Придя к себе, Ника, приняв меры предосторожности, завалилась на кровать. Когда пришла Риата, дискуссия за стенкой разгорелась ещё сильнее. Невольница принесла вещи из ванной и передала хозяйке большую лепёшку с лежащей поверх кистью винограда. Девушка едва не подавилась, когда в соседнюю комнату, воя от восторга, ворвались Валрек и пытавшийся удержать брата Уртекс. Мать шикнула на них, требуя тишины, а путешественница вдруг остро почувствовала своё одиночество. Её здесь так встречать никто не будет. Аппетит тут же пропал, и она отдала недоеденную лепёшку рабыне.

Подкрепившись, невольница ушла, прихватив грязную одежду хозяйки. Вернулась она уже в сумерках, прикрывая ладонью горящую лучину. Когда Риата зажигала светильник, раздался требовательный стук в дверь. Услышав голос Картена, Ника, кряхтя, поднялась и подошла к окну.

В быстро открывшуюся калитку, ворча, вошёл консул в сопровождении десятника конной стражи. В наступившей полутьме лица различались плохо, но судя по тону, они оба казались чем-то сильно недовольны.

— Отец! — тихо сказала Вестакия под самым окном.

Размашисто шагавший по каменным плитам двора мореход замер.

— Это я, отец, — повторила девушка, медленно двигаясь ему навстречу с понуро опущенной головой. — Прости меня, отец.

Хлёсткий звук пощёчины заставил путешественницу вздрогнуть и прикрыть рот ладонью, гася невольный вскрик.

Лёгкое тело Вестакии рухнуло. С галереи донеслось сдавленное рыдание Тервии, которая даже не подумала заступиться за дочь. Румс тоже молчал, тёмной фигурой выделяясь в густой тени конюшни.

После такого приветствия Ника не удивилась, если бы Картен бросился пинать распростёртое тело. Но вместо этого мореход, присев рядом с нею, стал что-то очень тихо шептать на ухо дочери, прижимая её голову к груди. Та зарыдала, крепко обняв отца.

Наблюдавшая за ним гостья облегчённо перевела дух. Всё-таки она жалела эту девушку, тоже ставшую жертвой мужского предательства.

Консул помог дочери подняться и повёл в дом. Оставшийся на дворе десятник конной стражи повелительно крикнул:

— Позови госпожу Юлису, если она ещё не спит.

— Да, господин, — отозвалась, судя по голосу, Толкуша.

«Вот батман!» — охнув, путешественница бросилась к зеркалу и застонала от бессилия, убедившись, что почти ничего не может в нём рассмотреть при столь скудном освещении. Вымотавшись за день, она даже причёску сделать поленилась. Ну как в таком виде показаться Румсу? А шаги рабыни всё ближе.

Пришлось набросить накидку.

«И единственное приличное платье Риата уже выстирала», — мелькнуло в голове Ники, когда она разрешила Толкуше войти.

— Вас спрашивает господин Фарк, госпожа Юлиса. Что ему передать?

— Ничего, — покачала головой девушка. — Я сейчас спущусь.

Он ждал на галерее, где Дербан уже зажигал стоявшие на полочках масляные светильники. Из-за неплотно прикрытой двери главного зала доносилось неразборчивое бормотание и жалобные всхлипы.

— Вы хотели меня видеть, господин Фарк? — спросила путешественница, стараясь не обращать внимание на боль в пояснице.

— Да, госпожа Юлиса, — обернулся к ней десятник конной стражи, и в тусклом свете робких огоньков она без труда рассмотрела на красивом лице печать усталости и злости.

— Я не успел схватить Ноор Учага.

— Почему? — встрепенулась собеседница. — Что-то случилось с вашим конём?

— Нет! — поморщился молодой человек. — Меня опередили.

— Но как? — ещё сильнее удивилась девушка, всё же рассчитывавшая, что варвар ответит за свои преступления. — Кто?

— Его слуга! — скрипнул зубами Румс. — Не знаю, кто помогает этому мерзавцу: небожители или тёмные боги Тарата… Ему попалась повозка. Представляете? Ума не приложу, как он уговорил хозяина, но тот так гнал своего осла, что он оказался в городе быстрее Ворона.

Молодой человек в бессильной ярости ударил кулаком по столбу, поддерживавшему крышу галереи.

— Я очень торопился и не стал ничего говорить ни стратегу Реду Стауту, ни своему полусотнику. Встретил двух знакомых городских стражников — и к дому Ноор Учага. А его там уже нет. Привратник сказал: «Почти перед самым нашим приходом приехал Савтак…»

Сын консула поморщился.

— Тот самый слуга Ноор Учага. На тележке, запряжённой ослом. Варвар вышел, отсыпал вознице горсть золота, вскочил на лошадь и умчался как ветер. Хотя верхом ездить в городе запрещено. Я хотел догнать…

Десятник конной стражи тяжело вздохнул.

— Но мой Ворон так устал за сегодняшний день…

— Вы его упустили…, — сделала беспощадный вывод слушательница.

— Я пытался! — яростно вскричал молодой человек. — Отправил с посыльным письмо Картену и поспешил в конюшни городской стражи. Пока договаривался насчёт лошади, этот мерзавец сумел скрыться. Я его потерял.

Он опять ударил ни в чём не повинный столб, отозвавшийся обиженным гулом.

— Там перекрёсток… и я, наверное, свернул не туда. Вестакия права, этот варвар — колдун!

— Вам пришлось вернуться, господин Фарк, — сочувственно покачала головой путешественница.

— Да, — нехотя признался десятник. — Но я всё равно его найду! Клянусь Нутпеном и Аксером!

— Где вы встретились с господином Картеном? — спросила Ника после недолгого молчания.

— Он получил моё письмо и ждал у ворот за городом, — мрачно проворчал молодой человек. — Господин Картен уговорил меня пока молчать о случившемся.

Румс криво усмехнулся.

— Но я уже успел рассказать о Ноор Учаге и Вестакии городским стражникам. Теперь об этом узнает весь Канакерн.

— Господин Картен достаточно богат, чтобы уговорить и их, — усмехнулась девушка.

— Вы думаете, он заплатил им за молчание? — удивился собеседник.

— Не исключаю, — ушла от прямого ответа путешественница. — Господин Картен умеет хранить секреты.

Десятник конной стражи раздражённо засопел.

Видя искреннее огорчение собеседника, Ника напомнила:

— Вестакия — его дочь, господин Фарк. Он отвечает за неё перед семьёй и богами. У него есть право решать кому и что говорить.

— Вы так упорно искали свою служанку, госпожа Юлиса, — зло ухмыльнулся сын консула. — Почему же теперь вы так безразличны к тому, что её убийцы останутся безнаказанными?

— Их наказание не вернёт мне Паули, — сухо ответила девушка. — Да и времени на месть у меня не осталось.

— Тогда я возьму её на себя, — с угрозой в голосе заявил Румс.

Их разговор прервал голос Уртекса.

— Господин Фарк, госпожа Юлиса, отец хочет с вами поговорить.

Полыхавшие в камине поленья бросали тревожные, багровые отсветы на стол, за которым сидела сникшая, словно пришибленная Вестакия, которую безуспешно пытался развеселить примостившийся на коленях Валрек, сама хозяйка дома с сурово поджатыми губами и мрачный консул.

Гостья удивилась, увидев его не на своём обычном месте во главе стола.

— Уртекс, — негромко велел он. — Отведи брата к няньке. Пусть она его покормит и укладывает спать, и скажи на кухне, что мы поужинаем позже.

— Да, отец, — буркнул подросток, явно огорчённый тем, что его выставляют из зала перед каким-то важным разговором.

— И плотнее закрой дверь! — добавил мореход, буркнув. — Садитесь, господа.

То, что им предложили расположиться за этим столом, а не за тем, что напротив, показалось путешественнице ещё более необычным.

— Я уже говорил, господин Румс, но повторю ещё раз, мне очень приятно, что именно вы отыскали и спасли мою дочь. Я очень рад, что ваши чувства к Вестакии не изменились. Поэтому мы с моим другом, вашим отцом, решили, что свадьба состоится в ранее оговорённое время.

На лицо десятника конной стражи набежала тень, а брови сурово сошлись к переносице. Заметив реакцию собеседника, Картен торопливо продолжил, не давая ему заговорить:

— Моя дочь любит вас, а то, что произошло, лишь кошмарное недоразумение.

— Колдовство, — робко пискнула девушка.

— Злые чары, — тут же поддержал дочку папа, и та явно воспрянула духом.