Ника вернулась на табурет и только устроилась поудобнее, как услышала приближающиеся шаги.
«Интересно, кто придёт? — подумала она, внутренне напрягаясь. — Мышь?»
Но в наступившей тишине раздался мелодичный голос Вестакии.
— Госпожа Ника, мы вас ждём.
Отодвинув циновку, дочь морехода проскользнула в комнату и замерла, удивлённо разглядывая гостью.
— Какая у тебя необычная причёска, — пробормотала девушка, тут же предложив. — Подойди, пожалуйста, к окну, я хочу лучше её рассмотреть.
Нике подобная бесцеремонность не понравилась. Тем не менее, не желая портить отношения с хозяевами, она выполнила её просьбу.
— Красиво, тебе идёт.
— Ты тоже хорошо выглядишь, госпожа Вестакия, — сухо проговорила путешественница.
На груди девушки поблёскивало ожерелье, в сравнении с которым её собственное смотрелось дешёвой подростковой бижутерией. Серьги с висюльками и фигурная заколка из серебра, а может даже из золота, в пышно взбитых волосах. Венчало это великолепие тощий, растрёпанный венок из листьев какого-то дерева.
— Вот, госпожа Ника, — дочь морехода протянула ей такой же. — Надень. Отец решил посвятить праздник Питру.
Кое-как устроив на голове кольцо из веток и листьев, гостья мельком пожалела о своих мучениях с волосами. Всё равно её стараний никто не оценит. Но она сильно ошибалась.
— Пришли мне завтра свою рабыню, хочу, чтобы она мне сделала такую же причёску, — попросила Вестакия, торопливо добавив. — Пойдём, все уже собрались.
Ника хотела спросить про племянника Картена и сноху Тренца Фарка, но передумала. Нечего собеседнице знать, что она следила в окно за приходом гостей.
Перед тем, как покинуть комнату, дочь морехода посоветовала:
— Прикажи служанке спуститься на кухню и взять у Кривой Ложки светильник. А то тут темно, как в погребе.
— Слышала, Паули? — спросила Ника.
— Да, госпожа, — ответила гантка с лёгким замешательством.
— Я её провожу, госпожа, — пришла ей на помощь невольница.
— Хорошо, сделайте это.
В комнате сыновей Картена тоже царил полумрак. В проёме открытого окна появились первые, ещё тусклые звёзды. Сидевшая на табуретке у высокой кровати рабыня-нянька монотонным голосом рассказывала какую-то сказку.
Чтобы нарядно одетые девицы не грохнулись на узких ступенях лестницы, сопровождавшая их Риата отодвинула и держала прикрывавшую вход циновку до тех пор, пока они не спустились.
Их распахнутых двустворчатых дверей вырывался желтовато-красный, мерцающий свет, исходивший не только от масляных ламп, но и от жарко пылавших в углублении стены поленьев. «На камин похоже», — тут же подумала Ника. Рядом на низеньких скамеечках, прикрыв голову пышными венками, сидели двое мужчин в длинных хитонах с какими-то явно музыкальными инструментами в руках.
Центральное место в просторном помещении занимали три стола, выставленные буквой «П». Солидно сверкала драгоценными бликами дорогая посуда, на больших блюдах громоздились незнакомого вида кушанья, чей восхитительный запах смешивался с ароматом цветов в красно-чёрных керамических вазах. В широкогорлых сосудах рубиново поблёскивало вино.
Но табуреты с вышитыми подушечками на сиденьях оставались пустыми. Гости и хозяева с украшенными зеленью головами живописной группой сгрудились в углу зала возле закрытой двери, очевидно, ведущей в сад. У стены справа в тени застыли статуями фигурки рабов. О венках для них никто не позаботился. Видимо, данное украшение полагалось только свободным людям.
Почувствовав недоумение спутницы, Вестакия шёпотом пояснила:
— Отец приносит жертву домашним богам-хранителям.
Услышав её голос, стоявший позади всех молодой человек обернулся, и Ника получила возможность рассмотреть будущего зятя Картенов как следует.
Невысокий, почти на голову ниже её, но широкоплечий, даже на вид сильный, с рельефными мускулистыми руками и крепкими волосатыми ногами в сандалиях на толстой подошве. Своим гладко выбритым лицом с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами он чем-то напоминал голливудского актёра Александра Скарсгорда в роли вампира из сериала «Настоящая кровь». Только в отличие от декадентски бледного Эрика, кожа жениха Вестакии оказалась загорелой до коричнево-бронзового оттенка.
Тонкие губы молодого мужчины растянулись в улыбке. Он сделал попытку подойти к девушкам. Но стоявшая рядом женщина с высокой причёской в наброшенной на плечи полупрозрачной накидке проворчала что-то тихо и укоризненно.
«Ясно, — пренебрежительно хмыкнула путешественница. — Маменькин сынок».
С брезгливым недоумением она наблюдала, как взрослый мужчина лет двадцати пяти — двадцати восьми смущённо пожимает плечами и остаётся на месте. Возможно, поэтому дочь морехода и не желает о нём говорить, будучи явно не в восторге от своего жениха.
«Мне бы такой тоже не понравился, — решила Ника. — До старости только мамочку и будет слушать: „Мама сказала то, мама сказала сё“. А жена сиди и помалкивай!»
Едва церемония закончилась, взоры всех собравшихся обратились в её сторону. Девушка представила себя на сцене и заученно улыбнулась.
— Кто ещё не знает — это и есть дочь Лация Юлиса Агилиса Ника Юлиса Террина, — купец прочувственно вздохнул. — Ей пришло время возвращаться в Империю. И я не мог отказать своему другу в такой просьбе.
Мамаша Румса любезно улыбнулась густо набелённым лицом.
— Вам, наверное, пришлось очень тяжело в море? Не представляю, как бы я смогла выдержать такое долгое плавание? Одна, на корабле полном мужчин!
Она жеманно поджала накрашенные губы, и Ника вновь посочувствовала Вестакии. Хлебнёт она горюшка с такой свекровью.
— В роду Юлисов нет слабых духом! — отрапортовала девушка, не пытаясь скрыть раздражение.
— К какой ветви Юлисов принадлежит ваша семья? — неожиданно поинтересовался Румс. Голос у него оказался глубокий с чуть заметной хрипотцой.
— Младшие лотийские Юлисы, — с гордостью ответила путешественница и спросила с лёгким недоумением: — Вы разбираетесь в родословной знатных родов Империи?
— Я долго там жил, — ответил молодой человек. — И успел познакомиться со многими аристократами.
— Мой сын четыре года провёл в Третьем Победоносном Приграничном легионе, — гордо заявила его мать.
«Как же ты его от своей юбки отпустила?» — с иронией подумала девушка, а потом вдруг вспомнила рассказы Наставника. По его словам, легионеры служат лет по двадцать и покидают армию в весьма преклонном возрасте.
Очевидно уловив недоверие собеседницы, Румс нахмурился.
— Вас что-то смущает, госпожа Юлиса?
Полагая, что лучше высказаться честно, она, осторожно подбирая слова, озвучила свои сомнения.
Молодой мужчина улыбнулся.
— Ваш отец говорил правду. Но я не был легионером, а завербовался в конные разведчики.
— Вы любите лошадей?
— Разве можно их не любить? — широко улыбнулся собеседник. — К тому же в разведчиках интереснее, да и платят больше.
— Но и служба у них опаснее, — решила проявить осведомлённость Ника.
— Разве мужчина бегает от опасностей? — усмехнулся Румс.
Странно, но у него эти напыщенные слова прозвучали просто и обыденно, без привычной для представителей сильного пола бравады и рисовки.
Их приятную беседу прервало появление новых гостей.
Мужчина, лет тридцати, с клочковатой бородёнкой на худом, болезненном лице. Он как-то суетливо кутался в толстый тёмно-зелёный плащ и словно норовил спрятаться за высокую статную женщину с золотым ожерельем на высокой груди.
— Племянник! — досадливо всплеснул руками Картен. — Почему так долго?! Я уже думал, что вы не придёте, и провёл церемонию без тебя. Прости.
— Это ты меня прости, дядя, — вяло отозвался Приск Грок. — Пастух задержал. У коровы брюхо раздуло. Решали, как с ней быть.
— И что надумали? — нахмурился купец.
— Я приказал заварить лечебных трав. Если завтра лучше не будет, придётся прирезать, пока не сдохла.
— Довольно пустых и важных разговоров! — громогласно провозгласила Тервия. — Прошу вас за стол. Отдадим должное искусству поваров и восхвалим Диноса.