— Всё в руках богов, госпожа Комена, — счёл необходимым напомнить врачеватель. — Нам, простым смертным, не дано постичь волю небожителей.
— Я всё понимаю, господин Акций, — заверила супруга сенатора, протягивая ему маленький, расшитый цветными нитками кошелёк. — В молодости я потеряла двух сыновей и дочь, поэтому так беспокоюсь за внука. А тут ещё его мать…
Она замолчала на полуслове, скорбно и многозначительно поджимая губы.
Охранителю здоровья государыни стало грустно. Его откровенно не радовала перспектива всю дорогу выслушивать жалобы свекрови на невестку, так что он даже хотел отказаться от носилок и идти пешком, но приятная тяжесть кожаного мешочка примирила придворного императрицы с предстоящими неудобствами.
Однако вместо ожидаемого потока нелицеприятных слов в адрес супруги сына, госпожа Комена неожиданно поинтересовалась:
— Вы же слышали, господин Акций, что в Радле объявилась племянница господина Септиса, регистора Трениума? Девица называет себя внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура. Ну того самого, которого казнили за участие в заговоре Китуна, а потом выяснилось, что он ни в чём не виноват?
— Да, я знаю об этом, — кивнул слегка насторожившийся лекарь. — Господин Септис признал в ней дочь своей сестры, которая была замужем за младшим сыном сенатора Юлиса.
— Так вы считаете, что родители этой особы все эти годы, действительно, прятались где-то на краю земли? — с некоторым замешательством спросила собеседница.
— Ну откуда же мне знать, госпожа Комена? — рассмеялся врачеватель.
— Но разве вы сами с ней не встречались, господин Акций? — совершенно неожиданно для спутника воскликнула женщина. — Когда возвращались вместе с её величеством из Галайской долины?
— Да, — не стал скрывать очевидного царедворец. — Госпожа Юлиса рассказала нам свою историю…
— И государыня её тоже слышала? — с плохо скрываемым недоверием прервала его супруга сенатора.
— Вы же знаете, как утомительны бывают дороги? — снисходительно усмехнулся придворный. — А рассказ госпожи Юлисы помог развеять скуку её величества.
— Государыня ей поверила? — Комена буквально впилась глазами в лицо спутника.
— Не знаю, — как можно равнодушнее отозвался тот. — При мне её величество об этой девушке больше не вспоминала.
— А вы сами как думаете? — не отставала собеседница. — Она на самом деле та, за кого себя выдаёт?
Акций на миг задумался. Жизнь при дворе давно отучила его давать точные и определённые ответы на столь щекотливые вопросы.
— В её рассказе много странного, госпожа Комена, — осторожно заговорил лекарь. — Но она точно издалека и совсем недавно в Империи. Я встречал много чужестранцев, и госпожа Юлиса ведёт себя во многом так же, как они.
— Это многое объясняет, — многозначительно поджала губы супруга сенатора.
— О чём это вы, госпожа Комена? — нахмурился охранитель здоровья государыни.
Какое-то время спутница сурово молчала, хотя мужчина видел, что её буквально распирает от желания поделиться свежей сплетней.
— Я могу рассчитывать на вашу скромность, господин Акций? — подавшись вперёд, шёпотом спросила она. — Поверьте, это не только моя тайна.
— Разумеется, госпожа Комена! — горячо заверил он собеседницу, с иронией подумав, что опять узнаёт какую-то важную новость одним из последних.
— Одна моя хорошая знакомая, — торопливо затараторила супруга сенатора, — рассказывала, что на чествовании Великой богини в доме господина Дарция, регистора Фиденария, госпожа Юлиса поразила всех своим танцем!
— Чем? — не на шутку удивился царедворец.
— Танцем, господин Акций! — резко выдохнув, вытаращила глаза спутница и добавила уже спокойнее, явно повторяя чужие слова. — Варвары любят устраивать буйные пляски, но с простыми и незамысловатыми движениями. А мне сказали, будто госпожа Юлиса показала что-то совершенно необычное, да ещё и под музыку, которую будто-бы услышала во сне!
— Вот как! — только и смог пробормотать весьма озадаченный лекарь, никак не предполагавший подобных талантов у случайной дорожной знакомой. Однако подумав, всё же был вынужден отметить, что движения внучки сенатора Юлиса, действительно, отличались некой изящной, хотя и не сразу бросавшейся в глаза плавностью.
— Моей знакомой, — продолжала между тем собеседница с прежним накалом, — тот танец напомнил выступления уличных плясуний. Но она сказала, что никогда раньше не видела таких резких и отточенных движений.
— А госпожа Юлиса не сказала, кто научил её так танцевать? — поинтересовался врачеватель.
— Говорит, сама всё придумала! — насмешливо фыркнула супруга сенатора. — Но вот вы скажите, господин Акций, разве такое бывает?
— Случается, боги награждают смертных и не такими способностями, госпожа Комена, — дипломатично ушёл от ответа царедворец, не желая давать повод для новых пересудов.
— Вы думаете? — вскинула брови собеседница.
— Небожители непостоянны, госпожа Комена, — вздохнул лекарь. — И нам, простым смертным, порой очень сложно понять их поступки.
— Ах, как вы это хорошо сказали, господин Акций! — всхлипнула женщина, вновь берясь за платочек. — Ну почему они наслали недуг на моего внука!?
Видимо, сообразив, что спутник не горит желанием поддерживать разговор о странной племяннице регистора Трениума, супруга сенатора принялась жаловаться на невестку.
По словам свекрови, та виновата в болезни сына, поскольку не проявляет должного почтения к богам, плохо следит за приставленными к ребёнку рабами и совершенно не заботится о его здоровье.
Часто имевший дело с женщинами и давно успевший кое-что для себя уяснить, охранитель здоровья государыни исправно делал вид, будто внимательно слушает распинавшуюся собеседницу, но рот держал на замке, ограничиваясь многозначительным хмыканьем, односложными восклицаниями и покачиванием головой.
Прибыв в Цветочный дворец, Акций намеревался как можно быстрее распрощаться со своей не в меру болтливой спутницей. Однако та заявила, что её величество по бесконечной милости своей выразила желание сразу же по их возвращению непременно узнать о самочувствии маленького господина Комена.
Первая же встречная рабыня с поклоном сообщила, что императрица пребывает в восточной угловой комнате, где знаменитый художник Некрасис рисует её очередной портрет.
Докэста Тарквина Домнита, как всегда величественно восседала у окна в кресле без спинки. Её красивые руки с унизанными перстнями пальцами расслаблено лежали на резных подлокотниках, сложную причёску украшали золотые заколки с крупными изумрудами, а плечи покрывала ярко-красная накидка.
Напротив, присев на низенькую скамеечку, яростно черкал угольком по широкой, гладко оструганной дощечке пожилой мужчина с большой багровой лысиной в обрамлении седых всклокоченных волос.
— Что с вашим внуком, госпожа Комена, — после приязненного кивка поинтересовалась государыня.
— Красная горлянка, ваше величество, — всхлипывая и вытирая слёзы, ответила супруга сенатора. — Господин Акций сказал, что если небожители не оставят нас своей милостью, мальчик скоро поправится.
— Я буду молить богов о выздоровлении вашего внука, — пообещала императрица.
— Благодарю, государыня, — низко кланяясь, дрожащим от с трудом сдерживаемого рыдания голосом пробормотала собеседница. — Ваша доброта и щедрость во истину не знают границ! Только вашими заботами наша семья обязана своим счастьем!
Стоя у двери, Акций чувствовал себя здесь совершенно лишним, но не мог покинуть комнату без разрешения, а императрица как на зло даже не смотрела в его сторону.
— Как дела у вашего уважаемого супруга? — продолжала она любезничать с дальней родственницей. — Он, кажется, уже не молод. Надеюсь, бесконечные дебаты не сильно его утомляют?
— Господин Комен считает свою деятельность в Сенате служением высшим интересам Империи! — выспренно проговорила собеседница, с обожанием глядя на Докэсту Тарквину Домниту. — И будет трудиться на своём посту, покуда хватит сил!