— Вздор! — энергично возразил эфеб в новеньком бронзовом шлеме. — Настоящий поэт пишет на божественном языке души, а уж потом переводит стихи на наречие обычных людей!
Его приятель, внимательно следивший за диспутом, бросил рассеянный взгляд на повозку. При виде путешественницы глаза его сверкнули любопытством. Но тут старик торжественно продекламировал.
Пророк неложный меж богов великий Питр,
Сам он над будущим царь.
И внимание молодого человека вновь обратилось к спорщикам. Ника перевела дух, подумав, что ни один из знакомых парней её мира не стал бы слушать разговоры о поэзии, если есть возможность поприставать к девчонке. А уж представить себе литературный диспут сотрудников ППС или охранников ЧОПа…
Она покачала головой.
Когда тележка въехала на узкие улочки города, Риата соскочила с тележки и пошла впереди, держа осла за повод.
Прохожие неохотно освобождали дорогу, а кое-кто, не стесняясь в выражениях, ругался им вслед. Закутанная Вестакия сидела, сжавшись в комок, словно стараясь стать как можно меньше и незаметнее.
Когда невольница сцепилась с двумя прилично одетыми рабами, тащившими большой сундук, хозяйка поняла, что нужно вмешаться лично.
— Заткнитесь! — повелительным тоном заявила она, подходя ближе. — И уступите дорогу дочери Лация Юлиса Агилиса, гостье его друга консула Мерка Картена.
Мужчины переглянулись, впечатлённые набором имён, и не желая связываться с взбалмошной знатной девицей, покорно прижались к стене, пропуская тележку вперёд.
Едва она выехала на площадь у фонтана Тикла, к повозке подбежал сидевший у какой-то лавки Уртекс.
— Сестра! — прошептал он звенящим от радости голосом.
— Брат! — ахнула Вестакия и потянулась к нему, собираясь заключить в объятия.
— Тише! — пресёк её порыв подросток, деловито осведомившись. — Вы говорили кому-нибудь о сестре, госпожа Юлиса?
— Нет, — покачала головой та.
— Хвала Нутпену! — облегчённо выдохнул парнишка. — Отец велел пока помалкивать об этом.
— Хорошо, — кивнула путешественница, не слишком удивлённая подобным распоряжением.
Оглянувшись, сын морехода махнул рукой стоявшему у стены Милиму. Тот понимающе кивнул и бросился бежать, ловко лавируя между прохожими.
— Поехали! — распорядился Уртекс, забираясь на повозку.
Нике очень не понравился его тон, поэтому, шагнув ближе, она тихо сказала:
— Если хочешь сохранить возвращение сестры в тайне — иди отсюда.
— Почему? — удивлённо и обиженно вскинул брови парнишка.
— Ты привлечёшь к нам ненужное внимание, — снисходительно объяснила путешественница. — Что подумают знакомые, увидев тебя в тележке рядом с закутанной в накидку девушкой.
Стушевавшись, Уртекс спрыгнул на мостовую.
— Понимаю, госпожа Юлиса.
— Вот и хорошо, — холодно улыбнулась та.
— Тогда я пойду.
— Иди, — кивнула Ника.
Редкие прохожие провожали удивлёнными взглядами целеустремлённо шагавшую путешественницу, её рабыню, тащившую под уздцы осла и тележку с одинокой, загадочной пассажиркой.
Видимо, Уртекс не зря посылал вперёд Милима. Не успели они дойти до ворот, как калитка, а вслед за ней и створки ворот распахнулись, так что путешественнице со спутниками не пришлось ждать.
Крепкие руки рабов вцепились в оглобли и торопливо втащили во двор зажатого между ними осла, а не по-стариковски ловкий Терет быстро захлопнул ворота.
Остальные невольники Картенов, сгрудившись тесной кучкой у сарая, негромко, но оживлённо переговаривались.
Привратник со стуком задвинул засов. Повинуясь кивку хозяйки, Риата помогла Вестакии сойти с повозки. Сняв с головы накидку, девушка огляделась вокруг полными счастливых слёз глазами.
— Мама! — сорвался с опухших губ короткий крик, и она устремилась к стоявшей посредине двора Тервии. В паре метров от матери дочь резко остановилась, будто напоровшись на невидимую преграду. — Мама!
Вестакия рухнула на колени и заплакала, прикрыв ладонями лицо. — Прости меня, мама! Во имя Ноны, прости! Умоляю!
Бледная как мел Тервия подошла к дочери на негнущихся ногах и, опустившись рядом, прижала её голову к груди.
Несмотря на природную чёрствость и приобретённый цинизм, Ника почувствовала, как глаза защипало от навернувшихся слёз.
Да, ей не удалось найти Паули, зато получилось вернуть матери дочь. Так что пусть хотя бы это послужит оправданием собственных усилий.
Рабыни ревели, даже мужчины-невольники сурово молчали, отворачиваясь и шмыгая носами.
«А где Валрек?» — вдруг вспомнила путешественница, заметив плачущего Уртекса. Очевидно, самого младшего Картена куда-то увели, чтобы тот своими радостными криками не переполошил соседей раньше времени.
— Не плачь, доченька, — проговорила женщина полным нежности голосом. — Ты дома. Пойдём, нам о многом надо поговорить.
— Ты простишь меня, мама? — рыдая, спрашивала Вестакия, с мольбой глядя на мать.
— Как может быть иначе, доченька? — с грустной добротой улыбнулась та.
Тервия бросила быстрый взгляд на ревущих рабынь. Тут же Кривая Ложка и Толкуша бросились к ним и помогли подняться.
Обнимая дочь за плечи, супруга морехода повела её в комнату с ткацким станком.
«А мне надо помыться, — озабоченно подумала Ника. — И поесть… И попить…»
— Бери вещи, — велела она Риате. — Пойдём.
— А этого куда, госпожа? — растерянно спросила невольница, указав на грустно повесившего уши осла.
— Нас это уже не касается, — проворчала хозяйка. — Оставь здесь, кто-нибудь распряжёт.
— Слушаюсь, госпожа, — кивнула рабыня, забирая с тележки корзину, дротики и… овчинное одеяло.
Видя, что женщине очень неудобно нести всё это, путешественница забрала у неё оружие. Поднявшись в свою комнату, Ника плюхнулась на табурет, и сбросив накидку, приказала Риате приготовить ванну.
— Сейчас, госпожа, — послушно отозвалась невольница, запихивая свёрнутое одеяло под кровать.
— И захвати что-нибудь попить.
Пока они добирались до города, в амфоре ничего не осталось, да и бурдюк оказался пустым.
Оставшись в одиночестве, девушка привалилась спиной к стене, с наслаждением вытянув ноги, и заложила руки за голову.
Вот и всё. Поиски Паули окончились ничем, зато Румс вновь получил свою невесту.
«Ну ты и дура», — самокритично, но без особого сожаления усмехнулась про себя Ника. Странно, но на этот раз плакать о своей горькой судьбе почему-то не хотелось. Гораздо больше неудобства доставляли вспотевшие, зачесавшиеся ноги. Повозившись, сняла штаны и тут же почувствовала себя гораздо лучше.
«Разбаловала меня городская жизнь, — подумала путешественница, сворачивая кожаные джинсы. — Раньше целыми днями в них бегала. Всё-таки в цивилизованной жизни есть и положительные стороны. Например, платья из льна».
Придя к столь глубокомысленному выводу, девушка взяла со стола мутное зеркало. Такая дальняя прогулка не смогла пройти бесследно. Причёска растрепалась, волосы торчали во все стороны, как хвост дикобраза, на лице грязные пятна.
«Мдя! — сурово нахмурилась Ника. — Красавица, ничего не скажешь».
И подойдя к окну, выглянула во двор. Куда там Риата запропастилась?
Внизу нет никого, кроме Терета, неторопливо, даже с какой-то нежностью распрягавшего осла. Старый раб ласково трепал животное по холке, и бормоча что-то неразборчивое, распутывал узлы на упряжи.
Борясь с нарастающим раздражением, девушка лично отыскала в корзине полотенце, нижнее бельё и, подумав, старое платье. А это пусть рабыня постирает сегодня или завтра. Сложив всё на кровати, стала терпеливо ждать возвращения невольницы.
Наконец, послышались торопливо приближавшиеся шаги.
— Всё готово, госпожа, — поклонилась запыхавшаяся женщина. — Простите, что заставила ждать. Пришлось греть воду. Вот возьмите, госпожа.
— Ладно, — устало поморщилась хозяйка, принимая от неё большой медный стакан с тёплым разведённым вином.