— Давай потолкуем, друг, — сказал Головенко, присаживаясь на верстак. Федор прислонился к стеллажам. — Отпускать тебя мне не больно хочется и как человека и как работника…

В конторку заглянул Сашка. Из каких-то неведомых источников людям было уже известно о предстоящем переводе Федора.

— Что они там? — спросили девушки Сашку. Он махнул рукой. Шура шумно вздохнула. Распушив бороду, подошел Сидорыч.

— О чем они? — осведомился он.

— О чем — известно… Уходит Федор-то…

Сидорыч присел на лежащий кожух мотора, закурил.

— Коли директором будет, тогда ладно… Это неплохо. А ежели механиком — не отдадим, — твердо выговорил он и сердито запыхтел козьей ножкой.

Федор медлил со сдачей тракторного парка. Он находил десятки незавершенных дел в Красном Куте. Порой ему казалось, что он поступил необдуманно, дав согласие на переход в Супутинскую МТС.

Медлил он с отъездом еще и потому, что в Красном Куте многое, по его мнению, оставалось недоделанным.

По вечерам он терпеливо обучал Сашку, зная, что тот должен остаться за механика. Он учил его ремонту электрооборудования. Сашка воспринимал туго, но зато — это Федору было известно — того, что он узнал однажды, он уже не забывал.

Головенко напоминал Федору об отъезде, но, по правде сказать, не поторапливал его. И вот вечером однажды позвонил Станишин. Он холодно спросил:

— Почему Голубева до сих пор не отпустил?

Головенко начал было объяснять, но Станишин не дослушал его.

— Голубев немедленно должен выехать. Ясно, товарищ Головенко? Завтра позвоню, проверю…

Головенко пошел в мастерскую к Федору.

— Кончай. Завтра чтоб тебя не было в Красном Куте. Понял? — сказал он механику.

Федор понял — Головенко не шутит.

— Хорошо. Уеду, — сказал Федор и тяжело вздохнул. У Головенко тоскливо заныло сердце.

Рано поутру Федор зашел к Головенко.

— Зашел попрощаться, Степан Петрович!

— Садись, — коротко сказал Головенко.

Федор переступил с ноги на ногу.

— Машина ждет, Степан Петрович…

— Садись, тебе говорят.

Федор покорно уселся на диван. Клава собрала завтрак, поставила на стол графин. Федор, повинуясь выразительному взгляду Головенко, сел за стол. Головенко налил стопки:

— Ну, на новом месте будь хозяином. Хорошим хозяином!

Выпили.

— Главное, помни: коли будут затруднения — советуйся с народом. Все мы люди советские — и сторож, и тракторист, и директор. И задачи у нас одни. Носа не задирай. Ты, как директор, должен делом завоевать у людей авторитет. Надо, чтобы они почувствовали тебя душой, поверили бы в тебя. Тогда и работать будет легче, все тебя поддержат. Коллектив — великая сила.

Головенко встал и по телефону вызвал Станишина.

— Докладываю, Сергей Владимирович: Голубева отправляю. Да… Вот он здесь, у меня… Да, да сейчас. Конечно. Поеду вместе, посмотрю, что за хозяйство… Как не помочь?.. До свидания…

Выйдя, Головенко толкнул Федора:

— Иди, иди, прощайся.

Федора тотчас же окружили. Ему пожимали руки, что-то говорили, он улыбался, что-то отвечал. Головенко залез в кузов:

— Поехали!

Сашка медвежьими лапами обхватил Федора.

— Не забывай нас… директор!

Они обнялись и, не спеша, с чувством поцеловались. Сашка заморгал глазами и отвернулся.

Когда Красный Кут уже скрылся, Федор проговорил.

— Почему так бывает? Живешь вместе — ничего особенного. А вот как уезжать, как-то жалко…

Головенко засмеялся. Федор приподнялся на локте, посмотрел на него.

— Смеешься? Небось, сам не согласился перейти на другую работу, а меня просватал, — сказал Федор с укоризной.

Головенко скосил на него глаза:

— Мне, Федор, рано. Лучше быть неплохим директором МТС, чем плохим краевым работником. Больше пользы государству. Вот если удастся, думаю пойти учиться в заочный институт механизации сельского хозяйства. Мечта моя.

— Учиться-то и я бы непрочь, — сказал Федор. — А теперь это, пожалуй, труднее будет, чем в механиках…

Увидев машину, остановившуюся около конторы, Селезнев выскочил из квартиры без шапки.

— Давай, давай, сюда. К дому давай!.. Только обедать сели. Не надеялся; думаю, воскресенье — не поедут.

Он бежал к машине, размахивая руками, кричал на весь поселок. Лысина его сияла на солнце, как биллиардный шар.

— Хорошо, что ты, Степан Петрович, догадался приехать. Ну, здравствуйте!

Он обнял Федора за плечи, что-то шепнул ему, подмигнул Головенко, расхохотался.

— А ведь оттягал ты все-таки Федора у меня. Чувствовало мое сердце, не хотелось мне тогда посылать его к тебе, — упрекнул Головенко сияющего Селезнева.

— Я, братец мой, давно приглядывал такого парня, а тут смотрю — клад сам в руки идет. Ну, и… А я вот сдам свое хозяйство — и в депо. Проходите, проходите! — Селезнев распахнул дверь в дом. — Стара́я, принимай гостей — дождались!

В чистой, по-городскому убранной комнате со множеством цветов на окнах, их встретила небольшого роста, с полными белыми руками жена Селезнева. Она улыбнулась.

— Извелся мой старик выжидаючи, — сказала она неожиданно молодым певучим голосом.

— А где же Марина? — тревожно спросил Селезнев.

Когда он выбежал к машине, Марина сидела у них. Именно об этом он и шепнул Федору, заставив его покраснеть.

— Далась тебе Марина — жить без нее не можешь, возьму да и приревную, — сказала жена, шутя.

Вошла Марина. Она задержалась б дверях. Девушка была одета в черное крепдешиновое платье, резко оттенявшее ее бронзовую от загара шею, лицо. Головенко видел ее впервые. Но потому, что она была невестой Федора, он дружески протянул ей руку. Марина, в свою очередь, шагнула к нему.

— Марина.

Федор так обрадованно кинулся к Марине, что Селезнев только носом покрутил да подмигнул Головенко лукаво: «Видал? Сама судьба за Федора».

Перед началом уборки состоялось краевое совещание директоров МТС и председателей колхозов. Докладчик — второй секретарь крайкома партии — высокий и худощавый человек с шапкой темных вьющихся волос — в числе лучших МТС отметил и Краснокутскую. О Супутинской он сказал:

— Несмотря на то, что там молодой директор, все же надо отметить, что МТС работу по подготовке к уборке проделала немалую. Однако товарищу Голубеву надо учесть, что комбайнового парка в МТС недостаточно. Чтобы справиться с уборкой урожая, надо будет использовать и жатки, и косилки, и уборку вручную — все способы…

Вместительный зал краевого театра с несколькими ярусами лож, украшенных лепкой, был полон. Федор впервые присутствовал на таком большом совещании. Когда он услышал свою фамилию, сердце у него ёкнуло. Он, не отрываясь, смотрел на докладчика, твердый голос которого гулко прокатывался по залу. Сидящий рядом с ним Головенко наклонился и прошептал:

— Молодец, Федя.

Федор шумно вздохнул, и ему мучительно захотелось курить.

Совещание закончилось на второй день в три часа дня. Поезд отходил в десять, делать было нечего. После обеда Головенко с Федором пошли прогуляться по городу. Они поднялись по Суйфунской улице, миновали рынок и пошли по Сухановской улице, чтобы полюбоваться городом с высоты. Опустившись на травянистый склон сопки, они прилегли под тенистой ивой.

Отсюда хорошо была видна бухта; город, уходящий увалистым мысом в море; лес мачт океанских кораблей, ажурные колонны кранов. Надсадно отдуваясь, паровоз тащил из порта длинный состав красных вагонов. По бухте в разных направлениях сновали суетливые катера; зарывшись в тугие бугры волн, проносились стремительные полуглиссеры. В безоблачном небе журавлиной стайкой неслись самолеты.

По Ленинской улице, хорошо видной отсюда, бесшумно катились автомобили, бесконечными потоками шли люди.

Степан вынул из кармана газету.