Андрей направился домой. Уже семь вечера, он устал, сильно хотел есть. Дома Мария посетовала:

– У других мужья как мужья. В театры ходят, в парках гуляют. А ты как гончий пёс. В зеркало на себя посмотри – похудел, хотя дальше некуда. А всё работа твоя. Язву желудка заработаешь с таким питанием.

– Она у меня уже есть, – пошутил Андрей. – Марией звать.

– Да ну тебя! Я серьёзно, а ты зубы скалишь.

– Служба у меня такая, пойми.

– Другие тоже служат, от восьми до восемнадцати, в выходные дома. А я тебя не каждую ночь вижу, не то что днём.

– Кто-то же должен бандитов задерживать, с преступностью бороться?

– Молодых полно, кто не воевал, пороха не нюхал. Ты своё Родине отдал, ранен был на фронте и в милиции.

– Хочешь сказать – надо другую работу искать? Вот мне тридцатник, а что я умею? Только бандитов ловить. Не печник я, не электрик, не токарь, не шофёр. Уйду из милиции, куда пойду? В дворники податься? Так ты сама будешь стесняться со мной по улице пройти! Как же! У тебя высшее образование, а муж дворник.

– У тебя в управлении наверняка есть другие места для службы – ОБХСС или при штабе кем-нибудь.

– Есть. Но не могу я бумажки перекладывать. Опер я по жизни!

– Андрей, ты непробиваемый, для тебя работа – всё. А ты ещё и муж, внимание мне уделять должен.

Такой разговор Мария заводила не первый раз. Андрей её понимал, но и службу свою бросить уже не мог. Да, трудная, опасная профессия, но по-настоящему мужская. Да и не всякий мужчина способен её достойно потянуть. Но служба Андрею нравилась, при всех её негативных моментах.

С утра Андрей на вокзал, к обеду в Смоленске был. Всё же медленно поезда ходили, через каждые сто километров бункеровка водой, а то и углём. Знакомые говорили, на Ленинград электровозы пустили. Быстро идут, копоти и сажи нет. А как же, так и должно быть, после войны девять лет прошло, страна почти отстроилась после разрухи. И как Андрей представлял, впереди светлое будущее, без войн, в достатке. Нацизм в самом его логове удавили, откуда ему вновь взяться? Полагал, все страны антигитлеровской коалиции угрозу нацизма осознали, не позволят подняться вновь.

Для начала в отделение железной дороги направился. Узнать надо, где этот разъезд. А ещё хотел просмотреть личные дела сотрудников железной дороги, кто на разъезде работает. Вахтёр в форме и с револьвером на ремне вход преградил, но удостоверение произвело должное впечатление. Андрей сразу в кадры, представился.

– Чем могу?

Начальник отдела, бывший фронтовик, на пиджаке орденские планки. Свой человек. Андрей питал к прошедшим войну особые чувства, как к родне, пусть и далёкой.

– Мне бы личные дела сотрудников просмотреть, работающих на Триста семьдесят восьмом километре.

– Это можно. Там всего тридцать два человека, много времени не займёт.

По распоряжению начальника сотрудница принесла папки. Женщин – стрелочниц, нормировщицу, начальницу разъезда, Андрей сразу в сторону отложил. Оперативного интереса они не представляли. А вот личные дела мужчин изучал, особенно фотографии. Некоторые фото сразу после войны сделаны, люди изменились, постарели. Андрей искал кого-то похожего на Святошина. Понятно, что он не под своей фамилией жил, год рождения и место сменил. Убил час и ничего подозрительного не обнаружил. Сердце упало, как и настроение. Была надежда, даже предчувствие, интуиция – и пусто!

– Вам только работающих надо было или нужны те, кто уволился?

– Нужны! – подскочил на стуле Андрей.

Женщина принесла две папки. Андрей перевернул картонную обложку и замер. Он боялся поверить в удачу. На него смотрело то лицо, что он видел в деле об убийстве старшины в управлении МГБ. Андрей был готов расцеловать кадровичку.

– Когда он уволился?

– Четыре дня назад.

– На пенсию ему рановато вроде.

– Сказал – уезжает и работу более денежную себе нашёл. Он стрелочником работал у нас.

Андрей старательно списал все данные из личного дела – фамилия, адрес, номер и серия паспорта. Если у Святоши паспорт, сделанный немцами, то запасного нет. Для агентуры немцы использовали настоящие советские бланки паспортов, военных билетов, трудовых книжек, захваченные в качестве трофеев. И печати, штампы тоже настоящие были. В первые месяцы войны неразбериха была. По радио сводки передают, кажется – немцы ещё далеко, а утром немцы в город входят. И первым делом к государственным учреждениям. Документы захватывали, деньги и ценности в банках, вооружение на складах.

И даже если Святоша уедет, при любой проверке паспорта, при прописке, получении посылки или заказного письма на почте паспорт засветится, задержание – только вопрос времени. Но не факт, что Святоша не приготовил себе запасные документы на всякий случай. В послевоенное время на толкучке можно было задёшево купить украденные или утерянные документы, затем найти умельца, кто фото сменит, а то и в фамилии буковку исправит. И будет вместо Старинова Стариков.

Андрей спросил, как добраться до разъезда. Оказалось, это железная дорога в сторону Ельни, а не Московское направление, как думалось Андрею.

Он стоял на тротуаре и раздумывал. Позвонить в управление МГБ лейтенанту, который оставил номер телефона, или ехать самому? Расследовал дело он, и на преступника вышел тоже он. Конечно, назвать Святошу преступником может только суд. Но судя по кровавому следу, что оставил за собой этот человек, Андрей был уверен в том, что это и не человек вовсе. Предатель, кровавый монстр. Позвони или сообщи он в ГБ, они сразу выедут группой захвата на машине. Все лавры достанутся им, по-человечески обидно. Он начал, он и завершить должен.

Но всё-таки склонился к сотрудничеству с чекистами, взвесив «за и против». Святоша уже уволился и собирается уезжать, может быть, в этот самый момент. Пока Андрей доберётся на перекладных, уйдёт время, и Святоша может улизнуть, осесть на бескрайних просторах Союза. Ищи его потом вновь!

И он отправился к управлению МГБ по Смоленской области. Город, сильно разрушенный в войну, практически руинированный, отстроился, по крайней мере в центре. По дорогам бегали не только старые полуторки и «захары», но и «Москвич-400» и «ГАЗ-51». И ничего, что «Москвич» – это «Опель-Кадет» образца 1938 года и сделан на оборудовании, вывезенном по репарации из Германии. Не велика машина, а глаз радует. Для населения раньше легковых машин не выпускали. «М-1» знаменитая – для госструктур, «ЗИС-110» для правительства. Знак хороший, люди жить стали лучше, раз машины покупают.

И в одежде прохожих, особенно женщин, появились жизнерадостные цвета. Раньше уныло – однообразные, серый и чёрный, разбавленные воинским зелёным.

К управлению поторапливался, но успел к обеду. Снова на пути дежурный встал.

– Товарищ, у меня срочное дело, можно сказать – государственной важности. Позвоните лейтенанту, фамилию не знаю, вот номер.

Андрей предъявил бумажку с цифрами.

– Перерыв, обеденное время, – бубнил дежурный.

Андрей разозлился.

– Я преступника нашёл, предателя Родины и бывшего полицейского. Он сейчас чемоданы собирает, а ты – обед! Есть же в управлении кто-то, кому служба дороже жратвы?

По лестнице спускался мужчина в штатском, услышал перебранку, остановился. Дежурный честь ему отдал, понятно – служит здесь и, судя по возрасту, чинов изрядных.

– Что тут происходит?

– Оперуполномоченный уголовного розыска Фролов из Москвы. У меня по делу фигурант проходит. Оказалось – из бывших предателей, полицейский. У него руки по локоть в крови. Установил я его, а этот гад с работы днями уволился, явно уехать собирается. Брать его надо срочно!

– У нас на него дело есть?

– Есть, мне лейтенант показывал. Кличка фигуранта Святоша.

– Дежурный, срочно разыскать майора Самохина, хоть из-под земли и сюда!

– Есть!

Дежурный за телефон схватился.

– Я здесь побуду, брось телефон, сам беги в столовую, в кабинет.