— Ну, ступайте.

Поклонившись, Ника направилась к занавесу, отделявшему парадную часть дома от семейной.

Риата Лация, всё это время остававшаяся в тени у алтаря домашних богов, бесшумно проследовала за покровительницей.

— Это совершенно точно, отец! — долетел до ушей девушки абсолютно иной, энергичный, взволнованный голос Лептида Септиса Сенса. — Вы же знаете, сколько сейчас стоят в Радле чернокожие рабы? Затраты окупятся двукратно!

"Барыга, — усмехнулась про себя попаданка. — Или лох".

Что ответил папочка на пылкую речь наследника, она уже не расслышала.

Выскочившая из-за спины служанка торопливо отвела в сторону тяжёлую расшитую ткань.

В первый миг Нике показалось, что во втором внутреннем дворике никого нет.

— Внучка! — окликнула её бабуля. — Иди сюда.

Торина Септиса Ульда с невесткой сумерничали, сидя на скамеечке под навесом круговой галереи. Неподалёку на фоне светлой стены выделялись тёмные силуэты, в которых девушка узнала Триту и Ушуху.

— Как добрались, госпожа Ника? — спросила тётушка, едва племянница приблизилась. — Всё ли благополучно?

— Хвала небожителям, всё в порядке, госпожа Септиса.

— Уже познакомилась со своим двоюродным братом? — поинтересовалась старушка.

— Да, госпожа Септиса, — ответила девушка. — К сожалению, нам не удалось поговорить. Они с отцом обсуждают что-то важное.

— Лептид уже взрослый, — вздохнула супруга регистора Трениума. — У него уже есть семья, о которой он обязан заботиться. На пустые разговоры просто не остаётся времени.

"Ну да, — усмехнулась про себя Ника. — Это типа мне делать нечего — вот я и болтаю".

— Эй, Трита! — окликнула хозяйка дома рабыню. — Принеси табурет госпоже Юлисе.

— Слушаюсь, госпожа, — тихо отозвалась невольница.

— Как твоё здоровье, внучка? — внезапно встрепенулась бабуля. — Тебе лучше?

— Да, госпожа Септиса, — кивнула внучка. — Эликсир, что передал господин Акций, оказался по-настоящему волшебным!

— По тебе видно, — важно подтвердила матушка регистора Трениума, а его племянница с иронией подумала: "Да что ты можешь рассмотреть в этой темноте? Хоть бы светильник зажгли. Сидят в темноте, масло экономят".

— Мало ты, конечно, отдохнула, — с сожалением проговорила Торина Септиса Ульда. — Тебе хотя бы до лета в усадьбе пожить.

"Да бы", — мысленно согласилась с ней Ника.

— От таких предложений не отказываются, — сварливо проворчала Пласда Септиса Денса. — Незамужних девушек вообще редко приглашают на церемонию прославления Великой богини. Это большая честь!

— Да разве я не понимаю! — раздражённо фыркнула бабуля. — Нельзя упускать возможность представить нашу Нику самым уважаемым женщинам Радла!

— Вы же тоже там будете, госпожа Септиса? — спросила племянница, опускаясь на наконец-то принесённый Тритой табурет. — А то я совершенно ничего не знаю о церемонии, посвящённой Великой богине, и опасаюсь случайно сделать что-нибудь не так.

— Это понятно! — хмыкнула старушка. — Ты же выросла среди дикарей! А моя несчастная дочь умерла слишком рано и ничему не успела тебя научить.

— Там нет ничего сложного, госпожа Ника, — успокоила её супруга регистора Трениума. — Великая богиня одна из ипостасей бессмертной Ноны. Она же не только хранительница семейного очага, но и покровительница честного супружества и заступница жён. Замужние женщины, ещё не вышедшие из детородного возраста и девушки, кому пришла пора выходить замуж, собираются у кого-то в доме, славят небожительницу, приносят ей жертву, поют и пляшут. Подробности я тебе потом расскажу. Но для церемонии надо будет сшить специальное платье.

— Как скажете, госпожа Септиса, — покладисто согласилась собеседница. Она уже поняла, что любимые родственники пока ничего не знают о её письме к императрице. А какие-то там церемонии девушку не пугали. Она считала, что после плясок обкурившегося Колдуна племени аратачей радланские дамы вряд ли смогут её чем-нибудь удивить.

— Эх, жаль, государь не вернул тебе имение, — вдруг совершенно невпопад посетовала бабуля. — А то можно было бы объявить о вашей помолвке с господином Аварием. Вот бы все обзавидовались!

"Это вряд ли", — подумала внучка, и не удержавшись, передёрнула плечами, вспомнив жёлтое, одутловатое лицо жениха.

— Вот если нас позовут на весенние дионалии, то там всем и расскажем, — усмехнулась хозяйка дома. — Сенатор Юлис обещал сделать всё, чтобы наше дело рассмотрели как можно скорее.

"Ого, это меньше чем через месяц", — с тревогой подумала девушка, натянуто улыбаясь.

— Да они у себя в Сенате год будут языками чесать! — недовольно проворчала старушка.

Однако невестка, судя по всему, не желала развивать эту тему, потому что, проигнорировав слова свекрови, поинтересовалась:

— Вы, наверное, голодны, госпожа Ника?

И хотя обиженный желудок тихо ворчал, а рот тут же наполнился слюной, племянница решила не беспокоить тётушку, опасаясь, как бы бабуля за столом вновь не принялась расхваливать главного смотрителя имперских дорог.

— Уже слишком поздно, — вымученно улыбнулась девушка. — Я лучше пойду спать.

— Эй, Ушуха! — скомандовала супруга регистора Трениума. — Сходи на кухню и принеси в комнату госпожи Ники хлеба, сыра и разбавленного вина.

— Да, госпожа, — поклонилась невольница.

— Спасибо, госпожа Септиса, — искренне поблагодарила девушка, поднимаясь на ноги.

— Молодой девушке вредно ложиться спать голодной, — наставительно проговорила хозяйка дома. — Поешь, и пусть Яфром пошлёт тебе хорошие сны.

Пока покровительница болтала с тёткой и бабушкой, служанка зажгла светильник, разложила по местам вещи из корзин и разобрала постель.

Разделив с отпущенницей поздний ужин, Ника завалилась спать.

Оказалось, что для участия в церемонии чествования Великой богини необходимо широкое платье без рукавов и пояса. Нечто вроде балахона из тёмной материи.

Сняв мерки, рабыни госпожи Септисы принялись за шитьё, а их хозяйка вместе с дочерью, свекровью и племянницей отправилась в гости к Анне Олии Сене, которая давно и настойчиво их приглашала.

Поскольку путешествовать вчетвером в одном паланкине не очень удобно как для пассажиров, так и для носильщиков, пришлось взять второй, куда деловито забралась супруга регистора Трениума.

А Ника составила компанию бабули и двоюродной сестре. Всю дорогу старушка рассказывала о горькой доле своей средней дочери, уже в пятнадцать лет выданной замуж за Маммерка Олия Бонса, сына зерноторговца.

— Семья богатая, уважаемая, — шмыгая носом и вытирая слезящиеся глаза, вздыхала Торина Септиса Ульда. — Хотя и не знатная. Всё бы хорошо, только вот свадьбу в неподходящий день сыграли. Отец Маммерка в Банар торопился, ну и настоял на своём. Барыш сохранил, а сыну и дочке моей жизнь испортил.

Она шумно высморкалась и продолжила:

— Я-то ещё на свадьбе поняла, что небожители от Анны отвернулись. Маммерк был парнем рослым, здоровым. Да видно уж так суждено. Когда он невесту на руках в дом вносил, та сандалией за дверной косяк задела… А это примета верная: счастья молодым не видать.

Пустившись в воспоминания, рассказчица смотрела куда-то в пустоту, нервно комкая узловатыми пальцами мокрый платочек. Стараясь узнать как можно больше о своих родственниках, девушка внимательно слушала грустную историю Анны Олии Сены, а вот дочь регистора Трениума откровенно скучала, время от времени посматривая на улицу из-за занавески.

— Двух мальчиков она родила. Один ещё младенчиком помер, а второму боги целых восемь лет отмерили. Бойкий был мальчик, весёлый, а умирал тяжело. Криком кричал, пока сил хватало, а потом только плакал да скулил, как мышонок. После этого бессмертная Элифтя их дом стороной обходила, деток не приносила. Анна кому только не молилась, жертвы по храмам приносила, на лекарей и колдунов гору золота извела. Наконец сжалилась над ними богиня и послала дочку. Маммерк, понятно, сына хотел — наследника, а родилась Фора. Уж такая хорошенькая!