— Ч-ч-что вы себе позволяете?!

— Мисс, смотрите внимательно, эту рану я получил в боях с врагами империи. Если вы не знали, это военная академия. Мы здесь ВОСПИТЫВАЕМ солдат, а не детишек. Наша задача — сделать их смелыми, решительными и готовыми ко всему. После обучения их отправят на смерть. Не в тёплые конторские кабинеты, родительские дома или отдых, их отправят убивать врагов империи. Моя задача и задача господина Бриера, обучить их настолько хорошо, что они вернутся не только живыми, но и целыми. А не такими, как мы.

Он слегка подвинул руку, так чтобы кончики пальцев слегка зашли внутрь глазницы. Пусть почувствует последствия плохой подготовки. Пусть поймёт, что ждёт драгоценную кровиночку, если с ним будут мягки и обходительны в обучении.

Женщина дёрнулась, бледная, как полотно. Грай удержал, продолжая смотреть в глаза.

— Мисс Пендрагон, — вклинился Адамас фон Бриер, — я понимаю вашу озабоченность и непринятие наших методов. Но обучение — это не просто передача знаний и приращивание навыков. Это инициация во взрослую жизнь, а учитывая, что поступающие рассчитывают на военную карьеру... жизнь эта будет жестока. Мирное время кончилось, мадам, увы, космические войны не бывают короткими. Мы готовы пойти вам навстречу и уже подготовили документы об отчислении. Вам нужно только подписать.

Мисс Пендрагон дёрнулась, как от удара, куда более сильного и злого, чем её пощёчина. Грай отпустил руку, галантно поклонился.

— Леди, надеюсь вы поняли нас.

Вместо ответа женщина вылетела из кабинета, хлопнув дверью. Ректор откинулся в кресле и закатил глаза, потёр лоб и сказал, глядя на преподавателей.

— Кажется, вы размякли. В этом году только один жалобщик.

Грай и Адамас поклонились, придав кулак к левой стороне груди, в один голос ответили:

— Очень сожалеем, сэр. Исправим.

— Хорошо. Завтра составьте мне отчёт об успеваемости, будем смотреть, кого исключить.

На утреннем построении инструктор идёт вдоль строя кадетов, пристально осматривая форму. Кто успел одеться по уставу, а кто отправится драить сортир собственным одеялом? Остановился перед Вероникой, сощурился, оглядывая молочно-белые волосы, уложенные назад и закреплённые резинкой. Ноздри сержанта раздулись, втягивая воздух с заметным свистом, глаза округлились.

— Кадет! У тебя никак много времени?!

— Никак нет!

— Лжёшь старшему по званию?! Твоя форма выглядит поглаженной! — Он наклонился, и на Веронику дохнуло крепким кофе и табаком. — Так и есть!

— Погладила в свободное время, сэр!

— Вот как? Значит, времени всё-таки много! Сегодня бежишь на три круга больше! Поняла?!

— Так точно! — Отчеканила Вероника, внутренне желая сержанту самой мучительной смерти.

— Отлично, а если завтра будешь выглядеть хуже, то бежать будешь на десять кругов больше!

Сержант одарил девочку гневным взглядом, прошёл дальше, заложив руки за спину и высматривая любое несоответствие уставу, даже в позе курсантов. Восходящее солнце заливает плац красным светом, что отражается влажного бетона и играет бликами, стремительно светлея. Ветер едва ощутим, воздух приятно прохладный и пахнет травой. Вероника напрягает мышцы спины, сводит лопатки, стараясь смириться с предстоящим истязанием.

— Кадет! Что у тебя с лицом?!

Рёв сержанта оглушил, Вероника дёрнулась и невольно посмотрела на источник. Вместе с ней повернулся и весь строй. Офицер нависает над Мордредом, а тот тянется по стойке смирно, глядя перед собой. Лицо парня почти фиолетовое. Губы распухли, а нос явно неумело вправлен. Один глаз заплыл.

— Ничего, сэр!

— Ничего?! Если это ничего, то что такое хреново?!

— Не могу знать, сэр!

— Что с тобой случилось, парень?!

Сержант встал вплотную к Мордреду, давя и ростом, и авторитетом. Лицо налилось дурной кровью, а голос, кажется, долетает до самой столицы. На шее вздулась разветвлённая вена. Парень мелко трясётся, но продолжает смотреть перед собой. Только на лбу выступили капельки пота.

— Упал, сэр.

— Сто раз на лицо?!

— Ночью было плохо видно, сэр!

— Хочешь сказать, что в имперской казарме плохое освещение, кадет?! Семнадцать кругов! Немедля! В полной выкладке!

Мордред вздрогнул, торопливо вышел из строя. Со стойки напротив построения взял свинцовый жилет, торопливо застегнул и побежал, размеренно, экономя силы. В строю парней кто-то хихикнул, и сержант мгновенно развернулся на звук, раздувая ноздри и почти выдыхая пламя.

— Смешно?! Первое отделение, семнадцать кругов в полной выкладке! Быстро!

Вероника торопливо выпрямилась, вместе с остальными девочками из второго отделения. Парни пробежали мимо, тайком пиная и толкая «хохотуна». Похоже, следующим утром щеголять синяками будет не только Мордред. Сержант показательно не замечает этого и медленно возвращается, всем видом показывая бурлящую в нём ярость.

— Так, второе отделение, пять кругов в лёгкой выкладке. Кроме тебя, Эфер, тебе восемь. Пошли, живо!

***

На стол ректора легла пухлая папка с отчётами об успеваемости асов. Практическая подготовка ещё не началась, но тестирование всё ещё не окончилось. Сержанты стараются изо всех сил, выявляя слабых телом и характером. У кадетов не должно быть свободного времени и тем более сил. Велизарий улыбнулся, вспомнив собственное обучение и ту жгучую ненависть, направленную сначала на сержантов, а затем на тех, кто провинился перед ними. Наказание редко бывает индивидуальным, такая привилегия только у поощрения. Дети должны запомнить, что за ошибку отвечать буду все, но только отличившиеся получат награду.

Инструктор Грай слегка поклонился, свет из окна падает на лицо, отражается от золотого патча, и солнечные зайчики колют в глаза ректора. Играет тихая музыка, а экран компьютера выключен. Стоит включить и на Велизария обрушится нудная управленческая работа.

— Есть заметные таланты? — Спросил ректор, приоткрыв папку и оглядывая листы личных дел.

— Пока рано говорить, но выдающиеся есть. Я их пометил синим маркером.

— Хорошо, смотрю, уже есть красный и... синий одновременно?

— Вероника фон Эфер. — Сказал Грай, кивая. — Превосходное понимание теории.

— Но красный. — Сказал Велизарий, постукивая пальцем по личному делу.

— До сих пор не освоила жидкостное дыхание, а практика всегда преобладает над теорией.

— Хм... — Пробормотал Велизарий, поднося личное дело к глазам и щурясь. — Занятная девочка, отметилась на приёмной комиссии. Будем надеяться, что она себя пересилит.

***

Замученная пробежкой, Вероника смотрит на истребитель, пока остальные забираются на крылья. Ангар полнится эхом разговоров, усталым смехом и стуком подошв по металлу. Через приоткрытые ворота пробивается узкая полоса света и, рассекая ангар по центру, отделяет девочку от истребителя. Вероника боится, а Света внутри неё рыдает от ненависти к себе. Как такое вообще возможно? Она всю жизнь мечтала летать, заучила всё, что могла достать об управлении и классах кораблей... но не может выдержать жидкостное дыхание? Тем более от этого зависит спасение Вика...

— О чём думаешь, курсант?

Вероника дёрнулась и обернулась, позади, заложив руки за спину, стоит инструктор Грай. Единственный глаз смотрит холодно, — девочка сглотнула колючий ком.

— Мне страшно. — Призналась Вероника и коснулась горла. — Пытаюсь уговорить себя дышать гелем.

— Тогда у меня для тебя хороший стимул.

Инструктор протянул лист, покрытый убористым текстом, Вероника пробежала взглядом по верхним строчкам. Холодный ветер ударил в спину, а колени стали жидкими.

«Приказ об отчислении»

— Осталась только одна подпись. — Сказал Грай, опускаясь на корточки перед Вероникой, чтобы смотреть прямо в глаза, положил ладонь на плечо и слегка сдавил. — Эфер, ты превосходный теоретик, многие инструкторы хуже разбираются. Будь только моя воля, я бы позволил тебе учиться. Но...