Перед металлической дверью с табличкой «Модуль принятия решений» майор недоуменно посмотрел на Илью и Павла, толкнул дверь и изменился в лице. Максим протиснулся в помещение и развел руками:

- Да… Я думал, меня никто обмануть не может. Оказывается, может. Если человек сам верит в ложь.

Он ожидал увидеть устройство в виде печатной платы, на худой конец блок весом в несколько килограмм, а перед ним был машинный зал, весь заставленный голубыми стойками размером с книжный шкаф. Похожие на удавов толстые жгуты проводов торчали из разъемов, тянулись по стене и скрывались под серым пластиковым фальшполом.

- Что ж, майор. Вряд ли мы унесем с собой уникальный, не имеющий аналогов в мире модуль. У этой «микросхемы» нет даже ручек для переноски.

В центре зала, между стойками, стоял пульт управления с множеством индикаторов. На главной панели лежала подколотая и подшитая папка с бумагами. Максим перелистнул несколько страниц и достал фотоаппарат.

- Не смей! – прокричал майор глухим от еле сдерживаемой ярости голосом.

Гнев и ненависть больно хлестнули в лицо. Перед глазами встали забытые воспоминания…

…Максим собирался на вечер в городском доме культуры. Его раздирали противоречия: с одной стороны, он с удовольствием остался бы дома, с другой ему очень хотелось сбежать от матери, пусть и ненадолго. Алина – невеста – тоже не подарок. Но все же она пока еще не в статусе жены. И не так навязчива и бесцеремонна.

Ольга Даниловна без стука влетела в комнату.

- Сынуля, собирайся, быстро! – сладко запела она. - И так опаздываешь! Алина с тобой?

Максим бросил взгляд на мать. Тонкое лицо, прямой нос, густо подведенные глаза. Тональный крем скрывает едва заметные морщины. Почти красавица. Все портили опущенные уголки губ – из-за них на лице застыла вечно презрительная гримаса.

- Нет, мама, - ответил он после внутренних колебаний. – Мы там встретимся. Может быть.

- Я зря подбирала выгодную партию? Надеюсь, ты ее хоть раз… окучил, как мужик?

- Мам, не надо мне подсовывать, кого попало. Личная жизнь-то моя, - промямлил Максим.

- Не ценишь ты меня, – зарычала мать, - Один ты у меня остался. Я для тебя из кожи вон лезу: такую партию нашла. Все лопнут от зависти, когда ты женишься! А ты, значит, любимую мать в гроб хочешь уложить? Пошел вон! Чтобы ко мне больше не подходил! Жратвы тебе не будет!

- А деньги, мама? Подработка, стипендия… Я тебе все отдал. До копейки.

- Что? Деньги? Ты их прожрал! Счет выставить?

Ольга Даниловна развернулась и вышла из комнаты. Максим надел свитер в катышках, замызганную куртку и вылетел в подъезд, внутренне сжимаясь от страха. Мать кричала ему вслед:

- Опять как бомж оделся! Брюки почисть, идиота кусок!

На улице тускло горели фонари. Витрины переливались праздничными огнями. Из нависших над городом туч медленно падали крупные белые хлопья. Снежинка упала на ладонь, расплылась и превратилась в маленькую каплю. Растаяла, как человеческая жизнь.

И вдруг Максим ощутил, что прямо сейчас, здесь, происходит что-то ужасное. Словно завязывается узел, сплетающий воедино жизнь и смерть. Может, вернуться домой? Нет. От судьбы не уйдешь.

Подкатила маршрутка. Фары высветили дорожный знак – шагающего человечка в синем квадрате. Наверное, у него какие-то важные дела, раз он все идет и идет – равнодушный и бесстрастный.

Максим глянул на часы – опоздал. Однокурсники давно веселятся. Взбалмошная Алина, скорее всего, танцует с очередным ухажером: каждый хочет раскусить конфетку, у которой отец – крупный бизнесмен и олигарх. Говорили, что когда-то этот человек промышлял бандитизмом, но доказать этого никто не мог. Не пойман – не вор.

Максим доехал до вокзала, перешел залитые светом прожекторов пути и зашагал по засыпанной снегом тропинке к дому культуры. Построенное в советские времена серое, облупившееся здание стояло на отшибе, рядом с мини-котельной. И чем ближе, тем тяжелее становилось дышать. Сердце неприятно заныло, словно в него кто-то воткнул тонкую и острую проволоку.

И вдруг Максим понял, в чем дело: здание гудело страхом. Он витал в воздухе, ощущаясь в двух сущностях: черный, животный и прозрачный, человеческий. Любой, получив такое предупреждение, кинулся бы бежать без оглядки. Но Максим не внял предчувствию. Напротив: в душе поселилась надежда: может, здесь и закончится его жизненный путь? Путь неудачника и страдальца.

Страх стал невыносим – проклятый инстинкт самосохранения прямо запрещал творить глупости. Неожиданно в голове промелькнула мысль: сейчас погибать нельзя! Надо выяснить, что произошло и бежать в полицию. Рассказать им. Вызвать спецназ и спасти людей.

Максим подошел к главному входу. Осторожно открыл стеклянную, в грязных разводах, дверь и сделал шаг. Единственный. Из комнаты охраны доносились голоса:

- …операция прошла, как по маслу! Овец пасут, героев не видно даже на горизонте. Как насчет захвата полицейских участков?

- Треклятая погода! Машины задерживаются. Но время на нашей стороне.

Максим выскользнул на улицу и осторожно, по миллиметру, закрыл дверь. К счастью, она не скрипнула. Обошел дом культуры и лицом к лицу столкнулся с человеком в зимнем камуфляже. Тот направил на незваного гостя короткий автомат.

- Ну-ка, кто тут у нас? – протянул он, дохнув куревом. – Дружок, ты откуда взялся?

- Домой иду, с работы, - тихо сказал Максим, и посмотрел прямо в глаза террористу. Сейчас надо говорить только то, что он хочет услышать.

- Где работаешь?

- На станции. Убираюсь вместо мамы. – Максим захихикал и растянул губы в дурацкой улыбке. – У меня в голове балакают человечки.

- И что они балакают? – заинтересовался бандит. Кажется, поверил.

- Что мама суп сварила. Есть пора, в животе у них бурчит.

- А про меня они ничего не говорят?

- Вы – полицейский. Я однажды в город пошел, меня споймали и домой отвезли. На машине.

- Ты меня не боишься?

- Полицейские хорошие. Они человечков пирожками накормили.

- Что с тобой делать? – внезапно сказал бандит, размышляя вслух. – К овцам? Проблем не оберешься. Убить? Шум поднимать нельзя. Вали домой, к маме, пока я добрый. Ну, что встал?

Максим повернулся и пошел прочь, загребая ботинками свежий снег.

Возле железнодорожного переезда микроавтобус, отчаянно рыча двигателем, безуспешно пытался стронуться с места. Одно колесо бешено вращалось, полируя и без того гладкий лед, второе, казалось, намертво застряло в неглубокой яме. Открылась дверь и пожилой мужчина уставился прямо в глаза Максиму:

- Эй, парень! Помоги-ка! – прохрипел он.

- А…- «А пассажиры не могут, что ли?» - едва не ляпнул Максим и похолодел, увидев в тонированном окне «Газели» тень автоматного ствола. - А вы ручник затяните чутка и осторожно газаните!

Микроавтобус медленно выбрался из ледяной ловушки. Водитель ухмыльнулся.

- Голова! - сказал бандит. От него пахло мятными конфетами. – Долго проживешь. Не задаешь лишних вопросов!

Дверь захлопнулась. Машина тяжело перевалила через рельсы и скрылась за снежной пеленой. Свет габаритных огней исчез в темноте.

Максим припустился бежать: надо торопиться! Он домчался до отделения полиции – приземистого кирпичного здания рядом с вокзалом, распахнул тяжелую деревянную дверь и выпалил с порога:

- Террористы захватили дом культуры!

Толстый полицейский отхлебнул из фарфоровой чашки дымящийся чай и произнес официальным тоном:

- Молодой человек, не мешайте работать. За ложный вызов предусмотрена уголовная ответственность!

- Но я говорю правду! Там бандиты с автоматами!

Дежурный набрал номер:

- Дом культуры? У вас все в порядке? Празднуют? Ну и отлично. Ты слышал? Вали отсюда, пока я добрый.

- Нет. Пока не вызовете спецназ ФСБ, не уйду! Да что ж ты за кретин? – Максим больше не мог сдерживаться.

- Документы, - приказал толстяк.

Максим протянул паспорт.

- Посиди в обезьяннике за оскорбление представителя власти!