Саттон запрокинула голову, глядя на меня:

— Хорошо. — Она прикусила уголок губы.

Я поднял руку и аккуратно освободил ее губу:

— Скажи, что творится в твоей красивой голове.

— Думаю, тебе стоит поговорить с мамой, — слова вылетели у нее слишком быстро. — Рассказать ей, что случилось. О том, что ты носишь в себе. Думаю, тебе станет легче.

Я отпустил Саттон и вернулся к яичной смеси, над которой возился:

— Не нужно. Я рассказал тебе. Этого достаточно.

— Коуп…

— Я не хочу бередить старые раны. Она и так ужасно по ним скучает. Это будет все равно что соль на рану сыпать.

Саттон облокотилась на край стола и повернулась ко мне лицом:

— Конечно, она по ним скучает. Она их любит. Но она любит и тебя.

Я резко покачал головой:

— Это не стоит той боли, которую ей причинит. — Но какая-то часть меня знала, что я лгу. На самом деле я боялся другого — что мама посмотрит на меня по-другому. Что вся моя семья посмотрит. А на это я не был готов пойти.

Лука молчал, пока мы с тренером Кеннером убирали снаряжение после лагеря. Обычно он наперебой пересказывал все события дня, но сегодня — нет. Я уже собрался пойти к стойке проката коньков и спросить, все ли с ним в порядке, когда краем глаза заметил движение.

Эвелин Энгел что-то яростно жестикулировала, остановив Кеннера посреди пути. Он держал сетчатую сумку, полную конусов и мячей для игры, в которую мы играли в конце смены, и смотрел на нее с выражением полной паники, как олень, попавший в свет фар.

Эвелин не прекращала свою тираду, была как женщина, решившая во что бы то ни стало добиться своего. Кеннер поднял руку в примирительном жесте, но она что-то выкрикнула ему в лицо и с гневом ушла. Кеннер еще какое-то время смотрел ей вслед, а потом медленно повернулся и направился ко мне.

— Что это было? — спросил я, понизив голос, чтобы Лука не услышал.

Кеннер скосил взгляд на Луку. Убедившись, что тот увлеченно помогает Хейден расставлять прокатные коньки по полкам, он повернулся ко мне. Я не пропустил, как он поморщился.

— Похоже, Эвелин увидела в новостях сюжет, как ты сцепился с Маркусом Уорнером. Она заявила, что ты плохой пример для детей и тебя нужно уволить.

Я напрягся, но постарался, чтобы голос звучал легко:

— Она знает, что я тут на волонтерских началах? Не думаю, что меня вообще можно уволить.

Кеннер усмехнулся:

— Возможно, этот момент она упустила. А еще обвинила тебя в том, что ты уделяешь слишком много внимания Луке и совсем не занимаешься Даниэлем.

— Черт. Ей бы определиться — либо уволить меня, либо требовать, чтобы я больше занимался ее сыном.

Кеннер провел рукой по лицу и тяжело вздохнул:

— Скоро поймешь — с некоторыми родителями невозможно выиграть. Они хотят, чтобы их ребенка считали вторым пришествием и ни в чем не упрекали.

— Бедный Даниэль, — пробормотал я.

— Тут ты прав. Этот пацан несет на плечах столько давления, что у него к семи годам может быть язва.

Это было ужасно неправильно. Даже когда я стал играть в более серьезных лигах, отец всегда напоминал мне, что хоккей — это прежде всего удовольствие. Я сам успел об этом забыть. Но работа с этими детьми напомнила.

— Завтра уделю ему время один на один. Не ради нее, а ради Даниэля.

Брови Кеннера удивленно приподнялись, в его взгляде появилось уважение. Он хлопнул меня по плечу:

— Ты хороший человек, Колсон.

Эти слова болезненно отозвались где-то внутри, но на этот раз я не посчитал их полной чушью. И все это — благодаря Саттон.

Я усмехнулся:

— Иди выпей пива. Ты это заслужил.

Кеннер рассмеялся:

— Истинная правда.

Я направился к прокату коньков и улыбнулся Хейден:

— Как успехи с броском кистью?

Она улыбнулась в ответ, ее янтарные глаза засияли:

— Не всегда получается, но когда выходит — это просто огонь.

Я рассмеялся. Ее радость от игры была заразительной. И у нее были способности. Если продолжит работать, вполне сможет получить спортивную стипендию в колледже. Я собирался спросить у Линка, сможет ли он пригласить скаутов посмотреть на нее осенью.

— Нет ничего круче, когда все складывается.

Хейден кивнула, но прежде чем успела ответить, к стойке подошла девочка. Она была ее точной копией — темные волосы, янтарные глаза.

— Хэй Хэй, я хочу кушать, — сказала она.

Хейден тут же обошла стойку и подняла ее на руки:

— Тогда пойдем поищем перекус. — Она пощекотала ее животик, и девочка весело захихикала. — Грейси, скажи привет мистеру Колсону.

Грейси застенчиво опустила взгляд, но махнула мне рукой:

— Привет, мистер Колсон.

Я вспомнил, как Арни говорил, что Хейден часто заботится о своих младших сестрах. Эта мысль сжала мне живот, но я улыбнулся:

— Очень приятно познакомиться, мисс Грейси.

— Мне лучше ее покормить, пока она не превратилась в голодное чудовище, — улыбнулась Хейден.

— Никогда не стоит выпускать на свободу голодное чудовище, — рассмеялся я.

Хейден махнула мне рукой и понесла Грейси к киоску с закусками. Я не пропустил, как легко и уверенно она ее несла — слишком легко для подростка. Видно было, что делала это не раз. Арни может и не хотел говорить о ней с Фэллон, но я поговорю.

Я повернулся к Луке, который как раз ставил последние коньки на полку.

— Готов?

Он кивнул, но так и не сказал ни слова. Это сразу включило мое внутреннее тревожное чутье, но я не стал давить — вокруг было слишком много людей.

Я взял наши сумки с экипировкой и направился к выходу. Уложив все в багажник своего внедорожника, помог Луке забраться в детское кресло и проверил ремень безопасности после того, как он сам пристегнулся. Он по-прежнему молчал.

Я сжал челюсти, закрыл дверь и сел за руль. Но не стал заводить двигатель. Вместо этого повернулся к Луке:

— Хочешь рассказать, что случилось?

— Ничего, — тихо пробормотал он.

— Нет, не ничего. Ты слишком тихий для «ничего». Ты не обязан мне рассказывать, но мне тяжело думать, что тебе грустно. Может, если поговорим, я смогу помочь.

Это было лучшее, что я мог придумать. Хотя я не сомневался, что Саттон справилась бы с этим куда лучше.

Лука молчал, глядя на свои ботинки. Молчание затянулось настолько, что я уже почти сдался и хотел завести машину, чтобы отвезти его в пекарню, к маме. Но он заговорил так тихо, что я едва расслышал:

— Это глупо.

— Если из-за этого тебе грустно, значит, не глупо. Иногда меня тоже расстраивают совсем маленькие вещи.

Бирюзовые глаза Луки поднялись на меня:

— Правда?

Я кивнул:

— Например, проигрыш в предсезонной игре. Или когда кто-то пишет обо мне гадости в интернете.

Лука нахмурился:

— Люди иногда бывают злыми.

Эти слова сжали мне грудь невидимой рукой.

— Кто-то тебя обидел?

Лука быстро покачал головой:

— Нет. Даниэль завел собаку.

Я нахмурился:

— Даниэль завел собаку... — я повторил его слова, пытаясь понять, в чем дело.

— Я хочу собаку, — прошептал Лука.

Я вспомнил, как он говорил, что в квартире над пекарней держать животных нельзя. Единственные звери, которые у них с Саттон были, — это пчелы на крыше здания, и их, мягко говоря, не особо потискаешь.

— Ты завидуешь, — тихо сказал я.

Лука кивнул, снова опустив взгляд.

— Я знаю, что это плохо, но это несправедливо. Я всегда мечтал о собаке, а Даниэль просто решил завести ее на прошлой неделе. И теперь у него есть щенок.

— Эй, — мягко сказал я. — Я понимаю, что это может казаться несправедливым, но давай не будем умалять радость Даниэля только потому, что он мечтал об этом меньше времени, чем ты. Мне кажется, на него и так давят. Может, ему действительно нужен пушистый друг.

Глаза Луки чуть поднялись, он закусил губу.

— Его мама все время кричит на него, чтобы он больше занимался. И в комнате у него всегда должно быть идеально.