Похоже – рвануло в саквояже. Толкнули или согрелся динамит. Тепла взрывчатка не любила.

Извозчик стянул шляпу, перекрестился.

– Бомбисты?

– Именно так. Удумали покушение на государя учинить, да сами взорвались.

– Ох, что деется!

– Вот что, езжай в полицейское управление, расскажи, что видел. Пусть сюда чины приедут.

Извозчик помялся. Павел причину понял, достал портмоне, вынул ассигнацию в рубль.

– Благодарствую, вашбродь!

Видимо, извозчик служил в армии, там солдаты так обращаются к командирам, сокращенно от «ваше благородие». Извозчик уехал. От останков пролетки пахло химикатами и гарью. Придется писать рапорт о происшедшем, а еще показания свидетеля, коим будет извозчик. И улизнуть ему не удастся, на бумазейной кофте значок с номером 1462. Каждый извозчик имел такой номер. А пока придется торчать на дороге и отгонять любопытствующих. А таковые были из проезжающих. Останавливали пролетки, глазели, испуганно ахали. Будет сегодня в городе разговоров! Павлу влетит по полной программе – не уследил. А он в душе доволен. Не взорвись бомба сейчас, по ее подобию сделают другую и швырнут в государева чиновника. Судя по мощному взрыву, если применить бомбу в городе, будут случайные жертвы. А сейчас бомбисты мертвы, наказал Господь. Случись теракт, мог погибнуть исполнитель, а другие остались бы целехоньки и готовили другие бомбы. Ну пожурят его – почему не сообщил о подозрениях. Надо будет еще конфисковать в подвале ингредиенты бомбы. И допросить студентку Соловьеву. Причем сегодня же. Иначе узнает, такие новости быстро разносятся, и сбежит, спрячется на время у знакомых или родни.

Через час прибыли сразу три пролетки. Две с полицейскими и одна с извозчиком, которого он посылал. Из полицейских старшим был участковый пристав, Павлу знакомый, представляться не пришлось. Павел рассказал, что следил за подозреваемыми, не приближался, взрыв последовал неожиданно. Назвал фамилии студентов, а еще доложил, что был неизвестный. И не исключено, что в действие бомбу привел он.

– Задал ты мне задачу!

Полицейские записали фамилии студентов, принадлежность к Горному институту. Вдруг неизвестный оттуда? Хотя Павел сомневался. Для студента он по возрасту стар, на преподавателя не похож, не в униформе, сюртуке с галунами на стоячем воротнике.

Горный институт был организован еще Екатериной II в 1773 году, располагается на 21-й линии Васильевского острова. Сначала учебное заведение называлось горным училищем, готовило специалистов для Берг-коллегии по горной части. С 1866 года училище повысили в ранге до института. Институт поставлял кадры для геологоразведки, горной промышленности, преподаватели и студенты носили униформу.

Павел сел в пролетку. Несколько секунд раздумывал – куда сначала ехать? На Гороховую к Соловьевой или в полуподвал, к студентам. Жильцы уже переехали на тот свет, но обыск провести следовало. Но туда можно не спешить, а Дарья могла сбежать. Тогда к ней.

– На Гороховую, – скомандовал он.

Гороховая, наряду с Невским, Литейным проспектами и обеими Морскими улицами, самые престижные. Центр, квартиры в доходных домах дорогие. Пока ехал, проверил револьвер. Все каморы снаряжены. За оружием Павел ухаживал регулярно – смазывал, чистил. От револьвера может зависеть собственная жизнь или жизнь окружающих людей, пренебрегать уходом за оружием нельзя.

Подъехали к нужному адресу.

– Все, свободен, любезный.

Извозчик перекрестился и уехал. Таких впечатлений, как сегодня, он раньше не испытывал.

Павел поднялся по лестнице. Времени два часа пополудни. Дарья могла быть в институте, дома, в подвале дома на Морской, если у нее был ключ от двери.

Повернул ручку на двери, в квартире брякнул колокольчик. Раздались шаги, дверь распахнулась, на пороге возникла девушка.

Похоже, только что пришла, либо собралась уходить, одета не по-домашнему, на выход.

– Дарья Степановна Соловьева вы будете?

– Я. Что вам нужно?

– Побеседовать.

– Не имею желания. Мне нужно срочно уходить.

В глазах девушки мелькнула тревога. Но лицо спокойное, о трагедии, о взрыве еще точно ничего не знает.

– Не хотите беседовать дома, тогда будем говорить в участке.

Павел пока не хотел раскрываться. Участки существовали в полиции, а не жандармерии. И полиция могла беседовать по любому поводу.

– Ну хорошо, входите, – смилостивилась девушка. – Только не долго.

– Славно.

Павел прошел за хозяйкой, прикрыл дверь. Дарья прошла в комнату, предложила Павлу присесть на стул у стола.

– Чем обязана? Вы ведь филер?

На лице брезгливая гримаска. Филерами презрительно называли тайных агентов полиции.

– Ваше занятие?

– Слушательница учительских курсов.

Слушательница, в отличие от студентки, человек с вольным посещением занятий и после окончания курсов получает не диплом, а справку, что прослушала курс лекций. Для гувернантки в богатом доме вполне достаточно или для учительницы в селе.

– Знакомы ли вам фамилии Косарев, Охлобыстин или Добродеев?

Лицо Дарьи побледнело. Знает, как не знать, если в подвале была?

– Разве знать их предосудительно?

А у самой голос уже дрожит, испугалась. Судя по тишине, в квартире никого больше нет.

– Нет, конечно, если не брать в расчет, что они злоумышляли против государя. А вы соучастница!

Сейчас важно подавить девушку морально, даже запугать, чтобы за судьбу свою тревога проняла до самых печенок. На упрямицу не похожа, скорее всего, по молодости и глупости попала под влияние заговорщиков. Впрочем, как и студенты, пусть земля им будет пухом. Девушки вообще быстро ведутся на речи звонкие, пусть и пустые. И вербовщиками во все группы являются хорошие ораторы, знатоки основы словесности, обладающие даром убеждения. Это не все могут. Павлу девушку было даже немного жаль. Если серьезных улик против нее не найдется, пожурят и жандармерия официально возьмет ее под наблюдение. То есть без их ведома нельзя менять место жительства, надо регулярно являться и отмечаться, не участвовать в массовых мероприятиях. По большому счету – легко отделается. А если в подвале найдутся компрометирующие серьезные данные, то светит ей статья о государственной измене и ссылка в Сибирь или каторга. После выстрелов Засулич ввели смертную казнь через повешение.

Лицо девушки вовсе белым сделалось, на лбу испарина выступила. Павел забеспокоился – как бы девица в обморок не упала. Грохнется на пол, а у него даже нашатыря нет.

– Что-то мне нехорошо, – сказала девушка. – Можно мне на кухню? Водички попить.

– Ступайте.

Слегка покачиваясь от слабости, Дарья прошла на кухню. Было слышно, как полилась вода в стакан, потом Дарья пила. Легкий стук дверцы шкафа, шаги. Павел повернул голову, потом тут же вскочил, сунул руку во внутренний карман пиджака, где лежал револьвер. Потому что в руках Дарьи был револьвер, и девушка целилась в него, а палец выжимал спусковой крючок.

Выстрел! Комната наполнилась дымом от сгоревшего черного дымного пороха. Впрочем, бездымный появился позже. Но боли или удара Павел не почувствовал. Успел выхватить свое оружие, еще выстрел. Это Дарья стреляла. И опять промах. Это с четырех-то метров! Третьего выстрела Павел сделать не позволил, выстрелил девушке в правое плечо. Револьвер выпал из ее руки, плечо окрасилось кровью, она рухнула на пол.

Черт, черт, черт! Надо оказывать помощь теперь! А есть ли в квартире аптечка?

Во входную дверь звонят и стучат. Павел открыл. Как был с револьвером в руке. На пороге солидный господин.

– Что здесь происходит? Кто стрелял? Вы кто?

– Я стрелял в ответ на выстрелы Дарьи. А вы кто?

– Ее отец! Пустите меня.

Мощной рукой он отодвинул Павла в сторону и вошел. Увидев дочь на полу без чувств и с окровавленным плечом, повернулся и с каким-то рычанием, как медведь, двинулся на Павла.

– Стоять! Жандармерия! Стоять, а то застрелю!

Упоминание о жандармерии заставило мужчину остановиться.