— Но представление будет только завтра вечером, — покачала головой богатая горожанка, и массивные золотые серьги, тонко звякнув, блеснули на солнце.

— Для начала я бы хотела хотя бы взглянуть на него, — с улыбкой сказала девушка.

— Тогда вам нужно к Северным воротам, — стала объяснять женщина. — За ними начинаются две дороги. Та, что ближе к морю, ведёт к театру.

— Разве он не в городе? — не смогла скрыть удивление путешественница.

— Что вы! — снисходительно рассмеялась горожанка. — Хора ни за что не позволила бы построить его в стенах Канакерна. Здесь и так уже места не хватает. А там очень удобный холм. Поверьте, это совсем рядом. Шестьсот локтей, не заблудитесь.

— Там безопасно? — осторожно поинтересовалась Ника, не зная, как отнесётся собеседница к такому вопросу.

Но та всё поняла правильно, поспешив успокоить:

— Вы можете ничего не опасаться. По крайней мере днём. А вечером, когда люди идут с представления, никто не посмеет вас обидеть.

— Спасибо, госпожа, — чуть поклонилась девушка. — Теперь осталось только узнать, как попасть к Северным воротам.

Женщина звонко рассмеялась.

— Если подойти к храму Нутпена, то по правую руку будет широкая улица, ведущая как раз к башне Северных ворот.

— Ещё раз благодарю вас, госпожа.

— Мы, жители города, должны заботиться об удобстве его гостей, — любезно отозвалась собеседница. — Но кто вы и как попали в Канакерн?

— Меня зовут Ника Юлиса Террина, — представилась путешественница. — Я направляюсь к родственникам в Радл. А я с кем разговариваю?

— Бутика Рукис, — с нескрываемой гордостью произнесла своё имя женщина. Ещё бы — жена консула Вокра Рукиса, того самого, что в городском совете отвечает за сбор податей.

— Мне кажется, я слышала ваше имя? — нахмурилась она. — Вот только не помню — где.

— Возможно, — не стала спорить девушка. — Я живу в гостях у господина Картена.

— Вот оно что! — обрадовалась собеседница. — Так это вашему отцу пришлось бежать на край света от гнева императора Конста Тарквина?

— Его оклеветали, госпожа Рукис, — по-прежнему любезно, но с металлом в голосе заявила Ника.

— Мне говорили, что вы жили среди настоящих дикарей? — нахмурилась женщина, так пристально глядя на собеседницу, словно стараясь уличить её в чём-то предосудительном. — Это так, или господин Картен, как всегда, немного… преувеличивает?

— Нисколько, — встала на защиту морехода Ника. — Я действительно росла среди варваров, но рядом всегда был отец и незримо присутствовали славные предки, не давая забыть, кто я, и где моя родина.

— Почему же он не вернулся вместе с вами? — вскинула брови собеседница, явно ошарашенная такой выспренной речью.

— Увы, слишком стар для путешествия через океан, — вздохнула девушка, после чего, попрощавшись с супругой консула Вокра Рукиса, торопливо направилась в сторону площади народных собраний, спиной ощущая пристальный взгляд женщины.

К украшенному колоннадой входу в главное святилище Канакерна вела широкая лестница из гладко отшлифованных плит светло-серого, почти белого камня.

Как советовала Бутика Рукис, Ника встала лицом к храму, без труда отыскав глазами весьма широкую для этого города улицу. Но вместо того, чтобы направиться туда, стала внимательно разглядывать фронтон, украшенный огромным лицом Нутпена с широко раскрытым ртом-окном.

В своём мире девушка мало интересовалась историей, но ей казалось, что это здание напоминает Пантеон. Или Парфенон? В общем, какой-то там храм из Древней Греции. Вот только там вроде бы барельефы и статуи не раскрашивали. А тут борода, усы и даже брови бога морей отливали светлой синевой, а губы, казалось, красили той же помадой, что и госпожа Рукис.

Поскольку рабы не имели права посещать это святилище, путешественница оставила Риату у подножья лестницы, где стояли навесы торговцев голубями, благовонными смолами, веточками можжевельника, листами папируса и прочими необходимыми для жертвоприношений атрибутами.

Сжимая в кулаке липкий, приятно пахнущий желтоватый кусочек, Ника стала подниматься по широким, местами потёртым ступеням. Какое-то время она с удивлением разглядывала второй ряд колонн, более тонких, украшенных затейливым волнообразным узором. А вот стена за ними не впечатлила. Просто густо замазанная известью плоскость, сквозь которую всё равно просвечивали блоки каменной кладки.

Гостеприимно распахнутые массивные двустворчатые двери с ярко начищенными медными накладками приглашали шагнуть с ярко освещённой, жаркой площади в прохладный сумрак святилища.

С неожиданной робостью девушка переступила невысокий порожек, машинально отметив внушительную толщину стен, и с любопытством оглядела просторное помещение. В зале царила благоговейная тишина, нарушаемая лишь невнятным шёпотом молящихся, чьи фигуры темнели то тут, то там, жужжанием случайно залетевших мух да треском горевших на жертвеннике углей.

У противоположной стены возвышалась статуя могучего бородатого мужика, чьи руки спокойно и даже как-то расслабленно лежали на подлокотниках кресла, сильно смахивавшего на застывшие в камне волны.

Поначалу изваяние, освещённое солнечным светом, бившим сквозь круглое окно на фасаде, показалось путешественнице огромным, давящим, заполнившим собой весь храм. А в непринуждённости владыки морей чувствовалась скрытая мощь, готовность вскочить с трона и крушить всех, кто окажется недостаточно почтителен. Но сделав несколько шагов, она с удивлением убедилась, что скульптура на самом деле не так уж велика. Максимум — два человеческих роста. Губы Нутпена улыбались очень даже приветливо, а возле глаз обозначились лукавые морщинки.

Подойдя к квадратному алтарю, Ника аккуратно положила в огонь кусочек смолы, громким шёпотом поблагодарив бога изменчивой водной стихии за благополучное завершение плавания. Уже собираясь уходить, она обратила внимание на большую, ярко начищенную чашу или, скорее, таз, литров на пятнадцать, подвешенный на цепях между четырёх каменных столбиков. Стенки сосуда покрывал сложный узор из рыб, волн, кораблей и каких-то непонятных морских тварей вроде медуз или осьминогов.

«Неужели, это и есть знаменитая чаша Нутпена?» — с недоумением подумала девушка, вспомнив слова Картена о том, что главная святыня Канакерна никогда не выставляется на всеобщее обозрение.

Мимо, шелестя одеждой, прошла плотно закутанная в покрывало женщина. Но не успела она дойти до посудины, как на пути вырос тощий, пожилой мужчина в длинном светло-сером балахоне.

«Жрец», — догадалась путешественница.

После короткого неразборчивого разговора женщина передала служителю культа сложенный в несколько раз кусочек папируса и монету. А вот какую, Ника разглядеть не смогла.

Благодарно кивнув, жрец подошёл к чаше и осторожно опустил его внутрь. Исступлённо прижав руки к груди, женщина что-то горячо зашептала, потом, сгорбившись, медленно поплелась к выходу, шаркая ногами и всхлипывая.

Видимо, служитель Нутпена заметил интерес девушки, потому что, подойдя к ней, негромко спросил:

— А вы ни о чём не желаете попросить пенителя волн, госпожа?

— Нет, — покачала она головой, посчитав, что и без этого уже достаточно потратилась на благовонную смолу. — Я уже поблагодарила великого за то, что он позволил мне добраться до вашего славного города, и пока не хочу обременять его другими просьбами.

Ответ прозвучал столь неожиданно, что собеседник, на какое-то время растерявшись, наконец пробормотал:

— Такая скромность похвальна, но не граничит ли она с высокомерием?

— О нет, — энергично запротестовала Ника. — Я искренне почитаю и преклоняюсь перед владыкой вод, не раз спасавшим мне жизнь.

Лицо мужчины смягчилось, а путешественница поспешила перевести разговор на другую тему.

— Пусть простит достойный служитель Нутпена чужеземную гостью за вопрос, который, быть может, покажется слишком дерзким.

Жрец сурово сдвинул брови, но кивнул довольно благожелательно.