— Вот об этом я и хотела с вами поговорить, господин Септис, — Ника достала платочек, ужасно довольная тем, что судьба вновь предоставила ей хоть какую-то отсрочку.
— А что такое, госпожа Юлиса? — нахмурился регистор Трениума.
— Западное побережье далеко, — вытерла та покрасневший нос. — Я боюсь, кто-то может попытаться подделать письма консулов.
— Не переживайте, такого не случится, — категорично заявил собеседник. — Правда рано или поздно выяснится, в наказание за подобный подлог очень серьёзное. Для сенатора — пожизненная ссылка, для прочих — каторга или смерть на колу.
— И всё-таки, господин Септис, было бы лучше, если бы вы с господином Юлисом послали своих людей в Канакерн, — с нажимом проговорила девушка. — Пусть они встретятся с господином Картеном, другими консулами; возьмут с них письменные расписки о том: кто я такая, и откуда взялась. А главное — заверят их в храме Нутпена.
— Ваши страхи совершенно безосновательны, — недовольно проворчал дядюшка. — Как ни любит Сцип Аттил брата, своё положение ему дороже. А посылать людей в такую даль я не буду.
— Воля ваша, господин Септис, — раздражённо дёрнула плечом племянница. — Только Аттил с братцем могут провернуть всё это через посредников. Тогда точно никто концов не найдёт.
— Успокойтесь, ничего подобного не случится! — с апломбом заявил регистор Трениума. — Уж поверьте. Я лучше вас разбираюсь в политике. Примерно через месяц, может, чуть позже, придёт ответ из Канакерна, и вопрос с Домилюсом будет решён в нашу пользу.
Мужчина жёстко усмехнулся.
— Если, конечно, вы будете вести себя прилично, а не так, как в Сенате. И не станете где попало повторять ту чушь, что несли его высочеству.
— Господин Септис, — она тщательно сложила мокрый платочек. — Тогда, быть может, мне стоит пока вернуться в имение? Боюсь, что если при мне вновь начнут оскорблять отца, я могу не сдержаться. Нас с госпожой Септисой уже ждут в гости. Возможно, стоит объявить, что после вызова в Сенат мне стало плохо, и вы отправили меня за город поправлять здоровье?
Глубокомысленно хмыкнув, собеседник задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.
— Вот сейчас вы рассуждаете разумно, госпожа Юлиса. Действительно, после того, что вы наговорили, вам лучше покинуть Радл. Не будем откладывать. Завтра же отправлю кого-нибудь из коскидов в поместье за фургоном, и через пару дней отправляйтесь.
— А нельзя ли мне на прощание ещё раз сходить в бани Глоритарква? — пользуясь сменой дядюшкиного настроения, попросила племянница.
— Ни в коем случае! — энергично замотал головой тот. — Да вам там проходу не дадут! Разве не знаете, что бани — одно из тех мест, где обсуждают самые свежие новости? Или думаете, женщины не умеют задавать обидных вопросов?
— Умеют, конечно, — смущённо пробормотала Ника, понимая, что по сути возразить родственнику нечего. — Каких только глупостей я от них не наслышалась.
— Вот видите, — усмехнулся регистор Трениума.
Но тут в голову девушке пришла совершенно неожиданная мысль.
— Тогда не сможете ли вы исполнить другую мою просьбу, господин Септис?
— Какую, госпожа Юлиса? — сейчас же насторожился собеседник.
— Мне бы очень хотелось посмотреть на Домилюс, — проникновенно заговорила та. — Посетить склеп с могилами предков, принести жертвы.
— Даже не думайте! — с прежней решимостью оборвал её дядюшка. — Да если вас поймают на чужой земле, неприятностей не оберёшься! Обвинят, сохрани небожители, в воровстве и сделают рабыней. Мало ли таких случаев. Выручай вас потом. Нет уж, госпожа Юлиса. Вот станете там хозяйкой, выйдете замуж и ходите где вздумается.
— Ну хоть издали посмотреть на него можно, господин Септис? — взмолилась племянница. — Отец рассказывал, что там дорога по холмам проходит, а с них прекрасно видно и усадьбу, и склеп. Я понимаю, что уже доставила вам много хлопот, но пожалуйста, позвольте мне хотя бы взглянуть на родительский дом! Обещаю, что обязательно отблагодарю вас и вашу уважаемую супругу за доброту и внимание, с которым вы ко мне отнеслись.
— Хорошо! — недовольно поморщился регистор Трениума. — Я подумаю, что можно сделать, но ничего не обещаю.
— Спасибо, господин Септис, — улыбаясь сквозь слёзы, поклонилась девушка. — Да хранят вас бессметные боги.
Известие о том, что супруг собирается вновь отправить племянницу за город, тётушку явно не обрадовало, однако в присутствии Ники она воздержалась от комментариев, ограничившись недовольной гримасой.
***
Несмотря на то, что его царственная пациентка по-прежнему не проявляла никакого интереса к судьбе Ники Юлисы Террины, охранитель здоровья государыни не смог пропустить визит столь необычной девушки в Сенат.
Не то чтобы Акций испытывал какое-то чувство вины за то, что, пообещав передать письмо, внушил ей ложную надежду на помощь императрицы. Он был вообще мало подвержен подобным переживаниям. Да и большой беды в её замужестве за господином Аварием не видел. Главный смотритель имперских дорог, богач и приближённый императора, — не самая плохая партия для непонятно откуда взявшейся девицы не самой первой свежести даже с приданым в виде имения под Радлом. Тем более, всё явственнее проявлявшийся недуг Авария позволял рассчитывать на то, что данный брак, скорее всего, окажется не слишком продолжительным. А та неприязнь, которую явно испытывала к своему жениху госпожа Юлиса, в понимании умудрённого жизнью царедворца не имела никакого значения.
Однако ему очень хотелось посмотреть, как будет вести себя эта девушка, представ перед лицом радланского Сената.
Сам по себе вызов женщины на заседание являлся явлением если и не уникальным, то чрезвычайно редким. Но даже в тех случаях они, как правило, выступали лишь в роли свидетельниц по тем делам, которые государь изволил поручить расследовать Сенату. А госпожа Юлиса фактически выступает истицей, хотя формально прошение императору подал её дядя.
Поэтому не удивительно, что коридор, незамкнутым кольцом охватывавший зал заседания, оказался заполнен любопытными зеваками.
Не желая толкаться и привлекать к себе внимание, врачеватель занял место у одного из узких окон, позволявших прекрасно видеть всё, что происходит на площадке для выступлений.
Очень скоро он убедился, что госпожа Юлиса действительно смогла преподнести сюрприз и сенаторам, и зрителям, обеспечив столичных болтунов темами для бесконечных пересудов по меньшей мере на месяц. Если, конечно, не случится ничего ещё более необыкновенного.
Набросившийся на девушку с обвинениями в самозванстве сенатор Сцип Аттил Кватор явно рассчитывал смутить её, а то и довести до слёз. Но неожиданно для всех получил резкий отпор. А когда она решительно встала на защиту доброго имени своего отца, Акций не смог удержаться от довольной улыбки. Хотя подобное поведение госпожи Юлисы пришлось по душе далеко не всем зрителям. За его спиной кто-то тихо, но от всей души возмущался тем, как вызывающе и нагло разговаривает с уважаемыми людьми сия непочтительная особа. Самому врачевателю не приходилось видеть, как ведут себя женщины, вызванные на заседание Сената, однако он пребывал в полной уверенности, что у большинства из них не хватило бы духу даже повысить голос, не то чтобы прерывать выступающего сенатора.
С интересом наблюдая за дальнейшим развитием событий, царедворец всё сильнее ощущал некую неуловимую странность, выбивавшуюся из привычных, установленных канонов.
Голос госпожи Юлисы всё яснее начал выдавать её усталость, а сенаторы всё не переставали задавать вопросы, требовать разъяснений, комментировать. Зрелище понемногу становилось скучным, и наиболее нетерпеливые из зрителей потянулись к выходу.
Но только тогда, когда девушка передела перстень господину Фабию, охранитель здоровья государыни внезапно сообразил, что же не давало ему покоя всё это время? Госпожа Юлиса не испытывала к сенаторам абсолютно никакого почтения! Страх ощущался. Она явно понимала, что от этих людей во многом зависит сейчас её судьба. Отсюда и пафосная речь, сделавшая бы честь какому-нибудь провинциальному ритору, и строгое соблюдение этикета, и мелькавшие в голосе нотки просительного отчаяния. А вот уважения и того преклонения перед самим местом, где столетия решалась судьба Радла, девушка похоже совсем не ощущала.