Студент добрался до своего подвала, а через какое-то время вышел Иван. В студенческой тужурке и форменной фуражке, бодро зашагал, за ним Павел. Через четверть часа Иван зашел в Горный институт. Павел перевел дух, наконец-то студент учиться пришел. Присел на лавочке перевести дух, а Иван уже вышел. На этот раз Иван направился на окраину города. Что радовало, не обернулся ни разу, стало быть, слежку за собой не заметил. Студент завернул в ворота какой-то мастерской. Павел подошел, прочитал вывеску.

«Столярная мастерская Федотова В. Н. Изготовление мебели по французским образцам».

Со стороны мастерской доносился визг пилы, голоса рабочих. Интересно, что тут Иван забыл? Отошел в сторонку, не теряя из вида ворота. Укрыться негде, деревьев и лавочек нет, район мелких кустарей. Из ворот выехала подвода. На ней извозчик и студент, а еще два мешка из рогожи. Извозчик, перевозящий грузы, назывался ломовым. Лошадь он не погонял, ехали не спеша, и Павел вполне поспевал. Добрались до доходного дома. Извозчик и студент взялись за мешок, понесли в подвал. Подвода осталась без присмотра, Павел кинулся к ней, пощупал мешок и отошел, разочарованный. В мешке опилки. Да и что следовало ожидать от столярной мастерской? Наверное, купил по бросовой цене опилки печь топить. Петербург стоит на болотах, рек и речушек в избытке, грунтовые воды высоко стоят, в подвалах и полуподвалах даже летом ощущается сырость, и многие жильцы таких квартир даже летом периодически подтапливают, чтобы просушить стены и вещи. Извозчик и студент снесли в подвал второй мешок, и извозчик укатил. Павел выждал немного, не появится ли студент вновь. Во дворе дома показался дворник с метлой. Павел подошел к нему. Двор из маленьких узких окон полуподвала не просматривался, окна выходили на улицу. Павел достал жетон, показал дворнику.

– Кто в полуподвале проживает?

– Студенты, три человека. Спокойные жильцы, ни скандалов, ни драк, платят исправно, не то что некоторые.

– Кто такие?

– Иван Добродеев, Игнат Косарев и Федор Охлобыстин.

– Женщины бывают?

– Одну видел несколько раз. Тоже студентка, не потаскуха. Серьезная, с книгами иной раз вижу.

– Давно живут?

– Второй год.

– Сыро в подвале? Топят?

– Сухо! У нас место хорошее, летом не топят.

Павел спросил на всякий случай, и ответ его удивил. Если не топят, зачем опилки? Да еще два мешка. Опилки еще применяют для горячего копчения рыбы или мяса.

– Они что, рыбу коптят?

– С чего вы взяли, господин офицер?

– Да это я так.

Рыбу в городе и солили и коптили. Город на берегу нескольких рек и Финского залива. Рыба и морская и речная есть, на выбор. Но всякого рода коптильни на окраинах города, а чаще в деревнях и поселках в округе. Рыба стоила недорого и была ходовым товаром.

За деревом простоял еще пару часов, до сумерек. Устал, хотелось есть. Утром скромный завтрак только съел – бутерброд с сыром и чай.

Зашел в харчевню, которых в центре множество. Ресторан – дорого и по времени долго. Поужинал гречневой кашей с убоиной, на запивку компот из местных ягод – черники и морошки. Сытно, вкусно, недорого и все горячее, из печи. И всего-то копейка цена, да еще полушка за ситное. На квартире с наслаждением вытянулся на кровати. Весь день на ногах, ноги гудят. Сон сморил незаметно. А ведь прилег отдохнуть немного, а потом фигурантов записать, даже схему группы. Он еще не уверен был, что видел всех. Вполне может быть, что студенты – лишь видимая часть айсберга. Должен быть руководитель как минимум. На идейного вдохновителя ни один студент не тянул. Если даже студентов арестовать, хотя пока не за что, за намерения судить нельзя, суду нужны факты, то останется руководитель, голова. И он организует новую группу, внушаемые люди найдутся всегда. А если их обрабатывать методично и долго, вполне могут пойти на самопожертвование. Молодость жизнь не ценит. И главной задачей Павел считал выявить руководителя, идеолога. Именно он корень зла.

Спал в неудобной позе, согнутая рука затекла. Зато сон освежил, а главное – пришло понимание некоторых событий, в частности – зачем студентам опилки. Видимо, мозги усиленно трудились над разгадкой и ночью. Опилки нужны для стабилизации нитроглицерина, как Нобелю кизельгур, как полковнику Петрушевскому магнезия. И придумать такой ход мог только химик. Опилки хорошо впитывают нитроглицерин, как и любую другую жидкость. Такую самодельную взрывчатку можно уложить в коробку или портфель. И она будет не так опасна при транспортировке, как жидкий нитроглицерин.

«Молодец, Паша!» – похвалил себя жандарм.

Студенты собирают ингредиенты, потом соорудят бомбу, детонатор. Обязательно попробуют испытать изделие, для чего выберутся за город, в укромное место, которых в округе полно. Стало быть, небольшой запас времени у него был, неделя, дней десять.

Павел ошибался. Одна небольшая, весом в три фунта, бомба уже была готова, и заговорщики собирались испытать ее завтра. Причем, собирая ее в подвале, подвергали жителей доходного дома смертельной опасности. Если бы бомба сработала вследствие небрежного обращения, рухнул целый подъезд пятиэтажного дома.

Павел решил сегодня за студентами не следить, а посетить полицию. Фамилии и адрес заговорщиков известны, надо запросить. Хоть и не было компьютеров, но бумажный учет полиция вела. Кто приехал, откуда, где родня. Иной раз сведения давали ценные зацепки. Откуда Павлу было знать, что именно сегодня студенты отправятся к своему идейному вдохновителю? Для таких сборищ он арендовал отдельную комнату в трактире на окраине. И перекусить можно, и поговорить без посторонних ушей. Решено было готовую бомбу испытать завтра в лесу в Лисьем Носу на берегу Невской губы. Сбор наметили у трактира в десять часов утра.

В восемь утра Павел, отдохнувший и сытый, был уже на своем наблюдательном посту. В девять к доходному дому подкатила пролетка, и через пару минут трое студентов вышли и уселись в экипаж. Там уже сидел человек, мужчина в котелке. Обычно в пролетке больше троих на сиденье не умещалось, да и лошади тяжело тащить большой груз. К тому же в руках у Игната был большой коричневый кожаный саквояж. Такими обычно пользовались доктора и коммивояжеры. Павел понял – сейчас уедут, видимо – какой-то важный сбор. Пролетка тронулась, он заметался. Ну, уйдут же! Из-за угла вывернула пролетка, но не пустая, а с пассажиром. Павел выскочил наперерез, схватил лошадь под уздцы. Извозчик вскочил на облучке, выхватил из-за пояса кнут.

– Отойди от животины, а то получишь по хребту!

Павел уздцы бросил, в два прыжка подскочил к извозчику, вытащил жандармский жетон, очень похожий двуглавым орлом на полицейский.

– В кутузку захотел?

– Звиняйте, вашбродь, не признал.

Павел повернулся к пассажиру.

– Вам придется сойти.

– Безобразие! Я не доехал! По какому праву вы распоряжаетесь? Я буду жаловаться самому градоначальнику!

– Будете, но потом. Срочно! Или я применю силу.

Пассажир с недовольным лицом сошел. Павел вскочил в пролетку.

– Гони! Впереди пролетка, вон смотри – на Невский проспект пролетка поворачивает. За ней езжай!

Извозчик повернулся.

– А кто платить будет?

– Заплачу, не беспокойся!

Лошадь сытая, отдохнувшая за ночь, и на сиденье один Павел. А в экипаже впереди четверо, это не считая извозчика. Да лошадина похуже. Пролетку почти догнали на Биржевой площади, у Ростральных колонн.

– Не приближайся, – скомандовал Павел. – Я не хочу, чтобы нас заметили.

Не должны, движение здесь оживленное. Кто в центр едет, кто на окраину, к заводам. Через Биржевой мост на Петроградский остров, а потом и на Аптекарский. Извозчик обернулся.

– Похоже – за город едут, в Шлиссельбург.

Павел уже и сам догадался. Ездил сюда по службе в самом начале. А зрительная память у него хорошая, можно сказать – фотографическая. Уже Черную речку проехали, где дуэль Пушкина была. Перелески пошли, город уже закончился. И вдруг вспышка, грохот взрыва, черный дым. Пролетку впереди разнесло в клочья, как и людей. Извозчик потянул поводья, но лошадь уже сама остановилась, косилась глазом, прядала ушами. Лошадь – животное пугливое. Павел с пролетки соскочил, бросился вперед. Лошадь еще была жива, но вся в крови, билась в агонии. Чтобы животина не мучилась, Павел вытащил револьвер, выстрелил ей в голову. Из людей в живых не было никого. Куски тел, причем обгорелые от взрыва, обрывки одежды и кровь, много.