Пол Чесман недаром потратил накануне ночью драгоценное время, обучая людей слаженно и в определенном ритме выкрикивать эти немудреные слова. Лязг оружия и голоса ополченцев заглушили пугающие вопли коней, взбодрили людей, прогнали малодушные мысли, настроили на воинственный лад.

А ритуал «Черных сердец» тем временем продолжался. Обозники успели выложить полосу из сена и подожгли его с нескольких сторон. Перед вражеской конницей в один миг выросла стена огня.

Ополченцы уже знали из рассказа Чесмана, что последует дальше, и потому зрелище не оказалось для них неожиданным, но все равно производило впечатление. По рядам пикинеров прокатился дружный вздох, когда из стены огня вырвалась черная и, казалось бы, неуязвимая волна всадников. Короткий, но яростный галоп, и вот уже пламя погасло, затоптанное тяжелыми копытами боевых лошадей. Конница врага остановилась, сократив расстояние между двумя армиями до двухсот шагов.

– И в огне не горят! – услышал Чесман возгласы среди ополченцев. – И коняки-то ихние даже пламени не боятся!

– Они ничего не боятся… Заговоренные…

– Никакие они не заговоренные! Это все балаганные фокусы! Трюки, не более того! – громко, во весь голос воскликнул Чесман. – Мы тоже так умеем. Ну-ка, Келвин, покажем им?

– А давай!

Сотник отъехал от Чесмана на расстояние в десять шагов. Остановился, навел на Пола лук, прицелился.

– Что это он делает?! – прокатилось по рядам.

Морн и флейтист машинально дали своим лошадям шенкелей, отскакивая подальше от Чесмана. А тот продолжал безмятежно стоять под прицелом стрелы Келвина.

Свистнула тетива. Ополченцы ахнули. Морн на миг закрыл глаза от ужаса, а когда открыл, увидел живого и невредимого Чесмана, который держал в руке пойманную стрелу.

– В полете поймал! – восклицали пехотинцы. – Вы видели? Прямо в полете!

– Это не делает меня неуязвимым для стрел, – обратился к ополченцам Пол. – То, что вы видели, всего лишь трюк. Очень легкий и простой трюк, если, конечно, знать в чем секрет. После боя я научу вас всех. Каждый сможет и стрелу руками ловить, и сквозь огонь проходить. Это всего лишь фокусы. Обман зрения, иллюзия.

Пехотинцы возбужденно переговаривались, обсуждая произошедшее. Проходящие сквозь огонь «Черные сердца» на рычащих конях перестали казаться им сверхвоинами.

Келвин приблизился к Чесману, прошептал так, чтобы слышал только он:

– Ну, и горазд же ты врать, Пол! «Легкий трюк, если знать секрет», – передразнил сотник. – Даже я поверил бы, если бы сам в этой авантюре не участвовал и не знал, что никакого секрета нет. Только удача и твое мастерство.

– И твое тоже, – поправил Пол.

– Мое… Да у меня до сих пор руки дрожат! Думал всё, застрелил тебя.

– У меня тоже руки дрожат, – признался Пол. – Только ведь сработало. Перестали наши ополченцы врага бояться, а это уже половина победы.

Показательные выступления обеих сторон завершились. «Черные сердца» замерли на миг, готовясь к атаке.

Чесман оставил флейтиста при себе, а мага и Келвина хотел отправить в относительную безопасность на возвышенность в рощу позади баталии, где находился барон с десятком легких конников. Но Келвин заартачился:

– Успею еще. Вдруг я тебе здесь понадоблюсь.

– Можно я тоже останусь? – робко, но твердо попросил маг.

Пол коротко кивнул, не желая тратить времени на споры, окинул взглядом ряды баталии, проверяя, все ли в порядке, и принялся наблюдать за отобранными для поднятия импровизированного палисада пехотинцами, которые замерли, пригнувшись, в полной готовности возле своих устройств.

«Черные сердца» с гиканьем и криками ринулись в атаку. Лошади пошли галопом, постепенно наращивая скорость.

Пикинеры ощетинились кольями, сотники и десятники завопили во всю мощь глоток, подбадривая своих людей.

От топота двух тысяч копыт содрогнулась земля. Казалось, что на ополченцев несется взбесившаяся темная лавина, остановить которую не по силам человеку.

Бойцы первых трех шеренг баталии вспотели от напряжения, стиснули свои колья-пики так, что побелели костяшки пальцев, а ноги оцепенели на тупых, вбитых в землю концах пик.

Остальным – алебардщикам и стоящим на телегах в центрах баталии арбалетчикам – было немного легче. От несущейся кавалерии их отделяла живая стена пикинеров.

Впрочем, часть арбалетчиков – тех, кто показал себя отменными стрелками, Чесман поставил в первый ряд среди пикинеров. Они должны были дать первый залп по набегающей коннице, а затем отойти в центр баталии к остальным стрелкам.

Хуже всех пришлось тем пехотинцам, которые были приставлены к «палисаду». Они сейчас находились в пятидесяти шагах впереди пикинеров, и вражеская конница неслась прямиком на них.

Один из ополченцев не выдержал, дернулся бежать, но второй резко ухватил его за руку, рванул к себе:

– Куды?! А ну, стоять! Вернее, сидеть! Голову-то не высовывай, остолоп, а то наши же стрелки тебе ее и отстрелят.

Словно отвечая ему, просвистели несколько болтов из правого края баталии – у кого-то из арбалетчиков не выдержали нервы, и они спустили тетиву, не дожидаясь команды. Десятники тотчас заорали: «Не стрелять, Ротраново семя!», останавливая остальных стрелков.

Чесман досадливо поморщился – напрасные выстрелы! Ни один из болтов так и не попал в цель. Хотя тут не болтов жалко, а времени, которое нужно на перезарядку арбалета.

– Ждать! Не стрелять! – орали десятники.

Чесман не сводил взгляда с приближающейся конницы врага, ожидая, когда первые ряды всадников пересекут невидимую, пристрелянную арбалетчиками линию на расстоянии в сто шагов от баталии.

Еще немного… Всего несколько биений сердца и…

– Команду стрелкам! – приказал Чесман флейтисту.

Чистый громкий сигнал разнесся над полем. Его подхватили и озвучили глотки сотников, а затем и десятников:

– За-а-алп!!!

Три сотни болтов вспороли воздух. С хищным чавкающим звуком они вонзились в щиты, ударились о металлические доспехи. Часть болтов, помолотив по броне словно град, отскочила в сторону, а часть пронзила доспехи, впиваясь в человеческое или лошадиное тело.

Десятка два лошадей продолжали скакать, неся в седлах мертвых седоков. Еще около трех десятков коней сбились с галопа, рухнули на землю, покатились, подминая под себя наездников. Шедшие сзади лошади были вынуждены перепрыгивать неожиданные препятствия или идти прямо по своим, топча и живых, и мертвых.

– За-а-алп!!!

Новая стая болтов взвилась в воздух. Первые ряды конницы еще больше поредели.

– Отлично! – воскликнул Келвин.

Первыми двумя залпами арбалетчики выбили неожиданно много конников врага. Видно сработала полудневная пристрелка по полю.

– Сигнал «палисадникам»! – скомандовал флейтисту Чесман.

Вновь запела флейта.

Ополченцы засуетились на поле, поднимая куски импровизированного палисада. Большинство групп действовали быстро и слажено – закрепляли подпорками заборчики, поправляли сдвинувшиеся колья, переходили по заранее положенным дощечкам ров и со всех ног мчались к своим, ужами проскальзывая между рядами пикинеров.

Но у нескольких групп дело явно не заладилось. Куски плетня так и норовили упасть, подпорки вставали криво, а пики теряли упор и скатывались на землю. Люди нервничали и оттого их движения становились все более неуклюжими.

Конница врага приближалась.

Большинство задержавшихся ополченцев побросали так и неустановленные части палисада и кинулись бежать к своим баталиям. И лишь одна группа из трех человек упорно возились на поле.

Первому ряду «Черных сердец» оставалось до линии палисада всего с десяток шагов, когда последний заборчик встал, наконец, как надо. Троица ополченцев бросилась бежать, но в спешке один  паренек не удержался на узкой доске и упал в ров. Раздался крик.

Двое из троицы уже миновали ров, но, услышав крик, остановились, оглянулись. Увидели надвигающегося неприятеля… Оскаленные лошадиные морды… Налитые кровью глаза… Длинные легкие пики и конусообразные щиты в руках всадников… Они, казалось, были так близко – только руку протяни. Один из ополченцев завопил и бросился бежать к баталии. А второй все-таки вернулся ко рву, но вытащить товарища не смог – нога паренька прочно застряла между двумя бревнами.