А главное – немцы какое-то время исподтишка наши бомберы сбивать не будут. Не факт, конечно, что в другом месте аэродром подскока не организуют.

Игорь уже припоминал – далеко ли до ручья. В том, что их акция будет иметь последствия, Игорь не сомневался. К месту пожара и взрыва немцы из близлежащих гарнизонов вышлют мотоциклистов. А дальше будет руководить поисками ГФП. По ее указанию поднимут тыловые части, полицию. Еще ни одной диверсии немцы не спускали безнаказанно. И сейчас Игорь иллюзий не питал.

– Подъем, за мной, бегом!

Бежали до ручья. Память Игоря не подвела. Ручей метра три шириной, глубина до середины бедра. По вязкому дну уже не побежишь. Шли медленно. Попутчики его отдышаться успели, но ноги замерзли. Игорь скомандовал:

– На берег, вылить воду из сапог. И снова бегом, так обмундирование на теле высохнет, холодить не будет.

Километров через пять старлей не выдержал.

– Все, сдохну сейчас, – прохрипел он.

– Привал на пятнадцать минут. Воду не пить. Если очень хочется, пополоскать во рту, максимум – один глоток!

Четверть часа пролетели быстро. С видимой неохотой поднимались радист и наводчик. Игорь приказал:

– За мной, бегом!

С бега переходили на шаг, снова бежали, пока Воронцов не заявил:

– Все, лучше застрели меня, сержант, не могу больше. Ты что, двужильный?

– В разведке ты не служил, старлей. Жить захочешь – больше пробежишь. Хорошо, даю десять минут, отдыхайте. Ноги повыше задерите на деревья.

Сам с картой уселся. Судя по всему, километров двадцать от аэродрома ушли. Зона оцепления или облавы по размеру больше этого радиуса не будет, иначе дивизию придется задействовать. А у немцев в тылах таких сил нет. Дальше прямиком на восток идти опасно.

Во-первых, лесов нет, открытые пространства, где их могут засечь. Во-вторых, немцы будут ждать от их группы именно такого шага, на каждом перекрестке, у мостов выставят патрули. А открытого бое столкновения группа не выдержит. У наводчика и радиста пистолеты, и стрелки из них, судя по всему, неважные.

Решил двигаться в сторону Речицы, потом на Гомель повернуть. Почти везде в этом направлении леса. Есть где укрыться, переночевать. Одно плохо – провианта осталось только на сегодня, да и то скромно перекусить. А завтра есть будет нечего.

Выдохлись парни, Игорь их уже не гнал, шагом шли. К вечеру на ночевку место Игорь удобное нашел. Доели сухари и консервы, запив теплой водой из фляжек.

Удручало Игоря, что выходить придется не в полосе своей дивизии, а может, и армии. Передовая неизвестная, линия фронта может измениться. И сколько до нее? Тридцать, пятьдесят километров? Вопрос вовсе не праздный. Подберешься к передовой, а тут рассвет. И куда деваться, если местность открытая? Он, как человек, не единожды переходивший линию фронта, опасности эти осознавал. Радист и наводчик во всем полагались на Игоря, голову лишними мыслями себе не забивали. Разведчик на что?

Переночевав, попили воды, есть было нечего. Утром по лесу шли. Крюк, но передвигаться скрытно удавалось. Немцы в лес не ходили, пугал он их. В первые недели и месяцы спокойно ездили по лесным грунтовкам, даже одиночные машины.

А потом окруженцы отстреливать их стали. Как партизанские отряды появились, леса и вовсе запретной зоной стали. Только когда облавы и прочесывания устраивали, да силой большой при поддержке артиллерии, тогда отваживались входить.

Чаще полицейских посылали, специально батальоны формировали. Если и поубивают русские русских – не жалко, арийцам они неровня.

Через полдня хода услышали далекое погромыхивание. Пушки бьют, до передовой километров пятнадцать. Радист голову в небо поднимать стал.

– Небо чистое, а громыхает.

– Канонада пушечная, фронт близко. Не слыхал никогда?

– Не-а.

Лес возьми и кончись, а до передовой еще не добрались. Судя по слышным пулеметным очередям, до траншей еще километра полтора-два.

Залегли на опушке. Идти по открытой местности, да белым днем, – чистое самоубийство. Машины вдалеке проезжают, километрах в двух в стороне пушечные стволы видны. На батарее всегда часовые бдят, засекут сразу. Надо ждать ночи. Один бросок всего, но самый сложный и опасный.

– Отдыхаем, ночью переходить будем, – распорядился Игорь.

Только он планов командования не знал. Слишком невелик званием. Рядовому и младшему командному составу о планах не говорят ничего, только в последний момент, когда приказ получен.

Массированная артподготовка началась. С наших позиций сначала с воем полетели реактивные снаряды «Катюш». На немецких позициях сплошные разрывы, дым, пламя. Со стороны, издали смотреть и то страшно. А что на самой немецкой передовой творится?

Все трое вскочили на ноги, наблюдают.

– Это что? – спросил Степанцов.

– Артподготовка. С такого ракурса ты в первый и, наверное, в последний раз видишь. Любуйся, – ответил Игорь.

Не успели стихнуть разрывы снарядов «Катюш», начала бить ствольная артиллерия всех калибров. Минометы и полковые пушки били по первой линии траншей, дивизионки и гаубицы по целям в глубине обороны. Причем били прицельно, по разведанным целям.

Потому что на немецкой батарее, которую наблюдала группа, сразу взорвались четыре мощных снаряда.

– Не меньше, чем сто пятьдесят два миллиметра, – авторитетно заявил наводчик.

Уничтожить технику, тяжелое вооружение – первоочередная задача наступающих. Контрбатарейная стрельба позволяет подавить ответный огонь, дать наступающим шанс с меньшими потерями в личном составе и технике продвинуться. Гул от пушечных выстрелов и разрывов снарядов сильный. Группа, хоть и далеко была, а на уши давило.

– Парни, похоже, нам повезло. Передовую переходить не придется. Сидим тихо, наши сами сюда придут.

Обстрел немецких позиций длился около получаса. Когда он прекратился, пехота при поддержке танков двинулась вперед.

Казалось – на немецких позициях не должно было остаться в живых никого. Тем не менее немцы открыли огонь. Жиденький, винтовочно-пулеметный, редкие пушечные выстрелы. Противотанковые пушки обычно ставили за первой линией траншей. Укрыты в капонирах, небольшие по высоте, часть из них уцелела. По ним, обнаружившим себя, стреляли наши танки и самоходки. В одном месте наши прорвались, в прорыв кинули подкрепление, как зачастую бывает. К сорок четвертому немцы пошли уже не те, что в сорок первом. Боялись фланговых ударов, обходов, окружения, как части РККА в сорок первом. Немцы пятиться стали, отступать, бросая тяжелую технику. Самим бы спастись, не до пушек или минометов. Их подготовить к транспортировке надо, тягачи подогнать. Только времени нет, русские рядом.

Радист, глядя на разворачивающиеся перед глазами события, аж подпрыгивал:

– Эх, пулемет бы сюда, я бы им!

– Сомнут, схарчат, косточки выплюнут, – остудил Игорь. – Силу сила ломит, а нас трое. Сиди спокойно и дыши через раз. Немчура в лес может кинуться, спасаясь. Тогда посмотрим, какой ты герой.

Радист язык прикусил, осознав грозящую опасность. Но немцы уходили, яростно сопротивляясь, по дорогам, по открытой местности.

Затем люди, техника пропали, а через несколько минут показались наши танки. Характерные силуэты Т-34 и СУ-85 не оставляли сомнений – наши! Радист выбежать из леса хотел. Игорь успел его за рукав схватить.

– Куда? В пылу боя дадут очередь из танка. У стрелка сектор обзора мал, стреляет по любой движущейся цели. Лучше ляг, чтобы случайной пулей не задело.

Сам Игорь за толстым стволом дерева стоял. За танками пехота бежала, две жидкие цепи.

И только когда они пробежали вслед за танками, Игорь скомандовал:

– Вот теперь можно.

За наступающими обычно санитары шли, эти палить в кого попало не будут. Так и оказались в расположении наших частей.

Более удачного перехода через линию фронта у Игоря еще не было. От командования благодарность получил за успешно выполненное задание. Опасался в душе, что старлей Воронцов осуществит угрозу – напишет на Игоря рапорт.