом стартанул со двора. Пускай профыркается дома… Не люблю я все эти «разборы полётов» на эмоциях.

- Чего это она? – удивилась Ириска с заднего кресла.

- Включила лютую мамочку, которая всех контролирует. Комета сказал, что для Галчонка в стрессовых ситуациях - это нормально.

- Ой йо…

А потом настало время второго типа девичьих слёз.

- Фёдор Александрович… - Сонечка выбежала к нам на встречу, когда мы прибыли на "Искру". Как я и думал – она не поехала домой, оставшись здесь: - Отец не берёт трубку! У него всё хорошо?

- Сонь… - вот это тот самый тяжелый момент, когда тебе надо сообщить. Сообщить то, от чего самому на сердце стало очень неприятно.

- Фёдор Александрович… - и без того белая, словно снег Сонечка стала ещё бледнее. Я лишь отрицательно покачал головой… А бедная девчонка поняла всё без слов.

Двенадцать секунд на переваривание. Когда в голове начинается буря… Мысли крутятся настолько быстро, что не позволяют тебе дышать. Виски пульсируют. А в ушах начинается тяжелый звон.

Полторы секунды ноющая боль идёт от мозга к сердцу. Ещё две секунды на то, чтобы вдохнуть… И последняя секунда самая страшная. Осознание.

Взрыв.

Толчок…

Твоё тело словно разрывает на сотни маленьких кусочков. Слезы наворачиваются сами. Ты даже не замечаешь, как в глазах всё поплыло. Организм изо всех сил защищает нервную систему. Затем звуковой сигнал… Но ты его не слышишь, потому что звон в ушах всё ещё не прошёл.

А потом весь твой мир проваливается в бездну.

Того, кого ты любил больше всего на свете… не стало.

Сонечка медленно упала на колени. Я едва успел подбежать, чтобы приобнять её… «Пятьдесят пятые» не должны чувствовать. Они же живые мертвецы. Без эмоций. Без воли… Просто зомби, которые даже не живут, а существуют.

И вот это «бесчувственное зомби» сейчас сидела рядом со мной на коленях, заливая слезами мой испачканный белый полумундир… Вот они – живые и сильные эмоции. То, что делает человека человеком.

И мои самые нелюбимые девичьи слёзы. Слёзы горя и утраты…

Но, что самое отвратительное в такой ситуации – ты ничего не сможешь сделать словами. Ни-че-го… Утешение? Такому человеку оно не нужно. Соболезнования? В топку их… Когда адская душевная боль затмевает абсолютно всё – пожалуй, единственное, что может помочь, это объятия. Крепкие, тёплые и самые человечные объятия.

Из машины выпрыгнули абсолютно все, окружив нас с Сонечкой плотным кольцом.

Сострадание… Вот, что Мегард пытался удалить из нас. Что больше всего ненавидел в гуминитах и считал это высшей слабостью.

Этот старый идиот прекрасно помнил, что случилось с Мерлином… Только вот, он так и не осознал, что из гуминитов нереально убрать стремление к общности и единству.

Эх, не туда Всебог метил. Ой, не туда…

- Фёдор… - Сонечка посмотрела на меня очень жалобными глазами: - Я… Я не хочу домой. И одной мне оставаться… пока не очень. Можно я поживу у вас, некоторое время?

- Не вопрос. – сейчас я готов был хоть целый город для Сонечки отстроить. Лишь бы хоть, как-то поддержать её: - Как говорится: в тесноте, да не в обиде! Правда, девчонки?

***

Кира первой вернулась домой после заварушки. Она прекрасно понимала, что совсем скоро все приедут голодными и уставшими. Ну, и, конечно же, лишний раз продемонстрировать свои кулинарные таланты перед Фёдором было для охотницы только в радость.