"Неужели Пласда оказалась права?! — молнией вспыхнуло в сознании Итура Септиса Даума. — И этот человек в самом деле сообщник самозванки? Но Оропус сказал, что давно знаком с ним. Или его тоже обманули?"

— А в чём дело, господин Канир Наш? — жуя кусок ветчины, поинтересовался смотритель порта. — По воле богов удалось вовремя разоблачить самозванку, примазавшуюся к уважаемой семье.

— Мне неизвестно, кто именно из консулов Канакерна отправил то послание, — криво усмехнулся гурцат. — Но, находясь по делам в том славном городе, я лично разговаривал с госпожой Никой Юлисой Терриной в присутствии одного из них. Я имею ввиду моего друга господина Мерка Картена, которого жители Канакерна неоднократно избирали консулом.

Сидевшие за столом радлане удивлённо и растерянно переглянулись.

"О боги, и почему я её не послушал? — в замешательстве думал хозяин дома, с досадой вспоминая своё неосмотрительное недоверие к словам жены. — Но, может, ещё не поздно? Что, если крикнуть рабов и приказать им схватить негодяя?"

— Так самозванка всё же была в Канакерне? — с ясно читавшейся обидой в голосе вскричал смотритель порта. — Но почему вы мне ничего не сказали?!

— Простите, господин Оропус, — бородач, извиняясь, склонил голову, и в пронзительно-синей глубине закреплённого на тюрбане сапфира отразился огонёк только что зажжённого невольниками светильника. — Мне казалось, что первыми об этом должны узнать самые близкие родственники госпожи Юлисы. Что же до самозванства, то мой друг честный купец и храбрый мореход господин Мерк Картен называл её дочерью Лация Юлиса Агилиса. А мне известно, что этот человек вот уже много лет скрывается от гнева императора в землях Некуима. Это всё, что я знаю и в чём готов поклясться богами своего народа и посмертным спасением души.

— Где вы встречались с госпожой Юлисой, господин Канир Наш? — спросил регистор Трениума, стремясь выиграть время и привести в порядок мысли.

— Прямо в доме господина Картена, — спокойно ответил собеседник. — Он просил меня сопровождать госпожу Юлису в Империю. Но та в последний момент отказалась, задержавшись в Канакерне.

— Но, господин Канир Наш, в письме консулов ясно сказано, что в Канакерне не знают никакой Ники Юлисы Террины, — хмуро заметил хозяин дома, так и не придумав ничего вразумительного. — Вы хотите сказать, что эти люди обманули Сенат Великого Радла?

— Мне нечего ответить на этот вопрос, господин Септис, — пожал широкими плечами гурцат. — Они далеко, а я здесь. У меня налаженная торговля, среди моих покупателей богатейшие люди Радла и знатные аристократы. Вы полагаете, я стану обманывать, рискуя потерять клиентов и положение в обществе из-за какой-то самозванки? Нет, господа. Я говорю только о том, что видел собственными глазами и в чём готов поклясться перед вами, Сенатом и даже перед государем. Это всё, что мне хотелось сообщить вам, господин Септис. Ещё раз прошу прощения за то, что побеспокоил вас в столь неподходящее время. Не имея удовольствия быть знакомым с госпожой Ториной Септисой Ульдой, я скорблю вместе с вами и прошу принять мои соболезнования. Если я понадоблюсь, вы можете найти меня в гостинице "Дары Артеды" возле храма Пелкса-утолителя, что в Кринифии. Я пробуду в столице не менее пятнадцати дней и всё это время буду говорить правду: госпожа Юлиса прибыла в Радл с Западного побережья из Канакерна.

Купец поднялся, явно собираясь уйти.

— Но почему же консулы Канакерна отправили в Сенат такое лживое письмо? — растерянно вскричал смотритель порта.

— Я же говорил, что не знаю, господин Оропус, — невозмутимо ответил бородач. — Возможно, это какая-то ошибка или происки политических врагов господина Картена? Сам-то он, должно быть, уже ушёл в море, иначе ничего подобного бы просто не случилось.

— Ну, тогда и мне пора, — засуетился его спутник, очевидно, уже предвкушая, как удивит потрясающей новостью друзей и знакомых. — Ещё раз примите мои соболезнования, господин Септис. Ваша матушка всегда являла собой образец скромности и добродетели.

— Благодарю за добрые слова, господа, — машинально ответил хозяин дома, поднимаясь.

Лично проводив дорогих гостей до ворот, он никак не мог решить: как же ему относиться ко всему тому, что наболтал здесь этот толстый варвар?

С одной стороны — есть официально признанный Сенатом ответ консулов Канакерна, позволяющий чётко и недвусмысленно объявить Нику Юлису Террину самозванкой. С другой — имеется уважаемый человек, утверждающий обратное.

Было от чего схватиться за голову бедному регистору Трениума.

Когда Янкорь с поклоном распахнул калитку, выпуская из дома припозднившихся визитёров, Итур Септис Даум заметил на улице большие, богато украшенные носилки и вооружённых до зубов стражников, некоторые из которых держали над головой ярко пылавшие факелы.

Судя по всему, Каниру Нашу уже известно, что за Никой охотятся не только представители власти, и поэтому он принял соответствующие меры безопасности.

Едва регистор Трениума вернулся из прихожей во внутренний дворик, из семейной половины дома выскочила испуганная и растерянная супруга.

— Что же это такое, Итур?! — всплеснула она руками, с видимым трудом гася рвущийся из груди крик. — Эта девчонка никакая не самозванка?! А как же письмо консулов? А награда? А…

— Замолчи! — мужчина поморщился, как от зубной боли. — Я сам ничего не понимаю. Этот расфуфыренный варвар говорит, что видел её в Канакерне. Будь он каким-нибудь босяком, я бы тут же приказал его схватить и отвести в тюрьму. Но этот обвешанный золотом павлин явился вместе с Оропусом, который утверждает, что знает его уже давно. Может, конечно, и смотритель врёт. А если нет, и купец прав?

— Не сообщить ли вам об этом господину Кассу Юлису? — осторожно предложила собеседница. — Всё-таки он тоже родственник Ники.

— Уже слишком поздно, — досадливо скривился глава семейства. — Не в моём положении являться незваным к такому знатному человеку. Вдруг он откажется меня принимать и отошлёт прочь? Это же такой скандал будет! Мало мы из-за Ники позора перенесли! Ещё хочешь?

— Тогда напишите письмо, — выдвинула новую идею хозяйка дома.

— О таких делах следует говорить с глазу на глаз, — наставительно проворчал регистор Трениума, огорчённый политической наивностью благоверной.

— А вы напишите, что должны сообщить нечто срочное и важное, — продолжала гнуть своё Пласда Септиса Денса. — Поэтому и хотите увидеться с ним рано утром.

— Ну, если только так, — нерешительно пожимая плечами, пробормотал мужчина.

Немного подумав, он, не откладывая, написал письмо сенатору, в котором просил о срочной встрече, сообщая, что появились крайне интересные сведения об одной хорошо известной им девице, и они очень скоро разойдутся по всему Радлу, вызвав немалый переполох. Итур Септис Даум открытым текстом предупреждал Касса Юлиса Митрора, что тому будет крайне полезно узнать столь потрясающую новость как можно раньше.

Запечатав свиток восковой печатью, мужчина спрятал папирус в деревянный футляр, после чего позвал двух носильщиков и приказал им отнести послание в дом сенатора Юлиса.

— Передай привратнику, что это очень срочно и важно, — напутствовал хозяин понимающе кивавшего Дулома. — И если господин Юлис прочтёт это письмо слишком поздно, у его рабов будут очень большие неприятности.

— Понял, господин, — поклонился невольник.

Дабы у посланцев не возникло неприятностей с городской стажей, регистор Трениума выдал им разрешительное письмо для ходьбы по ночам, а против грабителей посоветовал захватить с собой крепкие дубинки.

Когда Ушуха расчёсывала ей волосы перед сном, Пласда Септиса Денса не смогла удержаться от вопроса:

— Неужели Ника и в самом деле наша племянница?

— Откуда мне знать? — уже лежавший в постели супруг неопределённо пожал плечами. — Этот Канир Наш говорит, что так оно и есть. Только неизвестно ещё, поверят ли ему сенаторы? Думаю, скорее всего, они могут послать кого-то из преторов в Канакерн, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Только, вполне возможно, что до его возвращения Ника так и будет считаться самозванкой.