Наши штурмовики и бомбардировщики теперь «работали» по целям внутри котла, стараясь уничтожить боевую технику. А наши истребители действовали против немецких транспортников. Если лишить окруженных продовольствия и боеприпасов, рано или поздно немцы сдадутся. Вывести из строя целую армию – это дорогого стоит. Шестая полевая армия и четвертая танковая в общей сложности насчитывали двадцать две дивизии. Наладить снабжение по воздуху, даже без противодействия советской авиации, было невозможно. Это понимали в Генштабе ОКВ в Германии, так же как и Паулюс, все же он был грамотным генералом. Паулюс послал Гитлеру радиограмму с просьбой вывести войска из Сталинграда и совершить прорыв из кольца при поддержке со стороны группы армий «Дон» Эриха фон Манштейна. Эта группировка насчитывала 30 дивизий, в том числе 6 танковых и одну моторизованную. Но она была раскинута по фронту на шестьсот километров от станицы Вешенской на реке Дон и до реки Маныч.

Удар предполагалось нанести из района Котельникова, оттуда до армии Паулюса было 120 км. Но Гитлер запретил вывод войск из Сталинграда, руководствуясь не военной необходимостью, а политической. Сталинград был нужен для дальнейшего наступления до Урала. Немцы недооценили противника, русские переиграли.

К началу сорок третьего года шестая армия представляла собой жалкое зрелище. Обмороженные, обовшивевшие, больные солдаты, почти деморализованные из-за того, что их кумир, их фюрер бросил свою армию, не оказал действенной помощи. Военнослужащие уже осознавали, что армия обречена и вопрос капитуляции – это вопрос нескольких дней. Советское командование 8 января 1943 года предъявило Паулюсу ультиматум. Если он не сдастся к 10 часам утра 9 января, все находящиеся в окружении войска будут уничтожены. Паулюс на ультиматум не ответил. Его отказ обрек многих немцев на смерть. Самого генерал-фельдмаршала взяли в плен 31 января 1943 года.

Для немцев ноябрь 1942 года вообще стал временем катастроф, как предвестник грядущего поражения. В ноябре началось наступление русских и окружение 6-й армии. Так же 4 ноября африканский корпус Роммеля, этого «лиса» пустыни, подвергся ударам британских частей генерала Монтгомери под Эль-Аламейном. Немцы вынуждены были отступить от Египта к Триполи.

Победу под Сталинградом широко освещали газеты, сводки Совинформбюро перечисляли количество пленных, взятых трофеями танков, пушек, самолетов и прочей техники. Но до победных салютов в Москве было еще далеко. Впереди был тяжелейший 1943 год, Курская дуга, когда удалось сломать хребет гитлеровской армии.

© Корчевский Ю. Г., 2015

© ООО «Издательство «Яуза», 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Серой лентой уносилось под колеса машины шоссе. И что я такой невезучий? Еле отпуск на работе летом выпросил, капитан мой все время твердил: «Навигация, навигация, иди, как все, – зимой».

Попал я в Ярославское речное пароходство совершенно случайно. Окончив Челябинское танковое училище, честно оттянул свою лямку четыре года, как говорят в армии, «через день под ремень» – взводным, пройдя «славный путь» от лейтенанта до старшего лейтенанта. А потом в армии начался кавардак, денег едва хватало на самое насущное, и, когда полк наш сократили, я уволился. Так в двадцать восемь лет я стал безработным.

У отца был знакомый в пароходстве, который и привел меня в отдел кадров.

Посмотрев мои документы, кадровик улыбнулся:

– Так, значит, Сергей Колесников? У нас танков нет.

– Но в дипломе же написано – «инженер-механик». А дизель – он ведь что в танке, что на судне.

– Да, это верно. Для начала определим тебя стажером на сухогруз «Окский-35». Постажируешься, оглядишься с месяц, а там видно будет.

Вот так я, бывший танкист, и стал судовым механиком. Склонность к железу у меня с детства была. Сколько себя помню, отец и дома, и в гараже с железками возился, вот и я потихоньку втянулся. И учиться пошел не на новомодных ныне юриста, экономиста или менеджера, а к технике поближе. А что в военное училище – так романтика юношеская толкнула. Опять же – на полном государственном обеспечении, поскольку жили мы небогато. На еду и одежду хватало, но излишествами я избалован не был.

А не повезло мне, потому как познакомился с хорошей девушкой, уговорились в отпуск вместе ехать, и вдруг – на

тебе: мало того, что отпуск ей не дали, так еще и в командировку отправили.

Провожая, я подвез ее к вокзалу. Прощаясь, расцеловались, а на перроне цыганка ко мне пристала:

– Дай погадаю, красавец! Все скажу – как есть и что ожидает!

Сроду на такие штучки я не велся, отмахнулся от нее, да разве от них отвяжешься? Так и шла со мной до машины, а за нею – выводок ее, трое детишек чумазых, галдящих.

– Мужчина, позолоти ручку! – не отставала цыганка.

Чтобы она отвязалась, я вытащил из кармана смятую сторублевку и сунул ей в руку. Сам же отпер дверь своей «шестерки» и собрался уже сесть, как цыганка дернула за руку:

– Предстоит тебе дорога дальняя.

Мне стало интересно, я задержался. Мне ведь и в самом деле предстояло ехать в Смоленск – даже дальше.

Цыганка раскинула на капоте карты.

– Не надо тебе ездить, не будет удачи. Ждет тебя казенный дом.

Во как! «Казенный дом» – это что? Больница, тюрьма или чиновничья управа?

– Врешь, поди. Все вы так говорите.

– Карты не врут, красавец. Домой не вернешься.

Вот никогда не верил в гадания!

Я сплюнул и сел в машину.

Цыганка забрала карты и отошла. Чего, спрашивается, каркать под руку?

Через полчаса я уже забыл о гадании, собирая машину. Вещи надо погрузить, продукты, лопаты – маленькую саперную, штыковую и совковую. Мне без них – никак. А еще лупу, веревку и много чего другого.

В прошлом году вместе с отцом на Смоленщину ездили, нынче одному придется – слаб здоровьем батенька стал, куда ему землю копать? К тому же в прошлом году аккурат под конец отпуска дожди пошли, пришлось бросить раскопки. Нет, я не кладоискатель и не «черный следопыт». Могилу деда ищем. Еще в войну похоронка на деда пришла. Бабушка поплакала, смирилась, да и прожила потом одиночкою горемычной, растя отца. А после войны жизнь тяжелая была, полуголодная. Так и мыкала нужду, пока отец не вырос да работать не пошел. Там уж полегче стало. Потом отец женился, появился я, и жизнь пошла по накатанной колее: дом, работа – до того момента, когда три года назад отец на празднике

Дня Победы встретился случайно с фронтовиком. Тот и разбередил ему душу.

Оказалось, что они с дедом воевали вместе – в одном полку и даже одной роте. Однако же сказать, как погиб дед и где похоронен, он не смог.

И появилась у отца навязчивая идея – найти могилу деда и поклониться праху его.

Понемногу и я проникся этой идеей. А после прошлогодних поисков и раскопок, когда мы нашли незахороненные останки и смертные медальоны воинов, и сам загорелся. Правда, один из медальонов оказался пустым, а на бумажке из второго медальона почти ничего нельзя было разобрать. Но мы сдали эти находки в военкомат. Есть же эксперты, может, и удастся установить фамилию павшего воина, и тогда еще одним неизвестным солдатом станет меньше, и семья узнает, где упокоился их отец или дед.

Рано утром я завел машину и выехал на Москву. По случаю воскресенья машин на дороге было мало, трасса была пустынной, и я давил на педали.

Впереди показался «Пежо», в просторечии – «пыжик». Посторонись, насекомое, «гонщег» едет!

Чем ближе подъезжал я к столице, тем оживленней становилось движение.

Вот и кольцевая. Мне направо. По «Европе-плюс» крутили Inna с ее хитом «Amazing», а потом Armin van Buuren. Неплохая музычка.

После Можайска машин снова поубавилось.