— Так точно! — дружно рявкнули полицейские, после чего оперативно загрузились в транспорт (закрытые укреплённые кареты, пригодные в том числе для перевозки арестованных) и под цокот копыт отправились к месту назначения.

Через некоторое время они остановились перед воротами фигурного кованого забора, ограждающего изрядный кус дорогостоящей столичной земли. Заблокировав собой дорогу, полицейские кареты распахнули свои двери, из которых тут же высыпались бойцы сил быстрого реагирования. Отослав часть людей для охраны периметра и проникновения с чёрного хода, капитан с основной группой двинулся через парадный вход.

Пользоваться звонком и дожидаться появления слуг, которые откроют дорогу, он, естественно, не захотел. Пара дюжих полицейских, вооружившись тяжёлыми ломами, быстро справились с замком не предназначенной для обороны декоративной конструкции.

— Ироды! Злодеи! Вы что делаете?! Вы знаете, чей это дом?! — размахивая руками, выбежал им навстречу взъерошенный пожилой слуга в ярком форменном пальто. Выбежал и упал, получив мощную зуботычину, а потом несколько безжалостных пинков от начавших его вязать полицейских. Группа двинулась дальше.

В дверях — которые оказались намного прочнее, чем надеялись правоохранители — их встретил десяток слуг мужского пола и нацепивший на себя старую кирасу, размахивающий саблей старик.

— По какому праву вы, худородные шавки, вламываетесь в мой дом, пугаете моих родных и бьёте прислугу?! — проревел не по возрасту и комплекции громогласный старик. — Я — Нельсон Шварц, член правительства его величества! Я требую объяснений!

— Заткнись, имперская мразь! — выкрикнул ему в ответ капитан. — Король при смерти, теперь власть у принца Сейки! А вы, продажные ублюдки, уже не власть! И если вы думали, что покушение на премьер-министра пройдёт вам даром, то зря! За Свободный Север! Взять их!

Полицейские двинулись на сбивших ряды слуг.

Ни та, ни другая сторона не желала вступать в жёсткую конфронтацию. Стражи порядка побаивались посягать на благородного и его живое имущество, здраво предполагая, что в случае чего начальники как-нибудь между собой договорятся, а крайними назначат их; слуги же с не меньшими основаниями опасались задирать представителей власти, тем более вооружённых.

В итоге начало противостояния походило на какую-то толкотню, где прислуга патриарха дворянского рода Шварц, опрометчиво приказавшего открыть выламываемую дверь, не давала вторженцам проникнуть внутрь, а те, орудуя плечами (но не используя даже кулаки), пытались прорваться вперёд, словно наглый посетитель через очередь в приёмной чиновника. Впрочем, яростный мат и угрозы капитана заставили подчинённых действовать активнее: вскоре в ход пошли зуботычины и дубинки из железного дерева.

— Грязные отродья! — возопил старик, когда полицейские стали жёстко прорываться внутрь. — Думаете, я позволю вашей гнили осквернять дом рода Шварц?! — И уже к слугам. — А ну отойдите! Я сам с ними разберусь! — те нехотя, но подчинились приказу, и их хозяин устремился вперёд.

— Умрите! — неловко размахивая оружием слабой старческой рукой, боевитый дед ринулся (не очень быстро зашагал) на капитана.

Трудно сказать, собирался ли он действительно атаковать или только делал вид, намереваясь вытеснить полицию, которая, по идее, не имела права применять силовые методы к высокородным дворянам, да ещё и бывшим членам правительства. Однако глава группы не колебался ни секунды. Стремительно выхватив табельный револьвер, он направил его в лоб старику и нажал на спусковой крючок.

Бах! — шокирующе разнёсся по помещению звук выстрела.

Воинственный защитник столичной резиденции рода опал на землю, словно хрупкая фигурка из сучков и ветоши. Жалобно лязгнула кираса, зазвенела сабля. На несколько секунд все оторопело застыли. Ни слуги, ни полицейские не могли поверить в произошедшее, ведь убийство такого человека — это совершенно не то же самое, что грубоватое вторжение для обыска или даже арест. Это грань, которая разделяла обычную всегда тлеющую — то ярче, то тусклее, но без настоящего ожесточения — внутриполитическую возню с подлинным пожаром усобицы, который разожжёт горящий факел, брошенный на заботливо политые маслом дрова накопленного недовольства и взаимных претензий.

Вряд ли простые полицейские осознавали, что являются свидетелями и участниками начала раскола в рядах, казалось бы, договорившихся элит королевства, но даже малообразованные рядовые чувствовали судьбоносную неотвратимость произошедшего.

Слуги же и вовсе не задумывались о политических последствиях. Их хозяин и кормилец погиб, убит при их попустительстве. Им никто никогда такого не простит. Но если они тоже погибнут в попытках за него отомстить, то, может быть, кара не падёт на их семьи. Или хотя бы не станет слишком жестокой.

— Они убили господина! — выйдя из ступора, заорал худощавый лакей с разбитым носом.

— Отомстим за господина Шварца! — ответил громко взревевший дюжий детина и, подхватив тяжёлую кадку с каким-то древовидным южным цветком, бросился на представителей закона. Ещё двое последовали его примеру, но остальные стремительно скрылись.

Учитывая то, что патриарх рода когда-то заставил своих слуг учиться обращению с оружием, а в доме хватало в том числе и ружей с винтовками и револьверами (никто не ожидал настоящего нападения, поэтому господин не приказал вооружаться, и даже сам взял саблю… наверное, если это был не приступ маразма) то, когда разбежавшиеся в стороны «трусливые» слуги открыли по полицейским огонь, это стало очень неприятной неожиданностью.

Смертельной для капитана-убийцы и нескольких его подчинённых.

Когда после уничтожения всех очагов сопротивления и обыска особняка выяснилось, что в доме не обнаружилось никаких свидетельств подготовки бунта или сотрудничества с затеявшими покушение на премьер-министра убийцами, лейтенант впал в бешенство. А когда ему доложили, что в доме находилась юная внучка старика, которая вместе с частью слуг бежала через тайный ход, буйство сменило отчаяние. С такой свидетельницей даже сфабриковать нужные доказательства не факт, что получится. Оставалось уповать на тайный приказ, отданный капитану... и то, что те, кто его дали, собирались полностью уничтожить соперников в борьбе за власть. Тогда, может быть, соучастие в этом убийстве сойдёт лейтенанту с рук.

Особенно если валить всё на мёртвого начальника.

Естественно, никакого приказа не существовало, а та, кто внушила такую идею капитану — умершему, пробуждённому, подчинённому и подвергшемуся коррекции памяти несколько раньше, чем его пристрелили слуги или даже чем он проник в особняк — лишь мысленно посмеивалась, наблюдая за терзаниями мужчины через одну из своих ворон.

* * *

— Господин Герман, господин Герман, беда! — с совершенно несвойственной ему ажитацией вломился в хозяйский кабинет дворецкий.

— В чём дело, Гюнтер? — вынув изо рта сигару и отложив газету, поинтересовался благородный хозяин особняка у своего явно пребывающего не в себе старшего над слугами, обычно подчёркнуто выдержанного и невозмутимого.

— Беда, лорд! К нам прискакал слуга рода Шварц, к ним ворвалась полиция, и они, они… — немолодой мужчина с благородной проседью у висков сглотнул, не в силах сказать страшное.

— Их осмелились арестовать? Плохо, — лорд плотно завязанного на торговлю с Империей портового города Гейдель, а по совместительству один из видных представителей условно-проимперской партии в Северном королевстве, хмуро пыхнул сигарным дымом. — Неужели нас провели со всеми ранее заключёнными договорами? — начал рассуждать он вслух, благо своему дворецкому доверял абсолютно и мог говорить при нём что угодно. — Получается, слухи о провокациях — это не досужие выдумки, и Хитзкопф действительно решил закрутить гайки? Глупость какая-то! — пыхнув сигарой, в гневе и недоумении воскликнул аристократ. — Договоры уже заключены. И они выгодны всем. Зато столь грубое попрание своего слова не забудут и не простят ни этому прилизанному выскочке, ни принцу Сейки. Не понимаю, — выдохнул Герман и снова набрал в рот ароматного, дарящего успокоение и расслабление дыма.